Андрей Жуков
Часть 1
"Ты помнишь, как всё начиналось," - весело напеваю я про то, что "лодки звались Вера, Надежда, Любовь". Вижу Финский залив, голубой простор, пригревает майское солнышко, за мной теннисные корты Зеленогорского парка. Двадцать лет назад я пришел на них работать "ремонтировщиком плоскостных сооружений", проще говоря - рабочим. Платили восемьдесят рублей в месяц, меня устраивало. Когда корты закрывались, начальство уходило, я оставался и играл с друзьями.
Тогда и услышал первый раз странное слово - подкидка. Кидать, на жаргоне теннисистов, означало подрабатывать себе на жизнь: стоять на корте вроде теннисной пушки и перекидывать мяч на сторону клиента, так, чтобы тому было удобно, чтобы он попал по мячу и перебил его через сетку, получается что-то вроде игры в теннис, на самом деле- "имитация тенниса" - слова Пота.
Пот, он же Андрей Потанин, лучший теннисист и подкидчик Питера тогда и сейчас. Чемпион СССР 1962 года, финалист Юношеского Уимблдона 1958 года. Вместе с Анной Дмитриевой они первыми из советских теннисистов выехали за рубеж. Потанин сносил соперников с площадки как "русская катюша". Он ломал "железный занавес",доказывая, что в России есть не только водка, солдаты и матрешки. При этом все помнили, что родился он за год до войны, рос в блокадном Ленинграде, а теннис большевики почитали за буржуазный вид спорта.
Потом Потанину закрыли выезд за рубеж, он закончил физмат Университета, защитил кандидатскую диссертацию и стал лучшим подкидчиком в городе. Двадцать лет назад я смотрел на него как на живого инопланетянина среди мертвой советской массы. Он - Пот, у него потный труд, он стоит на площадке по восемь часов в день, берет с клиентов по пять рублей в час, от желающих нет отбоя, его независимость и свобода почти как у небожителей.
Сейчас он лежит рядом на перевернутой вверх дном рыбацкой лодке, жмурится от солнца, закинув руки за голову и выпятив живот к небу; ворчит, так чтобы слышали все вокруг: "Ходить не могу, стоять не могу, сидеть тоже не могу. Лежать, вот могу. Хорошо мне здесь. Морской воздух,"- фыркает носом. Его одолевают боли в позвоночнике, мысли о бренности бытия и я.
- Пот, давай тебе из живота путем пластической операции сделаем второй член, размером как у носорога, - предлагаю я.
- Ему и первый не нужен, - подзуживает Лена, жена и верный друг Пота; загорает здесь же, сидя в кресле и перелистывая томик стихов Бродского.
- Перестаньте говорить гадости! - злится Пот. - Я худел в своей жизни пять раз!... Ты помнишь, как я похудел в семьдесят шестом и девяностом?
В семьдесят шестом я Пота ещё не знал, но с его слов и очевидцев получилось так:
К тому времени он был кандидат физико-математических наук и его послали в научную командировку в Швецию. Для этого ему пришлось даже второй раз жениться. Об этом браке он вспоминает с грустью:" Мне сказали, мы посылаем за границу только женатых, ты женись, мы тебя, может быть и пошлем. Я и женился. А она думала это всерьёз."
Пота в Швеции помнили. Все, кого он в конце 50-х снес с площадки, как метеорит, мелькнув и исчезнув, не могли забыть горечь поражений от русского. Они уже закончили играть в больших турнирах, стали профессорами, чиновниками, бизнесменами, но на площадку выходили с жаждой отомстить ему за проигрыши в лучшие годы. Пот битым быть не желал. Приехав в Швецию толстым, с ракеткой "Восток" и струнами намазанными клеем БФ-2,он начал биться на корте как лев за последнюю свою добычу. С последнего места в квалификации он за год дошел до десятки.
Что такое десятка лучших игроков Швеции в те годы? Ее возглавлял Борг, первый в мире. Каждый год в мировом рейтинге тогда было не менее четырех шведских игроков в первой сотне. И среди них З6-летний Пот.
Похудев на 13 килограмм, оставив за собой молодых и сверстников, ему надо было возвращаться в Союз. Его пригласил к себе президент теннисного клуба университета г. Упсала. В ту весну птицы трижды летели на север и дважды возвращались к югу, холода то отступали, то возвращались, жара сменялась дождями и тоска передавалась с ожиданиями.
- Куда ты поедешь? Оставайся! - предложил президент. - Здесь ты уже в десятке, а с кем ты будешь играть в России? Тебе нет там достойных соперников. Какой там ближайший турнир?
- В Ташкенте.
- Ташкент?! Где это? Первый раз слышу? - удивился президент, обычно думавший, что знает обо всех крупнейших турнирах в мире. Послали на кафедру географии. Принесли глобус. Президент отмерил расстояние от Стокгольма до Ташкента.
- Четыре тысячи миль?! - зацокал языком президент. - Так далеко! И сколько игроков туда приедет?
- Сто, сто двадцать восемь, полная сетка.
- А какого уровня игроки?
- Да вот, как этот, - Пот кивнул за окно, где разминался у стенки какой-то студент.
-Этот? Да я бы не дал и кроны, чтобы отправить его на турнир и за две мили отсюда. А за четыре тысячи миль? Такие расходы, сто двадцать восемь человек, такие деньги пропадут зря. Не понимаю!
Пот уехал.
Я пишу эти строки на берегу Финского залива. Передо мной вдали силуэт Кронштадта. Отсюда до Швеции два дня пути под парусом при попутном северо-восточном ветре как сегодня. На Олимпийские игры 1912 года в Стокгольм из Петербурга яхтсмены так и шли на своих яхтах.
