Каждый, сознательный горожанин прекрасно знает свой адрес проживания: квартира, дом, улица, район. Принятым административно-территориальным делением оперируют все: почта, администрация, юристы, строители, журналисты, городские службы, конечно же, простые жители. Но, помимо этого, в городах присутствуют, ещё уникальные названия местностей, образовавшиеся ранее, задолго до того, когда и в помине не было официальных номеров домов, названий улиц, районов. Люди пользовались своими ориентирами и своими наименованиями в быту.
Для примера, возьму город Пермь. Слово: «Пермь», очень древнее (впервые упоминается в Повести временных лет, в недатированной части, созданной в 1113 году) и его происхождение является предметом сегодняшних научных дискуссий. Основные версии происхождения топонима**: от финского — «задняя сторона»; или коми-зырянского — «отнятая, взятая, унаследованная земля»; или от вепсского, буквально — «задняя земля», в смысле «Заволочье».
Вы заметили, всего лишь одно слово, пришедшее из глубин веков, и начинается познавательный процесс, охватывающий культурный слой нашей истории, расширяющийся с геометрической прогрессией. Наименование, связывающее нас неразрывно с прошлым нашего народа. К примеру, почему задняя сторона? Отнятая, взятая, унаследованная у кого? Кто до нас жили на этих землях? Как понимать слово заволочье, относительно Пермского края?
Если вы захотите изучить эту тему подробнее, об этом можно прочитать в справочниках и в интернете.
Если же продолжить про Пермь, то эту информацию, почти ни кто не знает, и её нет в интернете. Город образовался между двух гор: Банная и Липовая.
Вы об этом знали?
Между горами, в окрестностях находились леса, рощи, родники и ручейки, впадающие в речки, овраги, луга и поля. Все они имели свои уникальные названия. Непочатый край для изучения названий и особенностей исторического прошлого. По истечении времени, многое из того, что было, по разным причинам, невосполнимо утрачено. Придуманные названия, когда-то человеком, им сами же и уничтожено. К сожалению, не только, названия, но и местности. Леса вырублены, родники высохли, на месте живописных пейзажей природной первозданности, построены здания, сооружения, коммуникации. Если вопрос вставал на счёт водоёмов, озёра, пруды засыпались, речки иногда пускались по другому руслу, в обход. Бывшую протоку превращали в улицу. Эти места получали новые названия, обычно, какого-нибудь выдающегося деятеля. Даже доходило до того, что воду направляли по подземным каналам.
Для яркого примера, можно взять реку Пресня в столице нашей Родины. Исток, район платформы Гражданская, Рижского направления московской железной дороги – это центр Москвы. Пересекает Петровский парк с севера на юг, в Белорусском направлении московской железной дороги. Далее, протекает под Малой Грузинской улицей, вдоль Конюшковской и впадает в реку Москву, рядом с Новоарбатским мостом. Эту речку наглядно ни кто не увидит, у неё нет живописных берегов, так как вода полностью пропущена через коллекторы. Общая длина составляет 4,5 километра. И таких речек только в Москве, больше ста. Каждая имеет свои притоки в виде неизвестных родников и ручейков. Все они загрязнены и создают экологические проблемы. Вносят вклад, создают прецедент, для экологической катастрофы. Но это уже другая история, для другого сюжета. Вернёмся к нашей.
Радует то, что при всём при этом, кое-что единичное уцелело, осталось на слуху. Если принятые административно-территориальные деления, фигурируют во всевозможных отчётах, в планах государственных органов и служб, то эти, оставшиеся названия, присутствуют в нашей повседневной жизни, в нашей речи. Такое есть везде, по всей стране. Для примера, возьму Индустриальный район города Перми: Бахаревка, Нагорный, Балатово, Ераничи, Роща, Андроновские горки и т.д. Это не, улицы, не районы, а названия местностей. Пермяки, читая мою повесть, согласятся со мной. Они произошли помимо государственного влияния и хранятся в народной памяти от далёких предков. Но наша сегодняшняя тема повествования, не городская, а деревенская.
