Глава 16 Главная тайна королевы
Закрыв дело с письмами, король вновь отвернулся от королевы, но не этого хотел кардинал, он вовсю жаждал полного примирения королевской четы. Были использованы чары уже отставной фаворитки и Людовик XIII, к удивлению всего двора, провел 5 декабря ночь с Анной Австрийской. К своим фавориткам стеснительный и вечно комплексующий монарх испытывал исключительно платоническую любовь, а от греха с фаворитами давнего женоненавистника, имевшего гомосексуальные наклонности, короля спасала глубокая вера, непоказная истинная набожность.
Это событие обсуждал весь двор, но когда меня с младенцем навестила Николь, событие повернулось с такой неожиданной стороны, что жуть берет.
- Понимаешь, какое дело, - шептала мне Николь, - кардинал все время твердил Рошфору, что его миссия начнется с момента, когда король войдет в спальню королевы. Поняла? Я делю мужчину с королевой Франции. Интересы государства требуют, чтобы королева зачала наследника трона.
- Не может быть, - шептала я.
- Конечно план кардинала циничный, сопровождаемый сильнейшим давлением и шантажом, но Анне Австрийской противится ему стратегически не выгодно. Она как никто сознает, что лишь ребенок-сын упрочит ее крайне шаткое положение. Король сотни раз заговаривал о разводе, наличие наследника пресекает все атаки с этой стороны. Ее беспокоило, что кардинал, как в былые годы, задумает сам взяться за выполнение столь щекотливой миссии. Когда после перечислений болезней короля при надежде страны на здорового наследника трона, Ришелье сказал, что сам болен еще пуще, у Анны переменилось настроение.
- Так королева согласилась сама?
- Скажу больше. Ришелье давно, уже в начале года сговорился о том с Анной Австрийской и, когда та стала выказывать нетерпение, наорал на нее. Да, да было и такое. Вам, мол, в свое время пришлось инсценировать случайный выкидыш, хотя намеренно избавились от бремени, поскольку срок зачатия ребенка никак не совпадал с визитами короля в вашу спальню. Сейчас, когда таких визитов нет уже несколько лет, нельзя повторять ошибки вашей легкомысленной подруги. Я не взбалмошная де Шеврез, которая думает об удовольствиях королевы, и не смотрит на числа.
- Почему выбор пал именно на Рошфора? - сомневалась я.
- Наш славный король Генрих IV наплодил столько бастардов, что желай кардинал непременно сохранить черты Бурбонов, у будущего короля Франции, выбор у него был большой и отказов тоже не последовало бы. Однако все эти Вандомы, Бофоры, сами рвутся к власти и готовы отодвинуть Людовика не только с кровати жены, но и с трона, чего кардиналу совсем не требуется. Ему нужен здоровый мужчина, достаточно знатный, чтобы не ущемлять гордости испанки и совершенно преданная ему личность, чтобы сохранить тайну рождения будущего короля.
- А если родится не сын, а дочь?
- Миссия будет продолжена, а раз это не разовый поход в спальню королевы, то требуются и умение царедворца и таланты шпиона. У чопорных вельмож такого дара не сыщешь, да и болтливы они не в меру. Смертность и у королевских детей бывает, так что для верности наследнику лучше иметь брата, а это означает твердое продолжение скрытой, щекотливой и ни в коем случае не достижимой для королевского уха миссии. Что тайна будет охраняться сверх строго сомневаться не приходиться.
- Послушай, Николь, так значит Рошфор действительно любимец кардинала?
- Кто его так называет?
- Я слышала это в замке Бражелон.
- От графа я не слышала, что он любимец, но за ним Ришелье не подглядывает.
- О чем это говорит?
- Очень о многом. Кардинал строго присматривает за своими личными секретарями, боясь, что вдруг снимут лишнюю копию с документа. Его подозрительность вошла в поговорку, а вместе с тем, скажем, Дени Шарпантье является преданным секретарем кардинала. Полным доверием Ришелье пользуется только отец Жозеф и, наверное, Рошфор.
- Николь, это ведь такая тайна, о которой даже заикаться нельзя. Ты тут чопорных вельмож упрекаешь, а сама?