Почему Пот не остался? Не верил, что шведы в конце концов дадут ему гражданство? Он любит рассказывать, как один курд облил себя бензином и поджог в знак протеста, что ему не давали политического убежища в Швеции. Приехали пожарники, беднягу спасли, несколько хирургов бесплатно полгода делали ему пластические операции, пересадили семьдесят процентов кожи , но гражданства не дали.
Чего бы достиг Пот в мировом теннисе в том возрасте? Хотя и Лейвер, и Коннорс играли в финалах Уимблдона и в сорок лет, но лучшие годы для спорта у Пота были позади. Теннисисты с 1968 года стали зарабатывать согласно с рейтингом, благодаря телетрансляциям и рекламе, несопоставимые суммы с теми, которые его сверстники в начале шестидесятых получали как призовые. Большинство из них сумели всё таки скопить состояния на всю оставшуюся жизнь, а он нет. Ради денег мог остаться, а он всё таки уехал. Уехал, я думаю, на Родину, чтобы показать теперь здесь всем, что он первый игрок на шестой части земли от океана Тихого до моря Балтийского.
В Союз он вернулся худой, поджарый.
- Пот, а где живот? - удивленно спрашивали друзья. - Как ты сумел там всех обыграть в твои года?
- За деньги, что, они там получают, там и безногий забегает, - ворчал Пот.
Пришел в зал "Динамо" на Крестовском острове и "вставил" всем игрокам сборной Ленинграда 6:1,6:2. И это на деревянном полу и игрокам много моложе его. Все поняли, кто в этом городе первый.
Он поехал на всесоюзный турнир в Ташкент. В своей манере, с задней линии, безукоризненным ударом справа, ударом "чистым как цветок кактуса", как сказал Набоков, -правда не про него, - Пот крошил соперников как лук ножом, чтобы не плакать от запаха их бессилия. В финал он вышел на Ахмерова. До звания чемпиона оставался шаг. "И отравили меня на базаре,"- машет рукой сокрушенно Пот, отказываясь рассказывать об итоге.
Удар Андрея Потанина справа, ракетка отведена для замаха так, что "пята" ракетки указывает на мяч, колени согнуты, шаг левой ногой на мяч и весь вес тела переносится в момент удара на ракетку, на мяч, вся мощь вкладывается в удар;
сопровождение мяча на ракетке от момента удара - "головка под мяч" - до окончания, направление удара совпадает с направлением окончания движения ракетки.
Он вернулся в Ленинград и опять стал промышлять подкидкой. Тянулись годы застоя. В Москве состоялись Олимпийские игры, появились первые универсамы, в них сигареты "Марльборо", ликеры "Лапландия", у сына председателя оргкомитета игр "мерседес", самые чуткие по едва заметным приметам уловили приближающиеся ветры перемен. До них оставалось 10 лет.
И раз Поту пришлось худеть в девяностом.
Об обжорстве Пота ходили легенды. Анна Дмитриева в своей книге пишет, как он поедал бутерброды с икрой в аэропорту, когда они летели из Англии. Как то я заикнулся об этом при нём, он замахал руками : "Это всё не правда. И не она это всё писала." Другой раз его спросили, правда ли, как пишет Дмитриева, что после победы на Уимблдоне он обошел весь корт на руках под рев чопорной публики. Пот скромно пояснил, что он много времени в те годы уделял физической подготовке. Видимо, его могучий организм требовал при таких нагрузках огромного количества еды. Однажды он играл встречу, тогда ведь не было тай-брейков,-7 часов 40 минут. И не было тогда разрешено отдыхать по 30 секунд при переходах. Представить себе 7часов 40 минут на корте, в игре , кого-либо кроме Пота я не могу. Насколько это тяжело -легко представить: есть такая мелодия - "семь сорок" Ля-ля, ляляля-ля-ляляля - и в этом ритме без перерыва весь восьмичасовой рабочий день за исключением последних двадцати минут. Вряд ли кто в мире когда выдерживал столько, он да! И надо было восстанавливать силы , много есть. Он и ел. Много. Может быть сказывался голод блокадных лет .Соседи по Торжковской улице, где он жил в 80-х годах, запомнили его всегда несущим из магазина полную корзину продуктов. Такие корзинки выдавали в универсамах, с такой же, но полной теннисных мячей, он выходил и на корт для подкидки. День откидает - полную корзинку продуктов съест. Я впервые его и увидел в начале восьмидесятых выходящим на зеленогорский корт с такой корзинкой мячей, в кедах без задников, одетых на голые ноги. Он и кидал так, считай босяком, пятки стоптаны, шнурков нет. Можно и травму получить, но не ему.
Приезжал он на корты в зеленом раздолбанном "москвиче". Первой из него вылезала сука бульдог с отвисшим брюхом, затем Пот и статная женщина огромных размеров, бюста и языка. Она могла сидеть рядом с кортом на скамеечке все восемь часов, что Пот кидал, и говорить с кем угодно, о чём угодно не утомляясь. Скоро она умерла.
Свой обед, кстати, Пот тоже возил в "москвиче": кастрюльку объёмом литра в два полную тушеных овощей, мяса и картошки. Чтобы всё не остыло, он заворачивал её в детское одеяльце. Съедал за раз с литром молока и буханкой хлеба. Я смотрел на него тогда как на живого Гаргантюа из романа Рабле.
Его гордостью в те года были деньги. Только открылись павильоны "Ленэкспо" в Гавани и в первую же зиму он арендовал один из них под теннисные корты. "Двенадцать часов дня, а у меня уже сорок рублей." - раскрывая портмоне и показывая купюры хвастался он. Игрок сборной Ленинграда получал тогда по ставке инструктора "Динамо" 80 рублей в месяц, а Пот 40 за полдня зарабатывал. Было чем гордиться. Система сгнивала. Оставалось её разрушить. Грянула перестройка и с нею свободный выезд за рубеж по приглашениям. Состоялось второе пришествие Пота в Швецию.