Точно такие же наименования, имеются и в сельских населённых пунктах. При этом: местности, родники, леса, луга, поля, пастбища, участки речек, остаются в своей первозданности. Каждый с незапамятных времён имеет своё изначальное имя. Даже у самой маленькой деревеньки, это присутствует. Этих названий бесчисленное множество, как обычных, так и удивительных.
Не буду перечислять всё подряд. Коснусь, только необычных. Оговорюсь, некоторые слова, до сих пор, для меня остаются загадкой. Чтобы не путаться, в особенностях названий всей России, приведу пример, только одной уральской деревеньки. Родники: «Сонный», «Копар»(?), «Лялино»(?)... Леса: «Место пропажи Яши», «Отпусти меня», «Шудзинская поскодня*»... Поля: «Репин лог», «Заливные», «Место пожарища»… Луга: «Прорванный овраг», «Катино косбище», «Обширный»… Участки реки: «ГЭС», «Удьина мельница», «Песчаный нос», «Место провода ледостава» (?) и т.д. Все они имеют свою удивительную историю, уходящую в глубину веков, о каждом можно говорить долго. Разговаривая с местными жителями, какой-нибудь деревеньки, иногда бывает так, что они сами уже не знают причину необычайного происхождения названия. Жаль. Но, ещё печальнее становится от того, что с гибелью деревень, пропадает тот самый, последний пласт нашей, народной культуры. Поля, луга, пастбища, лога, зарастают. Родники заболачиваются. Информация о названиях пропадает вместе с умирающими последними жителями.
Если в городах уничтожаются из-за новостроек. То в деревнях из-за гибели самих населённых пунктов.
Считаю, что это невосполнимая утеря топонимических** и гидронимических*** наименований, познаний, которые смогли бы пролить свет историкам, изучающим наследие нашего народа. Вместе с этими названиями, мы теряем свою самобытность, особенность и исторический стержень русского характера, превращаясь в Ивана, родства не помнящего.
Такая забывчивость, может отбросить нас обратно назад, на начало истории, когда-то пройденного пути. Нам придётся, вновь осваивать забытые истоки, проходить по тем сложным, даже кровавым дорогам, по которым, когда-то прошли наши предки. Непосильным трудом, жертвами, дойти до точки отсчёта, утерянного совсем недавно. И продолжить, с единственным условием: не забывая ничего. Я бы дополнил: забытая нами история, имеет свойство, повторяться, часто в уродливой, и в более изощрённой форме, именно в тот момент, когда мы меньше всего ждём и совершенно к этому не готовы. Напоминает нам о забытом. Все войны, катастрофы и даже катаклизмы, это результаты забытого нами, чего-то важного в отношении самих себя и природы.
Или же пойти по другому пути, когда понятие Родина, патриотизм, русский характер, полностью пропадёт, исчезнет единство. Вместо этого, появятся черты европейского менталитета: холодность, сдержанность, упрямство, скупость на слова, чуждость всякому панибратству, пресловутая толерантность, вычурная расчётливость, убеждённость собственного превосходства, не признание других истин. И, самое главное, жить основами насаждаемой, искусственно созданной, лживой культурой, в котором нет ничего естественного, а всё естественное искажается и воспринимается, как атавизм. Где, каждый живёт своей жизнью, совершенно нет дела до соседа, или близкого человека. Живя в одном доме, в подъезде, не хотят и не знаются ни с кем. Отношения между собой строятся только на выгодных условиях. Игнорируются природные законы жизни на земле. Родина, всего лишь географическое место, а патриотизм, фикция.
Допускаю, что современные жители нашей страны, уже знакомы с некоторыми словами приведенными чуть выше и это уже действует. Такие позиции вползают в нашу повседневную жизнь, вклиниваются в наши отношения. Это говорит только об одном: начинается разрушительный процесс российских, исторических и культурных ценностей, сформированных на протяжении многих веков.
Теперь седок намного легче. Буян, чутко прислушиваясь наезднику, послушно шёл в нужном направлении. Витёк, восседая верхом, несколько раз не сильно хлопал по шее то слева, то справа, в сторону поворота и только потом, дёргал поводья. По большому счёту, уздечка нужна только для приличия, чтобы не испугать односельчан. Ранее, катания верхом в ночной, и иногда, около конюшни, приучили понимать друг друга без упряжи.