- Как будто не знаю, но если я никому не скажу, то наверное лопну от внутренних волнений. Неужели ты способна меня выдать?
- Нет, конечно, но ты рискуешь головой.
- Если никто не проболтается, так все обойдется. Утро Ришелье начинает с доклада отца Жозефа, который приносит свежие донесения от многочисленных шпионов. Тут и выкраденная корреспонденция, подслушанные разговоры при дворе, протоколы пыток, перехват записок заключенных в застенках и даже наметки планов влиятельных лиц. Причем отец Жозеф любит перепроверять полученную информацию.
- Самое главное не дать повода другим думать, что ты что-то знаешь, - говорю я.
- Знаю, Полин, я-то буду под подозрением обязательно, а потому к тебе больше ни ногой и ты ко мне никого не присылай. Договоримся, что наша последняя встреча, если кто будет спрашивать, была в середине года, когда крестили Жана Клода. В ту пору о миссии не знал и Рошфор. По крайней мере хоть ты избежишь подозрений тайной полиции.
- Хорошо, договорились.
- Значит так. Весь наступающий 1638 год не встречаемся. В конце года будет ясно, чем закончится миссия Рошфора и закончится ли. Вот тогда я сама дам тебе знать. Ни под каким видом не ищи встречи со мной, Полин.
Без подруги я быстро заскучала. Планше заметил это: может к Николь сама сходишь, что-то ее давно не видать?
- Она собиралась съезжать, а нового адреса не дала, мол сама пошлет весточку.
- Я видел ее вчера на пороге гостиницы, что на улице Монторгейль. Разве не там она прежде обитала?
- Жан, это очень и очень важно: не подавай виду, что знаком с нею, а если будет кто расспрашивать, скажешь, что видел ее последний раз на крестинах нашего сына.
- Это почему так?
- Ничего не могу больше прибавить, но, если не хочешь иметь проблем с тайной полицией, то следуй моим указаниям.
Как только о беременности королевы стало ясно вполне, король сделал экстраординарный жест: 10 февраля 1638 года выходит королевская декларация, в которой Людовик XIII посвящает свое королевство Пресвятой Деве Марии. Во всех церквах Франции еще не посвященным Богоматери необходимо было возвести часовни в ее честь, а в день праздника Успения Богородицы во время торжественной мессы всяк должен был помянуть данный обет короля. Никто не мог утверждать в ту пору, что королева подарит супругу дофина, что она вообще доносит эту беременность, но необычный обет Людовика XIII давал настрой всем подданным. Одно было несомненно, королева беременна и от этой новости ликовал люд. К радости примешивалось опасение, как бы Анна Австрийская не разрешилась дочерью.
После услышанного от Николь, мне страсть как захотелось посмотреть на королеву. Я ее не видела никогда. Раньше жила вдали от столицы, в Париже все время были другие заботы, в Лувре, понятно, не бываю. После удивительного обета короля вся Франция стала молиться о наследнике престола, а сама королева ходила от святыни к святыне. Однако чаще всего бывала в соборе Нотр-Дам-де-Пари и в конце февраля наша соседка настоящая ломбардка Мария Лиссоне проведала, что сегодня Анна Австрийская будет там на утренней обедне. Мужу по силам пару часов присмотреть за сыном, и я отправилась на остров Сите посмотреть на красавицу королеву, которая после 22 лет брака готова подарить Франции наследника.
Придирчиво рассмотрела нашу августейшую особу. Образ ее, который рисовало воображение ранее, отталкивался от слышанного часто – испанка, испанка. Наверное, это относиться к характеру, а вот внешне, - да ничего похожего. Знаю я, как испанцы выглядят, и испанок тоже повидала, все жгучие брюнеты. У нашей королевы длинные каштанового цвета локоны обрамляют округлое, даже полноватое и вполне ординарное лицо. Наряди ее попроще, запусти в толпу, и незнакомый человек определит ее фламандской прачкой. Обнаженные руки хороши? Так ведь не прачка все же. Это наблюдение справедливо, пока королева хранит молчание. Стоит ей заговорить, как при повелительных нотках подбородок уходит вправо. А может влево? Тут, как считать, от царственной особы или ее наблюдателей. Вечно-то я путаю эти право-лево; муж зарекся меня поправлять.