Ему было уже 50. Теперь никто из сверстников не хотел его обыгрывать, они просто уже серьёзно не играли. Бизнесмены, адвокаты, министры они пытались помочь получить ему гражданство. "Был бы ты еврей, без проблем" , - сокрушались они. Поклонники его теннисного таланта были везде: в министерстве иностранных дел, в полиции, в службе миграции. На каждый отказ адвокаты из теннисного клуба, выискивая пробелы в законах, составляли новый запрос, его бюрократы принимали, опять отказывали, опять новый запрос, так тянулось шесть раз по шесть месяцев.3а три года ничего не вышло. Поту опять надо было уезжать из Швеции, он боялся, что ему не разрешат вывезти деньги, которые он заработал за те годы, ведь всё время он считался беженцем, жил в лагере для переселенцев, правда в отдельном коттедже и на работу в теннисный клуб его возил служебный автомобиль. Провожать Потанина на аэродром явился лично начальник криминальной полиции. Собственноручно перед посадкой в самолет он передал все деньги командиру авиалайнера шведской авиакомпании "САС" и тот, уже в Шереметьево, вручил пакет с деньгами Поту.
Швеция осталась в прошлом. Впереди была Германия.
-Там самый большой рейтинг игроков, - рассказывает Пот. - Играют американцы, австралийцы, европейцы, какие-то колумбийцы, азиаты, все наши. Берешь список, там сто немцев и сто иностранцев. Такого нет ни в одной стране. Турниры каждую неделю. Только молоти.
И Пот молотил. Против него ставили игроков на десять лет моложе, играющих тренеров первых ракеток мира среди женщин, таких, как например, Мартинос. "В сорок пять играть ещё легко, а в пятьдесят пять уже тяжело," - жалуется Пот. Немцы ходили на него смотреть как на русское чудо, на шоу, на теннисный цирк. Смерть всегда будоражит зрителя. Пот "плыл" на площадке, казалось, он вот-вот умрёт от напряжения, от потери сознания и сил, а он бился, вырывая решающие мячи! Так обратным элеватором опытные стоматологи вырывают уже безнадежные зубы мудрости с криком больного, одним рывком, злостью и навсегда.
Немцы испугались, что когда то, не желая ни за что и не при каких условиях и никому в этом мире проигрывать, не ровен час и не дай Бог, но Пот всё же умрёт на площадке, во время игры, при зрителях. Однажды к нему подошел функционер теннисного клуба, за который он играл:
- Андрей, мы вчера обсуждали на правлении клуба, что если ты умрешь у нас на территории, переправить тебя хоронить в Россию будет стоить клубу десять тысяч марок. Мы не хотим нести такие расходы.
- Так кладбище же за забором, рядом, похороните здесь, - ничуть не смущаясь предложил Пот.
- Здесь нельзя, здесь только жители Целиндорфа, - развел руками функционер. - У нас страховка очень дорогая. Но нам сказали, что если тебя застраховать в России, там это дешево - доллар в день, то тогда страховая фирма будет обязана переправить твой труп в Россию.
"И без тени смущения или улыбки, всё это вполне серьёзно мне объясняют," - поясняет, вспоминая сейчас жизнь в Германии , Пот.
0н позвонил в Петербург, жена пошла в туристическую фирму, оформила страховой полис, переслала Андрею, он отнес его в клуб. Функционеры обрадовались. "А здесь написано, что мы не обязаны тебя хоронить?" - был их первый вопрос. "Там написано, есть текст по-немецки, читайте," - предложил Пот. Вызвали юриста, тот изучал бумаги два дня, дал заключение, всё в порядке. "Теперь играй", - довольно потирали руки функционеры. " И даже не поперхнулись," - добавляет Пот, с горечью в голосе размышляет: "За деньги нельзя играть на пределе, у грани смерти, я всё надеялся, что мне дадут гражданство или разрешение на постоянное место жительства, за заслуги. Не дали".
В Швеции причиной решения окончательного отказа было, что раз Потанин был в командировке в Швеции в 76-ом году, а тогда это было возможно только с ведома КГБ, то он, якобы, сотрудничал с КГБ и представляет опасность для шведов (не могли же эти "недотытки" предположить, что командировку он получил по-совковому за банальную взятку). Из Германии Пот уехал, оставив всё заработанное в одном из немецких банков.
- Да, Пот, не рассчитал ты, марочка -то уже по 2,3 к доллару, - подначиваю я его.
-Поднимется, - уверяет он. - Я вчера слушал "Радио Свободы", евро должна вырасти к концу года;
- А если не поднимется? - подзуживаю я. -Ты зарабатывал марки по 1,36 к доллару, а теперь всё твоё стало в полтора раза дешевле.
- Поднимется! - Пот машет рукой, мол, отвяжись. Я перевожу разговор на что-то другое и часа четыре мы сидим на берегу моря, разговаривая под шум волн. Их плеск успокаивает. Поту пора уезжать, он садится на велосипед.
- Два тридцать две! - сокрушенно качает он головой. - И на черта я связался с этой Германией, - ругается, стиснув зубы.
Я с болью в сердце смеюсь, уже и забыл о чем мы с ним говорили в начале дня, а он все это время помнил, переживал , как рассчиталась с ним Германия.
Пот приезжает в Зеленогорск, когда выходной. 0бычно мы встречаемся возле контейнеров, у старой бухты, греемся на солнце, чешем языками; далеко в Москве жулики с ворами делят НТВ.
- Представляешь, - удивляется Пот, - вчера смотрел телевизор и слышу как Егор Яковлев, редактор "Общей газеты", заявляет, что наш президент "лгун, негодяй и страдает манией величия". Уж на что я, - Пот разводит руками, - и то бы до такого не дошел.