Мелкая дрожь, после полученных побоев от злого наездника, который пытался его побить не понятно за что, постепенно прошла. Конь быстро свыкся со своим положением, только чуть-чуть мешало седло и всё. Они вместе, что ещё надо, для полного счастья. Парнишка, как обычно, что-то рассказывал своему другу, тот слушал, беспрестанно шевеля ушами. Так они добрались до места работы, до Репиного лога.
Работа кипела по всем направлениям. В этот день убирали клевер. Всё, как обычно. Женщины гребли, создавая валки из сухой травы. Парни и взрослые девчонки, вилами, собирали их в копна. С единственной разницей, так как в поле сложно найти ветки, копна складывали прямо на землю. Дети помладше, с граблями, убирали остатки, чтобы не оставалось ни клока сухой травы. Несколько парней на лошадях таскали к стогу, где мужики, метальщики, складывали в большую скирду.
Когда, наездник, подъезжал к готовой копне, копновяз развязывал связанные к верёвке две жерди. Определял направление сложенного копна, и просовывая жердь понизу, стараясь захватить каждый клок, не слишком с краю, но и не по середине. (Любая ошибка может привести к развалу копна. Тогда придётся, всё, переделывать по новой.) Наездник, обойдя копну, ставил коня между концами торчащих жердей. Далее, копновяз, брал в руки верёвку, накидывал петлю на одну жердь. Обводил вокруг копна, приподнимая верёвку примерно на полметра, и цеплял вторую жердь такой же петлёй. Конец привязывал к хомуту. Когда лошадь трогалась с места, передние концы жердей, от натяжения верёвок, приподнимались. Задняя часть копна упиралась об верёвку, которая удерживала от соскальзывания. Получалось вроде простейшей волокуши с полозьями. И в таком виде перетаскивалось к скирде. Дойдя до места, один из метальщиков развязывал петли, освобождал жерди и тут же их привязывал к верёвке, чтобы можно было притащить следующую копну.
Когда новый работник подъехал, все были удивлены. Непривычно видеть красивого, крупного жеребца под седлом, среди низкорослых, рабочих лошадей, да ещё с хомутом на шее, без трензеля**** во рту. Совсем недавно мальчишки, сверстники Витька, бойко работая на своих лошадях, подшучивали над ним. Теперь, увидев его, прикусили языки. Конь их мечты был безвозвратно утерян. Гомон и веселье исчезли. Появилась неуютная тишина. Наконец, лучший друг Лёшка, подскочил к Витьку:
- Привет! Ничего себе ты коня получил! Представляешь, мы все, чуть ли не хором просили дядю Толю выдать нам Буяна! Но он никому не отдал! Говорит не объезженный ещё! Оказывается, он для тебя держал! Знатный конь! И когда его успели объездить? – досадовал Лёшка в недоумении, расширяя глаза, корча рожицу.
- Я и сам не меньше удивлён тому, что мне достался Буян! – восторженно отвечал Витёк.
- Раннее утро, ещё туман клубился, я проснулся, присел у окошка и стал ждать! Как только увидел, что дядя Толя ведёт коней, первым прибежал на конюшню! Взял Великана! Всё же ближе к Буяну, чем все остальные кони! Родной брат, есть родной брат, они чем-то чуть-чуть даже похожи! Мишка, как всегда Яблоню! Серёга с Колькой, Ёжика и Борзю! Колька Соловей, Орлика!..
Их разговор прервал дядя Арсень, приехавший на попутке:
- Ну, что племяш, добрался? Чудо, что он тебя не скинул! Эта тварь ещё себя покажет! Будь с ним осторожен! Погоди скотина! Я тебя всё равно проучу и приручу! Припомню твою выходку! Будешь у меня, как шёлковый! – он встал перед Буяном в нескольких метрах, и громко выговаривая слова, помахал кулаком.