Интересно, стирала ли она когда? Память услужливо преподнесла давнюю картину: прачки Менга степенно с тяжелыми корзинами вереницей спускаются к Луаре. В детстве мне казалось, что они в злобе к ненавистному белью колотят его палками. Уж вроде выкрутили, выжали жилистыми руками всю влагу, нет пояснили мне, зола отдаст мылистые пузыри только, когда основательно обхлопаешь колотушками. Одного полоскания недостаточно. Вот король не гнушается много делать своими руками. Людовик XIII любит столярничать, охотно учится разным ремеслам, отливает небольшие пушки, делает рамы окон, говорят, собственноручно варит варенье и гипокрас*.
Рассматривая вблизи Анну Австрийскую вздумала мысленно соединить ее с Рошфором, который тоже горделиво держится на людях. Попробовала представить их обоих в приватной обстановке; и это без труда получилось. Наверное, потому, что по часто наступающим гримасам надменности они не уступают друг другу.
С чувством выполненного долга возвращалась домой, а по пути строй моих мыслей принял новый оборот.
Н-да, 12 лет назад Бекингэму конечно доводилось лицезреть лицо нашей королевы в лучшем состоянии, но вряд ли намного. Почему все говорят об Анне Австрийской, как о красавице? Королева, - вот от чего отталкивается всякий. Как много в оценке человека занимает общественное положение! Может и Бекингэм будь жив, и доведись его лицезреть окажется не столь хорош внешне, как раскрашивает молва, если отбросить пышные наряды, разумеется. Одно слово – герцог, и народ начинает охать и ахать.
А я сама? Совсем мне д’Артаньян вначале не приглянулся. Красивая форма, раз, элитные войска опять же, так сразу по-другому смотришь на человека. Совсем молодой и уже лейтенант, командующий опытными усатыми воинами. Вот и потеряла голову. Так развенчав королеву, перешла на знакомого лейтенанта мушкетеров. Правильно будет сбросить с пьедестала памяти эту фигуру. Забыть не получится, да и не стоит, а объяснить самой себе происшедшее с заземленной позиции надо. Удобнее жить дальше.
Развенчав мысленно д’Артаньяна, захотелось поговорить о нем, и на ум пришла Катрин Фрашон. Половина пути к улице Барр и так преодолена и после моста Нотр-Дам я повернула направо. Прошла Гревскую площадь с содроганием, - совсем недавно здесь казнили начальников пикардийских фортов. Правда я почти ничего не видела, но в толпе живо передавали из уст в уста происходящее, и, находясь на месте казни, вовлеченность в событие принимала непонятную осязаемость, даже не видя всех картин ужасного действа. За ратушей церковь Сен-Жерве, вот и улица Барр. Спросила прохожих о доме, принадлежащем аббатству Мобюссон и мне указали на фахверковый дом. Низ выложен массивным камнем, а со второго этажа пошли сплошь вертикальные стойки, раскосов мало, балок с подкосами почти нет, ну а между ними, как водится, глинобитный материал. Чуть постояла в раздумье, еще и еще раз окидывая взором островерхий дом. Зачем пришла? Что скажу? Решилась, - отважные действия смогут прояснить ситуацию.
Открываю дверь и сталкиваюсь с Катрин.
- Я здесь вроде привратника, - объяснила она.
- Привратниками служат мужчины, - говорю
- Это представительский дом монастыря и монастыря женского. Сама обитель находиться в 11 лье от Парижа, недалеко от места впадения Уазы в Сену.
- У меня от д’Артаньяна был ребенок, правда он не прожил и двух месяцев, - решила с порога огорошить мнимую монашку.
Чтобы прийти в себя той понадобилась пауза, которую она заполнила жестом, приглашая меня на плетеную кушетку явно для посетительниц; подала блюдо с мелкими сухариками и кувшин с водой. Еще раз пригласив сесть, спросила: в каком году?
- В 1634, а расстались мы годом ранее. Он тогда был уже не гвардейцем, а лейтенантом мушкетеров.