В 57 году, когда Пот впервые первым поехал в Англию, руководителем делегации, как тогда было положено, послали комитетчика. Перед началом Уимблдона хозяева выдали Поту форму, белые шорты, рубашку, весь комплект. На Умблдоне тогда было принято играть только во всём белом. Пот одел новую форму на тренировку. Начальник увидел. "Это что такое? Вы советский спортсмен. У нас страна победитель, народ победитель, а вы преклоняетесь перед Западом. Вам что, в Союзе форму не выдали? Переоденьтесь срочно в свою, отечественную!" - возмутился служака.
В Союзе Поту выдали черные сатиновые трусы и тапочки "Красного треугольника". Пот начал объяснять, что в черном на Уимблдоне не играют. "Значит отбеливать," - кричал комитетчик. Позвали кого то из дипкорпуса, стали утрясать, договорились, что все нашивки западных фирм, "фашистские знаки", - как выразился комитетчик, будут спороты с белой формы и тогда в ней можно будет играть. Пот играл, но в комитете госбезопасности около его фамилии поставили галочку.
- Пот, а ты к этому времени уже был мастером спорта? - спрашиваю я.
- Не был я никогда мастером спорта. Мне на это наплевать было. Я хотел стать чемпионом Советского Союза.
- А разряд ты в каком году выполнил?
- Я до разрядов не опускался! - вскакивает Пет и своим видом прижимает меня к стулу, я немею, чувствую, что обидел его.
Чемпионом Союза он стал. И это должно было открыть ему вновь дорогу на Уимблдон. Но комитетчики , согласно галочки, решили иначе.
- Я же вырос в блокаду, - рассказывает Пот, - потому у меня хронический насморк. - Он и вправду постоянно шмыгает носом. - А как только мне засветило снова, по праву сильнейшего в Союзе ехать на Запад, они это использовали. В "Советском спорте" появилась заметка "Аморальное поведение советского спортсмена". Я в полотенце сморкался, когда жили в гостинице на соревнованиях, а они это представили в другом свете. Мне выезд и закрыли.
В ту пору взошла звезда менее скандального, но не менее талантливого Метревели. Он и стал на последующие годы первой ракеткой страны.
- Андрей Николаевич, а кто Вас тренировал в детстве, - спрашивает Пота нынче кто-то.
- Никто. Просто у меня всегда был партнер, превосходивший меня.
- А как же все эти теннисные школы, академии, например, Ника Боллетьери.
- Знаешь, как Боллетьери в теннис играет? - взгляд Пота скользит по окружающим. Чтоб никого не обидеть, он кивает на меня: - Вот, как он. - Все смеются. - Боллитьери - это миф. Показывают но телевизору как он сидит на трибуне во время турнира, якобы тренер. А он полный ноль. Всё дело в раскрутке. Итальянская мафия, чтобы отмыть деньги вложила в него тридцать миллионов долларов. Благодаря рекламе высосала из клиентов 100 миллионов. Хорошее коммерческое предприятие. Не более. Теннису ничего нового.
- Пот, - встреваю я, - ты же сам живешь за счёт подкидки. Если все уйдут от тебя к стенке, ты же останешься без куска хлеба.
- Не уйдут, - безнадежно скрипит зубами Пот. - Они идиоты. Они думают, что если заплатили мне и я им покидаю, они научатся играть. А у стенки стоять им силы воли не хватит. А платить - хватит. Тут психология. За стенку не надо платить, не хочется тренироваться. А заплатил, так, вроде, денег жалко, надо попрыгать. А подкидка - это имитация тенниса, ударов. Тренер кидает, как ему удобно. Клиент отбивает. Думает, во я играю, во я прибавил, не зря деньги трачу, а выходит на корт против такого же играть на счёт и ... полная блевотина.
- Пот, ты же сам погубил весь теннис в Петербурге, - подзуживаю я. - Ты начал кидать ещё в семидесятые и после тебя никто(!) из Петербурга, тогда из Ленинграда, более или менее в теннисе не состоялся. Потому, что все как из одного корня воспитаны на твоей подкидке, длинном плоском ударе справа, по другому никто и играть не умеет. Ведь другому в подкидке не научишься.
- Я и слева умею, - бодрится Пот.
- Ты то умеешь, но зачем тебе этому кого-то учить. Ребенок научится, начнёт тебя по площадке гонять, тебе надо будет бегать, вот ты и не учишь. Не учишь и к сетке выходить, игре с лёта.
- А этому и учить не надо. Пошел к сетке, значит, уже проиграл. Противник с задней линии тебя сразу обведет. Если, конечно, от меня научиться удару справа. Борг всю жизнь простоял на задней линии. Знал только два удара - крученый справа и крученый слева. У него был особый менталитет, он мог дольше всех держать мяч в игре. Настасе рассказывал, что он, при его умении играть с любого положения, справа, слева, с полулета, с лета, как то вышел против Борга и в первом розыгрыше ему пришлось 400 раз перебросить мяч через сетку, Борг всё догонял и отбивал. Во втором розыгрыше мяч перелетел через сетку 800 раз, когда в третьем розыгрыше счет перевалил за тысячу, Настасе плюнул, зачехлил ракетку и дал себе слово больше против Борга не бороться. Значит дело не в технике ударов. А в терпении, мотивации. У англичан, применительно к теннису есть выражение , которое дословно переводится "потогонное удовольствие". Но удовольствия в том чтобы потеть до такой степени как выжимают себя игроки на корте в профессиональных турнирах - мало... Я помню пришел после двух пятисетовых встреч в номер гостиницы, в Польше, набрал полную раковину воды, семь литров, заткнул её затычкой, опустил голову и за один раз высосал до дна!.. Самый тяжелый турнир в большом теннисе и в Большом шлеме - это открытое первенство Франции. Если игрок накануне играл пятисетовую встречу - скорее всего в этот день он мжет проиграть. Столько сил уходит. Почему Куэртен второй раз выигрывает на грунтовых кортах? У него разница вес - рост 25 килограмм, он сухой, одни жилы, организм так не обезвоживается. Кафельников тоже южанин, он из Сочи - места более отвратительного для игры в теннис нет из-за постоянной высокой влажности. Кафельников, пожалуй, единственный кто и мог выиграть у Куэртэна,но ему не хватило мотивации. В 74 году Францию выиграл испанец Гимена, ему тогда было 36 лет, кстати, Метревели проиграл ему в полуфинале . Представляешь, - восхищается Пот,- лысый, седой Гимена всех обыграл. У него была мотивация. В 58 году он ушел в профессионалы, денег не заработал. А когда после 68 года стали платить большие призовые на турнирах Большого шлема, вернулся. И выигранной Францией обеспечил себе всю оставшуюся жизнь.