Буян, нервно задёргал ушами, повернув их в сторону дяди Арсеня, резко прижал к голове. Дядя, понимая такое движение, не ожидая ничего хорошего, тут же попятился назад. Конь, нервно, не сильно оттолкнувшись передними ногами, приподнялся немного, опустился, мотнул головой вперёд и в стороны, гортанно, грозно заржал. Витёк резко наклонился вперёд, прижался к седлу и обнял своими короткими руками, шею коня, пытаясь что-то говорить. Буян встал на дыбы. Дёргая передними ногами и качая головой в разные стороны, как когда-то перед мамой, начал подпрыгивать на задних ногах. Дядя отбежал к стогу. Конь отпустился, начал отбрасывать передние ноги, как бы отбивать от себя футбольный мяч. Пройдя несколько, метров остановился. Грозно посмотрел на своего обидчика, развернулся, опустив голову, пошёл к лошадям. Все, находящиеся рядом, застыли в немом удивлении. Воцарилась тишина. Только Лёшка зачаровано:
- Ничего себе! Витёк, чего это он?
- Вот, дядя Арсень, как раз помог заполучить Буяна! – и Витёк рассказал всё, что произошло сегодня утром.
- Зная твоего дядю, могу сказать одно: «Не повезло Буяну!»! Держись! Но, всё равно знатный конь! – досадовал Лёшка и поскакал, не сильно стеганув коня краем поводьев, к следующей копне.
Первая копна Буяну далась с трудом, то поворачивал не туда, то путался в верёвках, то пятился назад и упирался в копну. Копновязу, тёте Жене, пришлось несколько раз перевязывать верёвки. Она тихонько ворчала, но исправно, то развязывала, то снова завязывала верёвку.
- Засунь ему удила в рот! Зауздай его! Иначе, недалеко до беды! – кричал дядя Арсень, внимательно следя за конём.
- Он поймёт, он сообразит! Всё получится! – кричал в ответ Витёк, хотя внешне, по нему, видно, что он не знает, как подсказать, как помочь своему коню.
Мальчишка, спрыгнув с Буяна, терпеливо, чуть не плача, с последней надеждой, всю дорогу похлопывал шею коню, нашёптывая что-то на ушко, тянул за уздечку, показывая дорогу, иногда, сам становился на четвереньки, изображая тянущего коня. Для посторонних наблюдателей, это выглядело комично. Кто-то посмеивался, кто-то смотрел с соучастием, но, ни кто не вмешивался. Когда начинают учить многие, и посторонние, обычно от этого бывает мало толку.
- Так, может сам оденешь хомут, и потащишь копну? – не выдержав, уколол дядя, – А то у нас сено закончилось, вы же ни как не дойдёте! Мы устали вас ждать! Надо бы и поработать!
- Он же первый раз! Ещё научится! Только надо показать ему! – не сдавался Витёк.
- Так давай я покажу! Он у меня, как миленький пойдёт и потащит, что угодно! – дядя, демонстративно воткнул свои длинные вилы в землю с намерением прийти на помощь.
- Не надо, мы сами! – интенсивно и ещё больше испугавшись, закачал головой, руками Витёк.
Дядя Коля, папа Лёшки, положил руку на плечё Арсеню. Дядя обернулся, Коля, молча, покачал головой.
- Ну, смотри, а то я быстро! – снова взял вилы. В это время, один из парней притащил очередную копну. И они приступил к работе.
Наконец, с горем пополам, половина копны, всё же дошла до скирды. Витёк радостный, похлопал своего коня по шее и ускакал за следующей. Появилась надежда.
То ли Буян быстро освоился в сути назначения, то ли увидел, как таскают работающие рядом лошади, может, понял своего друга, который постоянно ему подсказывал и всей душой болел за него. Вторая, пошла легче. Вскоре втянулся в работу и с легкостью перетаскивал, не отставая от остальных лошади деревни. Дядя Арсень смотрел на всё это подозрительно.
Но со временем, всё чаще и чаще, начали попадаться большие копна. Самое трудное, это тронуться с места. Витёк чувствовал, как напрягаются жилы, мускулы коня и сам не меньше переживал, волновался, полностью отпустил поводья, давая волю. Буян не сдавался. То ли не хотел показывать свою слабость, то ли приняв вызов дяди Арсеня, пытался доказать, что он не сломлен и имеет перед ним преимущество. Очередной раз, тянул тяжёлую ношу. Шагая кое-как, высоко поднимал передние ноги и словно вбивал их в землю. Ноздри почти касались земли, хомут и верёвки скрипели, готовые в любую минуту порваться. Вокруг работающие удивлённо заахали, всё чаще поглядывая на коня. Лёшка снова подскочил навстречу Витьку, не останавливаясь, проезжая мимо, полушёпотом предупредил:
- Твой дядя, всем наказал, чтобы вам делали большие копна!