- Да, да, всегда была уверена, что он сделает карьеру. Он ничего не знал про ребенка?
- Совершенно. Не знал даже, что беременна.
- Почему же вышла замуж за его слугу?
- Когда я через два года приехала в Париж у д’Артаньяна давно была другая. Планше много лет уже не слуга и мы на пару купили кондитерскую лавку. Что у меня было с д’Артаньяном всё в прошлом.
- Тогда зачем мне сейчас о нем говоришь?
- При муже, сама понимаешь, говорить о нем было неудобно. С твоей стороны была полная откровенность и мне захотелось отплатить тем же.
- Д’Артаньяна я не видела с тех времен, как началась осада Ла-Рошели. Это еще более прошлые воспоминания, чем у тебя.
- Сейчас, а сейчас, когда ты в Париже, ты не хочешь его увидеть?
Катрин опустила голову, вздохнула и чуть слышно молвила: очень хочу.
- Однако не в этом состоянии. Мне надо хоть чуть-чуть привести себя в порядок. А ты? Коль спрашиваешь меня, наверное, и тебя подмывает видеть первую любовь.
Вот она как выразилась! Пожалуй, копнула глубже, тут находится правда. В этом суть и потому мне требовалось не скидывать с пьедестала эту личность прошедшую по моей жизни, а поместить в дальний уголок сердца. Я взглянула на Катрин с благодарностью.
- Это было давно, пусть по времени и не очень. У меня сейчас другая жизнь, но и свою прежнюю зачеркивать не стоит, - медленно проговариваю новую позицию.
- Это так чудесно, когда новая жизнь приносит плоды. У тебя, Полин, есть не только муж, есть ребенок. Имеется статус замужней женщины, и ты смело смотришь вперед. А я? Я наказана судьбой.
- Наверное, не все так печально, Катрин?
- Д’Артаньян любил меня, но что я ему сейчас предъявлю кроме своих грехов и ошибок? Выгляжу вовсе жутко. Нет, не буду искать с ним встречи.
- Встреч можно не искать, а посмотреть со стороны разве не хочется?
- Как?
- Он лейтенант королевских мушкетеров и, когда король едет в ратушу к городским старшинам, а это рядом с твоим местонахождением, его всегда сопровождают мушкетеры. Они там как-то меняются, то есть не всегда при королевском кортеже будет именно д’Артаньян, но вероятность его узреть рядом с каретой его величества весьма высока.
- Как часто король приезжает в Отель де Виль?
- Вот этого я не знаю. Ты в двух шагах от этого заведения, установить связь с прислугой не сложно, а там и сведения добыть. Пожалуй, мне пора кормить Жан Клода. Пойду.
Поднимаюсь, и открывается дверь. Глаза Катрин засветились благодарностью. Перевожу взгляд с нее на вошедшего и узнаю Арамиса.
- Мне сказали аббатиса должна быть здесь, - сказал он, обращаясь к Катрин, поворачивая ко мне удивленное лицо.
- Она была здесь полчаса назад, теперь направилась в монастырь, но по пути заедет на Ломбардскую улицу в Сластену, может успеете там ее перехватить.
Я с признательностью гляжу на Катрин, она мне ничего не сказала про эту услугу - чудесно, если у нас появится такой постоянный покупатель. Арамис переминается в нерешительности.
- Моя подруга может вас туда проводить, - сказала Катрин, и удивление Арамиса выросло дополнительным изломом брови.
Наконец он усмирил эмоции на лице и оборотился ко мне.
- Полин, кроме Блуа вы ездили в Тур?
Тут пришел черед удивляться Катрин, она совсем не ожидала, что с Арамисом мы знакомы.
- Нет. Если вы про знакомство с Катрин, то оно состоялось в Париже.
- А сами вы давно в столице?
- Больше года. Я сейчас направляюсь на Ломбардскую улицу и могу вас проводить.
Арамис засмеялся как бы говоря, что не мне ему служить провожатой в славной столице, но наклонил голову, вытягивая подбородок в прощальном полупоклоне Катрин, и открыл дверь, пропуская меня вперед.