Часть 2
Беседовать с Потом приятно, спорить бесполезно. 0н иногда сам себе противоречит, говоря о приоритетах в теннисе, между мотивацией и техникой ударов. Любит рассказывать, как до войны приезжал в Москву Анри Коше, один из великой четверки "мушкетеров", французской команды двадцатых годов, шесть(!) раз увенчанных лаврами победителей Кубка Девиса, рекорд не побитый до сих пор. Коше тогда здесь обыграл всех, потому что понял, что русские не умеют играть слева. Он им под левую руку и бил. Они и проигрывали.
После войны отчим Пота проиграл Негребецкому 6:0. Пот это видел. "Поэтому я представляю силу Негребецкого до войны. А Негребецкий проиграл Коше тоже всухую, - вспоминает Пот. -На Западе составили рейтинг игроков за прошедшее столетие, "Мушкетеры" не зря в первой десятке."
Когда я только взял ракетку в руки , на теннисный корт ещё выходила мама Пота - Вера Николаевна. Со своей сестрой Ириной они каждое утро в Зеленогорске играли часа по два. Кто-то из них мне советовал : "Слева играть просто, большой палец ставь вдоль ручки ракетки, кисть болтаться не будет, мяч и полетит на ту сторону". Так, видимо, и играли в Союзе до войны.
Пот утверждает, что и после войны так играл американец Траберт, и в 55 году выиграл открытую Францию. После него из американцев это удалось - спустя десятилетия - Агасси.
Сам Пот подростком подсмотрел у заезжих не то чехов, не то французов, технику игры слева. Понял, освоил. Но любимый классический ореп stend справа - его конёк.
В 57 году в Москву опять приехал один из "мушкетеров" - Баратра. Пот играл против него в паре. Баратра был тогда в том же возрасте, как Пот сейчас. Я закрываю глаза и представляю: Баратра родился в конце Х!Х века, Пот играл с ним в середине XX, сейчас начало XXI, и Пот не уходит с корта. Как сжато время, как близко от нас прошлое, тесна и осязаема связь времен... Удар слева. Русские. Война. Всё рядом, всё недалече.
- Сколько стоит вырастить игрока? - пристает к Поту папаша талантливой девочки. Видимо, начитался книжек о Макинрое. Когда того спрашивали: "Кто был ваш лучший тренер в детстве?", - отвечал коротко : - "Папа". А папа у него был нью-йоркский адвокат и в теннисе понимал ровно столько, чтобы платить по два доллара тридцать центов в час, тогда это столько стоило, за подкидку сыну. Макинрой оправдал вложения.
- Приходит ко мне папаша, - рассказывает Пот . - Докладывает. Моя дочка поедет играть в Чехию и Данию на детские турниры. Я спрашиваю, ещё кто поедет?
- Много наших из Петербурга.
- Так вас там в одну сетку и поставят. Чтоб играли между собой. Какой смысл туда ехать?
Папаша нервно курит. Он уже "пассажир", с него просто тянут деньги. Мировая индустрия тенниса его посадила на "иглу".
- Ельцин из них всех сделал идиотов, - Пот переводит дух и из его уст звучит такая история: - Послали родители свою девочку в частную школу в Лондон. Девочка в первое воскресение заскучала. Наняла тренера, чтобы два часа взрослый дядя поскакал перед ней на корте. Потом поиграла в кегельбан. Сходила в бассейн. Траты за день около тысячи долларов. Учитель доложил директору. Директор подумал и заявил: "У нас есть родители и побогаче, но их дети себя так не ведут. Девочку отчислить. Обратиться в полицию, чтобы родителей лишили визы и взяли на контроль их банковские счета".
- Там коммунисты ещё те, там знаешь какие коммунисты, - закатывая к небу глаза добавляет Пот. - А наши были: Гречко, Катушев, члены Политбюро, я в те годы жил в Москве, знаю, они не воровали, это я тебе точно говорю.
- Зато на Западе, чем мне нравится, - встревает Лена, жена Пота, - нельзя на корте играть без рубашек. А у нас придёт, разденется, живот трясётся, жир плывёт, не мужик-свинья.
- А ты не смотри. Мне тоже неприятно смотреть, как вы в раскоряку играете, - вскипает Пот. - И не все там в футболках. В Швеции, помню, пришли двое в клуб, договорились, что заплатят столько, лишь бы им разрешили играть раздетыми на корте. Заплатили и играли.
- Пот, а ты когда-нибудь, хоть раз заплатил где нибудь за корты?
- Не-а. Не могу. Психологически не могу. Ни доллара, ни рубля. Не могу.
- А тапочки ты когда-нибудь себе купил или шорты?