- Спасибо Лёшка! Ты настоящий друг!
Буян кое-как дотянул до скирды. Дядя Арсень, был доволен, злорадно улыбался, искоса поглядывая на животное. Когда верёвки ослабили, коня мотнуло в сторону. Дядя Федя на скирде, внимательно следил за происходящим. Он, имел прямое отношение к лошадям. В своё время, перед выходом на пенсию, вручил хозяйство с лошадьми дяде Толе. Именно он привил сыну, конюху, любовь к этим благородным животным. Разобравшись в сути происходящего, не выдержав, сверху гаркнул на дядю:
- Слышь, Арсень! – подождал, пока тот поднимет голову и посмотрит на него, – Я смотрю, ты решил Буяна извести! Ты мне, это брось! – погрозил пальцем.
- Так я ж не в серьёз, дядь Федь! Ради шутки! Хотел проверить его силу!
- Какие, такие шутки на работе с лошадьми? В цирке что ли?! А если хомут сломает, или ещё что похуже, станет что-нибудь с лошадью? К примеру, взбесится, племяша твоего скинет, поранит, или раздавит? Кто за это отвечать будет? – стогарь грозно посмотрел сверху вниз.
-Так он же ещё не работал! Надо же знать его возможности!
- Но, но! Смотри у меня! Я, тоже, наблюдаю за этим безобразием! Скажу тебе одно: коня в обиду не дам! Ты же сам видишь, как он старается! Хотя, сегодня, первый день работает, но уже справляется не хуже любой лошади! Всем бы так работать! – вмешался в разговор второй дядя Федя, сиплым, шипящим голосом, подойдя с другой стороны скирды, и надрывно закашлял. Пробитые лёгкие на войне, давали о себе знать. Откашлявшись, наклонился в сторону наездника, красный, со слезящимися глазами:
- Ты малец, давай иди, вон туда под тенёчек, чуть подальше от котомок, на Место пожарища! – он указал на край опушки, – Сбрось седло, попону, хомут, пусть коняга отойдёт! Да и нам пора отобедать! Вон, солнце нависло прямо над головой! – он выпрямился, укрывая ладонью глаза, сверху посмотрел в сторону женщин и помахал руками:
Тут же, долетел звонкий голос тёти Тамары:
- Обед! Обед!..
На следующий день Витёк отказался от седла, теперь, как и все, восседал на подстеленной под себя фуфайке. Работалось легко. Правда доставали слепни, оводы и другие кровососущие насекомые. Но Витёк приноровился, и сверху убивал их, защищая своего коня от укусов.
У пацанов, обязательной традицией, после рабочего дня, соревнование. Оставив хомуты, налегке, добирались до конюшни. Всегда выбирался ровный участок примерно в полкилометра, перед конюшней и устраивались скачки. Обычно, один из парней давал команду: «Пошли!» Парни стегали своих лошадей, те с опущенными головами пускались галопом. Буян всё это делал по-другому: приподнимал голову, как бы приседал и большими прыжками пускался вскачь, стараясь, как можно дальше вперёд подбрасывать длинные ноги. В первый же вечер доказал всем, что в скачке нет ему равных. И ускакал далеко вперёд, оставив своих собратьев. Когда лошади прискакали к конюшне, Витёк уже стоял с уздечкой в руках, поджидая своих друзей, а конь находился за оградой.
Каждое утро, пацаны прибегая к конюшне, заходили в загон и пытались поймать своего коня. Когда не получалось, несколько человек зажимали в углу и только тогда надевали уздечку. Особенно тяжело поддавался Ёжик. Иногда этого, неподдающегося, приходилось загонять в конюшню, в стойло и там уже усмиряли. Хватали за ноздри, сверху, за подбородок снизу и зажимали, чтобы лошадь не брыкалась. И только после этого накидывали уздечку. У Витька никогда не было проблем. Он, как обычно, подходил, открывал калитку, показывал свою уздечку и кричал: «Буян, Буян, Буян!» Тот подавал голос, как будто говорил: «Я здесь, уже иду!» И спешно устремлялся к мальчишке. Витёк гладил по шее, давал два кусочка чёрного хлеба, присыпанное солью, надевал уздечку и выводил коня из загона. При этом, никогда не засовывал трензель в рот. Не было необходимости.