На улице Арамис подошел к оседланной лошади, и я сразу поняла, почему мне не приходило в голову назвать его аббатом д’Эрбле, - он был в дорожном костюме, совсем не броском, но и не указывающим на его духовное звание. Взяв лошадь под уздцы, Арамис медленно пошел со мною рядом, все еще размышляя, имеет ли смысл двигаться на Ломбардскую улицу. Так мы ступили на Гревскую площадь и увидали Портоса с Мушкетоном. Точнее они нас увидели первыми и моментально подскакали.
- Судя по всему, вы Портос въехали в Париж через Сент-Антуанские ворота, -
улыбаясь произнес Арамис.
- Это оттого мой друг, что ища встречи с вами, заехал в Нуази-ле-Сек, но мне сказали, что вы подались в столицу.
- Вы знаете, где меня можно сыскать в Париже? - с нескрываемым удивлением вскричал Арамис.
- Нет. Решил завершать свои дела без вашего совета и направился в лавку гобеленов.
- Вы хотели моего совета по шпалерным вопросам?
- Я украшаю свой замок. Мечтаю придать ему вид баронского поместья. Вы мой друг, всегда славились изяществом и отменным вкусом. К тому же, выбранная вами шпалера прекрасный повод посетить нас, чтобы взглянуть, как она будет смотреться на месте.
- Вам не хватает баронского титула?
- Признаюсь, как на духу, тогда многие дела вокруг меня приняли бы совсем иной оборот. К тому же приобретенное мною поместье Брасье выморочное,** когда-то оно было баронством.
- Милый друг, вы очень удачливы…
- Я таков! - прервал Арамиса Портос.
Он, не спешиваясь, достал шпагу, дважды слегка хлестнул плашмя по крупу лошади, затем взмахнул ею над головой, откидывая клинок назад. Немного странный салют привел Арамиса в неописуемый восторг. Они оба смеялись, о чем-то понятном только им.
- Наверное вам сказали в Нуази, что я с миссией лазаристов покидаю Францию, сейчас мне нужно уладить кое-какие дела в Париже и встретить меня вам было почти невозможно.
- В дальний путь вы собираетесь вместе с милой крошкой? - Портос весело перевел взгляд с Арамиса на Мушкетона, но того и так не покидала презабавная мина удивления на жирном лице.
- Нет. Милая Полин выразила желание сыскать мне аббатису Мобюссона, но мы потеряли много времени и уже вряд ли нагоним ее на Ломбардской улице. Так что давайте здесь распрощаемся, Полин, - Арамис повернулся ко мне.
Я присела в реверансе и обратилась к Портосу. До этого пришлось напрягать память, вспоминая его истинную фамилию.
- Могу сказать господину дю Валлону, что гобелены выгоднее всего покупать у непосредственного производителя в Обюссоне. Мой отец ездил туда за покупками. Там даже могут сделать гобелен с вашим сюжетом.
- Обюссон-Мобюссон, где это?
- Насчет Мобюссона точно не знаю, а Обюссон находится в Лимузене.
- Ну, это очень далеко. Мы в Париже и наверняка обнаружим в столице большой выбор шпалер.
Арамис вскочил на коня и трое всадников удалились от меня, помахав на прощание руками.
Столица увеличила такт своей бурной жизни. Пафос королевской декларации не должен быть нивелирован сомнительными стишками. Полиция ужесточила меры против памфлетистов, которыми так славен Париж. Когда Анна Австрийская была на восьмом месяце, был заказан ее портрет. Совсем необычная акция, - беременных давно не рисовали, мода на то давно миновала. Во всем чувствовалась дирижерская палочка Ришелье.
Гастон Орлеанский все время стремится жить в столице, но вот его опять король отправил в Блуа, и совсем не заговор тому причина. Наследный принц приобрел скандальное прозвище «снимающий шелка», которым, впрочем, гордился. К дурной славе Нового моста, где ночью воры обирали прохожих, брат короля добавил свою лепту. Шайка высокородный дворян под предводительством Месье, развлечения ради, ночью на Новом мосту выпрыгивала из-под постамента статуи Генриха четвертого и срывала плащи со знатных господ. Куда бы заткнуть этого несносного господина?