- Это ещё зачем? - удивляется Пот. - Выдавать должны.
Я смеюсь ,это у него с коммунистических времён, - всё должны.
- Пот, а ты когда-нибудь налоги платил, в какой-нибудь стране мира?
- Я? Никогда. У меня с четырнадцати лет одна запись в трудовой книжке - Инструктор по спорту с окладом 80 рублей. Какие налоги? За что?
Я смеюсь. Он мне нравится своим "должны", "инструктор", белым "мерседесем" выигранным у кого-то из клиентов.
-Ты помнишь, помнишь Лейуса,- горячится Пот. - Он ведь на полгода младше меня, а до сетки уже добежать не может. У него только подача и осталась. Как в молодые годы. Точно по месту подаст и делает шаг вперед. С полулета ответ. И курит "Беломор" при переходах между геймами. Я с ним в Германии встречался, представляешь, зарабатывает в клубе, наверное, тысяч десять марок, а "Беломор" ему возят отсюда. После тюрьмы всё от него отвыкнуть не может. А я ещё могу сделать на корте шаг вправо, шаг влево.
- А если мяч дальше пролетает?
- А я и не бегу. И если ударить сильно не могу, я матом добавляю... Из моих сверстников - мне достойных сейчас по игре - только один и остался на корте - немец Эйшенбройх. Из знаменитой команды, которая в шестидесятых играла в кубке Девиса. Так он, по его религии, ни разу в жизни не ел мяса и не спал с женщиной. И менталитет у него, - Пот пальцами поигрывает у виска, - странный можно сказать. Помню, когда нам было по двадцать лет, играли мы какую-то встречу, у него матч - бол, он подаёт, я отвечаю, а он уже успел выбежать к сетке, подставь ракету и выиграй, а он? Ловит мяч правой рукой и говорит, я выиграл. До чего доигрался!? Судья ему объясняет, мол, вы рукой мяч схватили ,а не ракетой его забили. До него не сразу и дошло. Мы потом ещё час с ним бились, я всё же выиграл тогда. А последний раз в Германии среди ветеранов - он у меня. Такой же сумасшедший как я. - В сорок пять лет играть ещё легко. В пятьдесят пять уже ломит плечи, спину, ноги. А когда тебе за шестьдесят, уже никто кроме нас с этим немцем не выдерживает.
Разговор переходит на воспоминания, размышления о развитии тенниса за ушедшие сто лет.
"Герой из героев" - Лейвер, единственный в мире дважды выигрывал "Большой шлем" в 1962 и 1969 году. Эпоха Лейвера и Розуолла от середины 50-х годов до конца 70-х годов. В 1953 году (я ещё не родился) Розуолл выиграл первенство Франции, а в 1974 году был в финале Уимблдона.
- Пятидесятипятилетний игрок, - Пот пускается в размышления, - Даст себе 20-летнему фору 40:0. Это к вопросу о развитии тенниса в течении времени. Бестолку рассуждать, какие игроки были лучше, те или нынешние. Прогрессирует техника теннисистов или нет. Надо играть с двух рук или одной, выходить к сетке или нет?
Борг в 70-х пять раз выигрывал Уимблдон, сокрушая соперников с задней линии. Потанина в 60-х "специалисты советского" тенниса считали неперспективным за игру с задней линии. За это, и по причинам его натуры, ему не разрешали выезд за рубеж, ему не довелось сыграть с Лейвером. А по ветеранам эта встреча уже немыслима, Лейвер ныне передвигается в инвалидной коляске. Когда Лейвер и Розуолл ещё блистали на кортах, Коннорс в 17 лет в 1974 гору выиграл Умблдон. А в начале 90-х в сорок лет он вышел в финал Умблдона на Штиха и мог выиграть.
- И когда я анализирую всё это, прихожу к выводу, что главным у игрока является "чувство мяча", а не техника, которая якобы бывает прогрессивной и непрогрессивной. Нельзя слепо копировать сегодняшних победителей, - рассуждает Пот. - Всё от Бога. У Николая Озерова удар справа по силе был как сейчас, пожалуй, у Агасси.
Я вспоминаю, как спустя время, после того как Штих выиграл Уимблдон Андрей Чесноков в Москве в Кубке Девиса раздробил его в борьбе за решающие мячи. В битве за матч - болы он столько "высосал крови" у немца, что спустя некоторое время звезда Штиха закатилась.
Андрей Чесноков и Александр Волков на рубеже 90-х годов ворвались в мировую теннисную элиту на волне "перестройки". Воистину то была "советских собственная гордость". Талант и жажда побед заставили всех содрогнуться при мысли: "Наши тоже могут." Выход Волкова в Уимблдоне в 1/8 уже воспринимался как будто небо упало на землю. Гренадерского роста парень из Калининграда, скрежеща зубами, вдалбливал мячи как лесоруб топор в суковатое бревно. Соперники трещали под его ударами. Рядом был его тренер - Валерий Шкляр.
- Мне Шкляр ещё в начале 80-х сказал, - вспоминает Пот. - Мальчик у меня занимается, такой талантливый, трудно представить. Всё понимает, все получается.
Уже в зените славы у Александра журналисты поинтересовались, сколько денег вложили в его подготовку родители.
- Деньги? Родители? - удивился Волков. - Да они и не знали, что я теннисом занимаюсь. Ходит сын в какую то секцию, ну и слава Богу, лишь бы по двору не околачивался.
Волков, наверное, последний из той системы детско-юношеских школ, которые были в советское время. Теперь то уж точно все за деньги и всё родители.