Если клевер убирают при помощи жердей, то для сена, в обязательном порядке, делают волокуши из веток. Так, легче работать копновязу. Он, накидывает петли, обводит и привязывает верёвку к хомуту, не мучаясь с жердями. Лошадям легче: когда идут к копне от стога, жерди, по пути, никуда не цепляются, не ломают хомуты и не рвут верёвки.
Заготавливается две ветки для одного копна, примерно 2,5 – 3 метра, ставятся крест-накрест. Туда складывают сено, и обычным порядком, доставляется до стога. Такая конструкция удобнее по двум причинам. Во-первых, сена остаётся меньше на земле, так как ветки с листьями, создают плотный слой и легко проскальзывают по траве. Во-вторых, эти же ветки, использованные при перетаскивании, скручиваются вершиной по паре между собой и набрасываются поверх, только что сложенного стога, или скирды. Скирда, или стог потихоньку оседает, а парные ветки удерживают от раздувания ветром, частично от промокания, крепче держался и не дают заваливаться на бок. Если этого не делать, то нет полной гарантии, что даже хорошо сложенный стог доживёт до зимы.
Один раз произошёл курьёзный случай. Время подошло к обеду. Женщины присаживались под деревьями, в тенёчке, укрываясь от жары, и раскладывали свои обеды. Тут выяснилось, что на дальней стороне осталась одна копна.
- Витёк, ну-ка сгоняй, притащи! – скомандовал дядя Федя.
- Понял! – кивнул мальчишка и галопом поскакал мимо женщин.
В это время тётя Капа, жена конюха, только присела. Не знаю, как получилось, но на верёвке, образовалась петля. Проскользнув по ноге, зацепила ступню. Ничего не подозревающая женщина, сидя, повернувшись полубоком, вытянула руку, чтоб схватиться за лямку, как неведомая сила быстро понесла её по траве, отдаляя от заветного рюкзака. Витёк, проскакав, метров десять, услышал крики. Сначала испугался, оглянулся и увидел картину: женщина, вся красная, с распущенными волосами, с торчащей вперёд ногой, как пушкой, приподнятые руки над головой, несётся по кочкам. При этом, круговыми движениями машет белым платком. Выглядело, как будто в азарте скачки подгоняет коня, или совершает залихватский танец. Комическая картина рассмешила и Витёк выпал с коня. Буян резко остановился. Не понимая, что случилось, видя, друг корчится от боли, или хохочет, начал тыкать его мордой, стараясь поднять с земли. Понимая бесполезность действий, преклонив колени, обнюхав, лёг рядышком. Словно говоря: «Я здесь! Я тебя не бросил! Садись на меня! Отвезу тебя туда, куда надо!» После этого случая вся деревня хохотала над произошедшим случаем, не забывая поступок коня. Поступок, действительно вызывающий уважение. Тётя Капа, проскакав на пятой точке, по мягкой траве, практически отделалась лёгким испугом и сама неимоверно хохотала, удивляясь этому.
После сена начинается уборка зерновых. Но Витёк в нём не участвовал, ему поручили пасти колхозных коров. Радости не было конца. Теперь, они постоянно вместе. И практически остаток лета провели вдвоём.
Лето закончилось. Витёк уходил, и в период школьной поры, не так часто навещал своего друга. Но каждый раз встреча проходила бурно с обеих сторон. Иногда, если этого не видел дядя Толя, и Буян не был на работе, мальчишка тайком выводил из загона своего друга, как обычно, садился верхом без седла, без уздечки, и они катались недалеко от конюшни. Пощипать травы, или попить водички с родника.
