В моих «писаниях» есть неоднократные упоминания о том, что во время войны мы были эвакуированы в один из горных районов Азербайджана. Наше положение было, наверное, на два порядка ниже уровня бедности. Ни мебели, ни одежды, никакого бытового имущества, а самое главное - голод, державший нас железной рукой за глотку.
Основу хозяйства, где нас поселили, составляло животноводство. Возле нас жили пастухи. То ли у них какая-то смена была, то ли еще что-то, но они иногда были дома.
Когда пришло время ехать на горные пастбища к своим овцам, один молодой парень, входивший в их бригаду, предложил: «А давай мы этого пацана возьмем с собой».
Мне лет 12-13, но я уже много чего знал по хозяйству . Они посовещались между собой и согласились. Мама была в больнице, но я успел с ней согласовать.
Сначала мы ехали на арбе. Когда дорога стала заметно повышаться, один человек сошел с арбы. Через какое то время сошел и второй. К началу перевала сошли уже все четверо. Я понял, что дорога становится все труднее и люди пытаются немного облегчить жизнь лошадям. Мне, как малолетке, никто ничего не сказал. Но к счастью, я своим умом понял, что нельзя сидеть на арбе, когда все с нее сошли. Я осторожно слез с арбы, и пошел с ними рядом. Все шли молча, но я увидел, что им понравилось, что я добровольно слез с повозки. Оказывается всю дорогу на подъеме, они арбу не останавливают, чтобы не пришлось движение начинать заново, что очень трудно.
Когда мы стали приближаться к вершине перевала, они стали подпирать и подталкивать повозку, чтобы коням стало немного легче. Я, стараясь выглядеть взрослым, делал все, как они, и тоже начал подталкивать повозку. Старший улыбнулся и слегка потрепал меня по затылку.
Наконец мы взобрались на вершину перевала. Они объяснили, что здесь делается небольшой привал. Лошадей распрягли, чтобы немного попаслись и отдохнули, а сами кто присел, кто прилег. Мне удалось очень подружиться с их грозной собакой, и на привале мы, конечно, были рядом.
Привал довольно быстро закончился, лошадей снова впрягли и мы двинулись в путь. Было нетрудно, потому, что дорога все время шла вниз. Часа через 1,5 мы пришли к лагерю. Там у всех нашлась работа, только мы с овчаркой бездельничали. Потом я увидел недалеко от лагеря родник и стал таскать воду.
Когда все успокоилось, старший, который всегда был ко мне добр, вдруг обратился ко мне: «У нас здесь вместе пасутся колхозные и наши овцы. Уже много лет у нас такая традиция - если к нам попадает гость, то в честь него мы режем овцу. Конечно из своих, а не колхозных. Я не хочу нарушать традицию и сегодня мы зарежем овцу в твою честь.» Вообще гость от Бога, и принимать его надо соответственно.
Я тогда еще не мог понять, что, возвышая гостя, они возвышают обе стороны, поднимая их уровень достоинства.
Я опешил от неожиданности, не зная что сказать. А поскольку у меня фактически не было отца, я со слезами на глазах выпалил: «А я бы Вас выбрал своим отцом!»
Все мои хозяева как-то смутились, а старший подозвал меня, крепко обнял и поцеловал. Я тогда понял, что между этими людьми не идут такие сантименты, и они все почувствовали себя неловко, присутствуя при таком проявлении эмоций.
Одно было очень плохо. Я страшно хотел есть. Ведь они все завтракали, а я нет. Но я бы скорее дал себя четвертовать, чем сознаться в мучавшем меня голоде. (А хлеб уже лежал на столе. Если бы я взял кусок, никто ничего не сказал бы. Но я и тогда уже понимал, что среди горцев надо вести себя, как горец).
Наконец, они зарезали овцу, освежевали ее, а потом сделали процедуру, которой я никогда не видел. Мясо овцы, разрезав на небольшие куски, они тщательно завернули в шкуру, плотно обернули ею, кажется, даже обвязали по краям. Затем вырыли неглубокую ямку, чтобы сверток с мясом свободно помещался в ней. Уложили его в ямку, сверху присыпали землей, а над этой конструкцией развели костер.
Эта процедура продолжалась довольно долго. Чтобы укоротить мучительное ожидание, мы с овчаркой стали обходить отару.
Мне показалось, что прошла вечность, пока нас позвали в лагерь. На земле лежала клеенка, а сверху шкура с запеченным, или зажаренным мясом. Все уселись в круг и стали есть. Я в основном налегал на хлеб. Что касается мяса, я даже забыл, как оно выглядит. Старший сделал мне замечание : «Когда за столом мясо, ты в основном налегай на него. Потому что ни завтра, ни послезавтра, его не будет. А хлеб все же будет.»
Не мог же я ему объяснять, что мне это без разницы. У меня ни того, ни другого не будет.
Я переночевал у них. Утром меня отправили обратным рейсом, дав с собой почти целую ножку и один лаваш. Не буду описывать степень своей благодарности, но разделив дома подарок на 4 части, я додержался до дня, когда выдавали паек.
Это было первое впечатление о суровом, но западающем в душу гостеприимстве.
Прошло более полувека, но я все помню.
Став постарше, я прочел Расула Гамзатова. Он родился и вырос в ауле, где было 7 саклей. И гость любой из них, становился гостем всего аула.
«Нас вразплох никогда не застанешь» - часто говорил Расул.
Кстати говоря, именно он стал моим первым наставником в построении и сохранении дружбы.
«Люди, я прошу вас ради Бога,
Не стесняйтесь доброты своей,
На земле друзей не так уж много
Опасайтесь потерять друзей»
Я очень сомневаюсь, что, не выучив эту азбуку в детстве, можно будет выучить ее потом.
Довольно рано мне стало зримо и понятно, какую роль в жизни человека имеет гостеприимство. Ведь это один из факторов воспитания и самовоспитания человека.
Уже очень много лет, на основе детских впечатлений и последующего опыта, вопрос гостеприимства у нас в доме, как и у большинства здешних земляков, стоит на уровне достойном моих учителей. Мы всегда держим «НЗ», в том числе и вино, позволяющий принять самых неожиданных гостей.
Думаю, что эта методика годится не только в горах, но и в степях.
Я много раз думал, что гостей надо не только любить принимать, но и уметь это делать. А научиться этому можно только на фундаменте детских впечатлений.