- На "Зените" десять кортов закрыли, во Дворце Пионеров - двенадцать кортов закрыли, Марека закрыли, - негодует Пот. Всего насчитал около пятидесяти закрытых в последние годы в Петербурге кортов. - Какой детский спорт?! Сплошная коммерция. Теннис в Петербурге задушен для будущего на корню. Построили за это время только шесть кортов для губернатора и несколько крытых залов для бизнесменов. Эти же бизнесмены и закрывают другие корты, чтобы подавить конкуренцию, чтобы к ним деньги стекались за аренду. Я Мордатому так и сказал, чего мне бояться. А он -"Чего ты раньше молчал,"- проворчал и ушел.
Мордатый - большой чиновник и по совместительству функционер по теннису. "
Пот щурится, вглядываясь в горизонт. Солнце палит с зенита, раскаленный песок приятно греет наши ноги, жарко. Я достаю бутылку минеральной воды, поднимаю наш любимый тост на пляже : "3а тех, кто в офисе!"
- И что они в этих офисах делают? Что-то всё звонят , курят, хлопочут. Не понимаю, - ворчит Пот.
-"Не понимаю," - его любимое присказывание.
-Не понимаю, как Беккер последние годы мог играть. 180 миллионов долларов состояние, а он выходил на корты Мэдиссон Гартона в Нью-Йорке. Жара за сорок, покрытие жесткое. Ноги отваливаются. А он играл. Зачем? Какая мотивация. Не понимаю! Там могут выигрывать только молодые, бедные. Почему Сафин выиграл в 2000 году Америку? Кости крепкие. В 20 лет ещё можно там биться. Как может старый и богатый выиграть у молодого и бедного? Не понимаю.
У Пота в Америке старший сын скоро должен получить гражданство,
- Пот, уедешь в Америку к сыну?
- Не знаю, подумаю. Часто снится один и тот же сон - меня в Америке ведут играть на корты. В ужасе просыпаюсь. В холодном поту, - он вытирает лоб, как будто только что проснулся, от этого видения.
Мы переводим разговор на другие темы.
В Калининграде, - я слышал, - есть два грунтовых корта построенных еще до войны. Поверх чугунных дренажных плашек насыпан десятисантиметровый слой пробки , упругой как в винных бутылках, а потом уже игровой слой из кирпичной крошки и глины. Если сильно подпрыгнуть на таком корте, он пружинит, ноги на таком покрытии не забиваются и позвоночник тоже.
Я начинал свою теннисную жизнь "ремонтировщиком плоскостных сооружений" и по опыту знаю, что сделать хорошую грунтовую площадку - дорого. Сделать под крышей в нашем климате грунтовое покрытие - ещё дороже. Зимой в залах от бетона идёт холод, травмы. Тренеры стоят на площадке часами. Здоровье гробится. Встретить у нас не разрушенного после пятидесяти теннисиста - чудо.
Набоков в романе "Подвиг" ярко описал теннисную жизнь главного героя. Несомненно роман носит автобиографический характер, странствия молодого эмигранта из России по Европе , Мартына, перекликаются с вехами пути писателя, с его пониманием тенниса, психологии игры и опыта матерого игрока, не дилетанта. Вот как точно и "сладко" он пишет: - " Сам Мартын играл превосходно, разбивал в лоск любого молодого аргентинца из гостиницы, ибо сызмала усвоил лад, необходимый для наслаждения природой шара, согласованность всех членов, так что каждый удар по белому мячу .начинаясь с дугового налёта, ещё длится после звучной вспышки ракетных струн, проходя по мышцам руки до самого плеча, как бы замыкая плавный круг, из которого также плавно родится следующий". Не обошел вниманием Набоков и подкидку, исходя из своего опыта жизни в Берлине в начале 30-х годов: "Доллары Мартын зарабатывал особым способом, которым очень гордился. Труд был, правда, каторжный. С мая, когда он на этот труд набрел благодаря милейшему русскому немцу Киндерману, уже второй год преподававшему теннис случайным богачам, и до середины октября, когда он вернулся на зиму к матери, и потом опять целую весну, - Мартын работал почти ежедневно с раннего утра до заката, - держа в левой руке пять мячей (Киндерман умел держать шесть), посылал их по одному через сетку всё тем же гладким ударом ракетки, меж тем как напряженный пожилой ученик (или ученица) по ту сторону сетки старательно размахивался и обыкновенно никуда не попадал. Первое время Мартын так уставал, так ныло правое плечо, так горели ноги, что придя домой, он сразу ложился в постель. От солнца волосы посветлели, лице потемнело, - он казался негативом самого себя. Майорская вдова, его квартирная хозяйка, от которой он для пущей таинственности скрывал свою профессию, полагала, что бедняга принужден, как, увы, многие интеллигентные люди, заниматься черным трудом, таскать камни, например(отсюда загар), и стесняется этого, как всякий деликатный человек."
Мы, кстати, с Мишей Гордеевым в литературно-теннисном кружке на кортах Зеленогорского парка культуры разгадали трюк, как Киндерман умел держать в руке шесть мячей. Но "каторжный" труд подкидки, "черный труд, таскать камни, например", - как пишет Набоков, это не для нас, в этом Поту нет равных.
"Начал кидать, уже не игрок",- говорят про молодых теннисистов, ради заработка начинающих подкидывать клиентам. Может, быть и так. Игра и подкидка, это как любовь и брак, часто начинается с удовольствия, заканчивается мучениями. И всё равно в каждом, кто хоть раз в жизни испытал непередоваемое чувство игры живет:
Подбросить мяч, назад согнуться,
молниеносно развернуться,
и струнной плоскостью сплеча
скользнуть по темени мяча,
и, ринувшись, ответ свистящий
уничтожительно прервать, -
на свете нет забавы слаще... -
В раю мы будем в мяч играть.
В.В. Набоков (Университетская поэма .гл.34)
- Пот, а ты когда умрешь, в рай попадешь?