Дофин появился на свет утром 5 сентября 1638 года. Кажется вся Франция была ему рада, но брат короля Гастон с трудом скрывал свое разочарование. Гнуснейший герцог Орлеанский, потерял звание наследника престола, да и ранее всегда был вечно недовольным. По совету Ришелье король подарил своему брату шесть тысяч экю.
Как я торжествовала! Незачем такой омерзительной личности даже теоретически претендовать на трон.
В прошлом году у меня появился наследник, - радость, в этом году у Франции появился наследник. Народ бурно праздновал судьбоносное, долгожданное событие. Ликующие пересуды шли повсюду, а я, зная истинного отца будущего короля, смотрела на эти торжества и хотелось крикнуть: люди, вы ведете себя как будто в каждом в хозяйстве завелся пряник, а вас обманывают, даже в радости иметь собственного короля. Да разве такое выскажешь?
За всей шумихой официальных празднеств я старалась разглядеть, не грозит ли что хранителям страшной тайны. Первым сигналом, что лишних свидетелей убирают, послужило окончательное удаление от глаз короля в монастыре давно уже отставной фаворитки Луизы де Лафайет, которая так настаивала 5 декабря 1637 года, заламывая руки через решетку монастыря, куда удалилась ранее, чтобы его величество посетил королеву. Теперь сделали так, что король с ней не виделся вовсе.
Потом был достаточно теплый ноябрьский день, когда я, гуляя с сыном, вышла на набережную Сены недалеко от Сен-Жак-де-ла-Бушери, чтобы не опоздать к обеду и всегда слышать время, какое отбивает колокольня Сен-Жак. Меня тянуло к реке, все же с детства привыкла гулять вдоль красавицы Луары. Так важно в шумном городе увидеть движущиеся потоки воды, ощутить воздух, наполненный речной влагой, а главное, раздвинуть горизонт для взора вечно упирающегося в стены домов. Вдруг кто-то громко окликнул меня. Обернулась. Около кареты стояла Николь Майё. Она помахала мне рукой, тут же села в карету и умчалась. Это было прощание. Больше ее я не видела. Сумела ли она скрыться и затаилась в каком-либо уголке Франции или за границей? Хотелось бы на это надеяться. Более вероятен оборот ее физического устранения. Почему-то вспомнилось, как семнадцатилетними на берегу Луары задумали прознать какая будет погода по поведению божьих коровок, а они нас обманули. У меня забилась между пальцами, значит к дождю, а у Николь сразу улетела – к ясной погоде. Теперь она сама, как божья коровка упорхнула. Увижу ль я ее когда?
На следующий день у меня состоялся страшный, но ожидаемый разговор с двумя представителями тайной полиции. Они вызвали меня из лавки на улицу и подвели к закрытому портшезу. При всем моем страхе я четко разыграла свою роль. Они спросили, когда последний раз я видела свою подругу Николь Майё. Не раздумывая сказала: да, вчера, - представляете, так давно не виделись, а она только махнула рукой и укатила.
- Как давно вы не говорили?
- О, это скажу абсолютно точно. Она была крестной матерью моего сына, а крестили его 14 июля 1637 года, так что прошло уже год и четыре месяца.
Занавеска колыхнулась. Эти двое подхватили портшез и удалились. Мне думается, что в портшезе был «серый кардинал». Коль он сам взялся за это дело, то вряд ли отстанет скоро, - будет проверять и перепроверять.
Словом я стала жить в страхе и сдается, что спасла меня скорая смерть отца Жозефа. Буквально через месяц, в декабре 1638 года он умер от апоплексического удара; мне стало чуть спокойнее, но тревога из-за страшной тайны, которая досталась случайно, не покидала меня всю жизнь.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
* - Гипокрас, так назывался пришедший из средневековья напиток: красное вино с добавлением корицы, миндаля, мускуса и амбры. Людовик XIII готовил его по собственному рецепту.
** - Выморочное имущество, в данном случае титульное, – это категория наследуемого, на которое в силу определенных обстоятельств не могут претендовать (или отказываются от получения) наследники умершего. К выморочному может относиться как все наследство целиком, так и его часть.