- Я не умру, мы живем вечно, - изрекает Пот.
-Поэтому один раз, - соглашаюсь я. - У вечности нет множественного числа, либо она есть, как и жизнь, либо её нет. Ну а все же, Пот, если допустить, что мы умираем, кем ты, к примеру, был в предыдущей жизни?
- Тем, кем и сейчас, бегал за мамонтом с дротиком.
- А если в будущей жизни ты, опять к примеру, станешь - дизайнером.
- Дизайнер вредная профессия. Опять буду бегать с дротиком за мамонтом. Природа человека не меняется. Только в движении жизнь. Голод и желание размножаться, вот мотивация. Двигаться надо, двигаться.
Пот кряхтя встает, оглядывает пляж, идёт за контейнеры смотреть, не угнали ли его белый "мерседес". Это второй его кошмарный сон, - что его угоняют. Багажник "мерседеса" доверху набит теннисными мячами. Нижние не обновлялись, уже наверное года три, если их не съела моль. Я думаю, что Пот всё же больше переживает за мячи, чем за "мерседес". Представляю, он утром проснётся, надо ехать на халтуру, а мячей нет. Во будет вони.
"И не стройте себе дома на земле , где моль и ржа ест их, а стройте себе дома на небеси, где. ни моль ни ржа не ест их", - вспоминаю я слова из Священного Писания. Любуюсь переливом волн залива, отражением солнца на воде, улетающими вдаль облаками и жду Пота, когда вернется. пофыркивая носом, присядет греться или разляжется не перевернутой вверх дном лодке и проворчит: "Какая Испания?! Какие Альпы!? Не понимаю!? Пусть едут. Мне и здесь хорошо".
Пот возвращается с велосипедом, отогнал "мерс" на стоянку. Я разглядываю фотографии сделанные на корте: Пот бежит к мячу слева.
- Пот, а что ты тут говоришь, когда тебе надо сделать два шага, чтобы достать мяч слева, - спрашиваю я с улыбкой.
Пот всматривается на миг в выражение своего лица, губ, отмахивается:
- Что-то нехорошее.
Однажды в молодости, слабость поругаться на себя на корте, помогла ему в карьере.
В 57 году в финале он играл на единственном тогда в Москве крытом зале "Динамо" против чемпиона Советского Союза Андреева. Тому было уже 32года, Поту шел 17 - ый. На трибуне - это был не просто турнир - а финал зимнего Чемпионата Союза - сидели министры Госбезопасности: Серов, Шелепин, Семичастный. Три года как умер Сталин, но холодок при слове "органы" ещё испытывали многие.
Рассказывает Пот:
- Веду 3:1 в решающем сете и 40:15 на своей подаче, розыгрыш, мяч на ракете, мажу. Ругаюсь на себя последними словами. На трибунах все замерли. Гробовая тишина. Все смотрят на министров, как те отреагируют. Я матерюсь и при следующем розыгрыше, чтобы себя взбодрить. Хоть я и проиграл, генералам понравилось, что я бился из последних сил, не просто номер на корте отбывал, они и решили в Англию послать именно меня.
Серов, по словам Пота, играл на "Динамо" только с дядей Колей гардеробщиком, чтобы не заводить себе других друзей партнеров, чтобы, не дай Бог, чего-нибудь просить стали. Дядя Коля весь день сидел у вешалок возле алюминиевого чайника и из эмалированной кружки пил крепкий чай, пока не приезжал министр. Тогда в гардеробе оставался охранник министра- выдавать номерки и чайник стеречь.
- Ты что думаешь?! - Пот многозначительно поводит бровью. - Просто так в те годы гардеробщиком на "Динамо" не становились. Когда дядя Коля умер, на его место сел семикратный чемпион Советского Союза Борис Ильич Новиков.
- Пот, ты это видел, понимал, что ждет тебя в жизни после тенниса? - Может быть - место гардеробщика. И чего тебе хотелось? Денег?
- Что деньги? Шелуха. Если бы мне нужны были бы деньги, я остался бы в Швеции в 76 -ом. Тогда то не было никаких проблем, каждому невозвращенцу за железный занавес сразу давали гражданство. Но я вернулся. Потому, что в Союзе нельзя было халтурить, подкидывать, иметь левый заработок. А раз нельзя, значит мне хотелось этого ещё больше.
Я смеюсь, потому что верю, по себе знаю пьянящий дух бунтарства, когда какой-то нелепый запрет противоречит всей твоей природе, и ты чувствуешь - надо сделать как считаешь нужным, пусть и ценой жизни, либо умрешь заживо ползая на коленях. Всегда идти против течения, слушать собственный голос, не отступать, биться - в этом наслаждение.
- Что толку худеть перед смертью? - ворчит он. - А какой смысл утром ехать на тренировку если все равно умрешь?!
После такой тирады он обычно замолкает, не вставляя даже своего обычного: "Не понимаю".
- Убери эти фотографии! - картинно возмущается он, опять увидев свои фото в моих руках. - Это надо же мне так выглядеть. Десять лет назад в Швеции меня для всех журналов фотографировали, я ещё был без живота. А здесь? В эту страну приезжаешь, сразу пухнешь, здесь вода и климат что ли другой, только и можешь - разваливаться. Не могу смотреть. Поеду на велосипеде кататься.
Он садится на велосипед, грузно пробует седло, педали. Я знаю, куда бы он не поехал всегда всё же вырулит к какому-нибудь корту, будет смотреть на игроков, если встретит знакомых - говорить о теннисе, вернётся домой, выспится и опять на корт. Это его, это в нём, иначе он себя уважать не будет. И мы его. И за это любим и теннис и Андрея Николаевича Потанина, великого игрока и легендарную личность.
© Андрей Жуков, фото автора, 2001.