Проходят годы. Дружба, практически не прекращалась, стала только крепче. За это время произошло много интересного: скачки на санях, скачки верхом, купание в речке, просто прогулки, которых было бесчисленное множество и т.д., всего не расскажешь. Односельчане говорили про Буяна, что его даже машина не может обогнать, вот такой у нас быстрый конь. Витёк вырос, окончил школу. Вскоре, его призвали в армию. Теперь, Буян часто стоял около калитки один, поджидая своего друга, но Витька не было, он не появлялся. Возможно, та, давняя боль утраты брата, добавила негативной краски в его состояние и всё это заставило пережить по новой. Конь всё больше волновался, больше замыкался в себе. Дядя Толя замечал тревожное состояние. Но, пока не знал, как ему помочь. С ним Буян вёл себя, как обычно.
От колхозников начали поступать жалобы на Буяна. То убежит вместе с санями, если его не привязать. То встанет на дыбы, потом вскочит отталкиваясь задними ногами, пускаясь галопом, когда его хлестанут посильнее, понятно люди высыпаются, как горох на дорогу. Или вдруг, побежит в сторону деревни, к дому, где живёт его друг. Седок пытается остановить. Удила становится бесполезными, даже если порвёт края губ. В таких случаях, Буян превращается в не управляемого, дикого коня. И никакая сила не может заставить свернуть с намеченного пути. Прибежит к воротам и долго стоит, иногда подавая голос, но Витёк к нему не выходит. Понятно одно, это вызывает в лошади сильное беспокойство, тревогу. И ни кто не может объяснить, куда исчез его друг. Кое-как уводят, или на конюшню, или снова на работу при помощи конюха. И каждый раз можно от него ждать какого-нибудь подвоха. Так устроена психология всего живого. Даже у лошади, тем более преданного существа – надежда погибает последней.
К Буяну относились, как обычному коню, предназначенному работать на благо колхоза. Ни кто не хотел замечать его особенностей в чертах характера. Предполагаю, что с ним кто-то должен был подружиться. Он, не сразу конечно, стал бы таким же преданным и самоотверженным другом. Но второго, такого Витька, не нашлось. И прекрасный конь, со своими достоинствами, верности, благородства, имея силу, скоростные данные, в отличие от других колхозных лошадей, оставался незамеченным. Я бы даже сказал: оставался брошенным на произвол судьбы.
Как часто, мы не замечаем необычности, уникальности около самих себя и губим своим подходом, равнодушием, что-то ценное, что-то важное. Если говорить образно, я бы привёл пример из фразеологизма: вместо разглядывания, изучения микроорганизмов, забиваем гвозди микроскопом, не зная его особенностей, используем не по назначению.
У колхозников лопнуло терпение. Всеобщая любовь превратилась в озлобленность, в ненависть. Его определили на самую тяжёлую работу: на ферме таскать силос. Работа, на первый взгляд, простая. Работник загружает сани силосом, лошадь тащит в коровник, разбрасывается в ручную по кормушкам и обратно. С одной особенностью, сани используются, и зимой, и летом, телега не предусматривается. Загружаются полные сани, видя размеры и силу коня. Полбеды тянуть до фермы, по снегу, по грязи, по земле, сложности начинаются с порога. Пол внутри бетонный, при входе с маленьким наклоном, тянется вверх не меньше пяти метров. Это самый трудный участок для коня. При подъёме, затягивая груз, копыта из-за отсутствия хорошей опоры, постоянно скользят. Взяв подъём, по коровнику, надо тянуть груз с периодической остановкой, через каждые два метра. Скажу так, если у вас нет желания погубить коня, обходите ферму стороной. Тем более без подков, на ферме делать нечего.
Когда была в колхозе кузница, коня для фермы подковывали, лошадь меняли один раз в месяц. Кузнец постарел, вышел на пенсию. Горн остыл, угли закончились, деревянное здание обветшало, стало страшно входить в это здание. Молодые не брались за тяжёлый труд, они не хотели целыми днями стоять около горна. Назло, всё это произошло, как раз перед тем, как определили Буяна на ферму. Дядя Толя просил подковать, но не нашлось, ни кузнеца, ни подков, ни гвоздей. Несколько заходов в ферму и копыта стирались напрочь. Буяну выпала такая тяжёлая доля. К тому же, он задержался там, больше обычного срока в несколько раз. Защитников для него не нашлось. Конюх пытался возразить, но настойчивость колхозников и особенно дяди Арсеня, не оставили никаких шансов, освободить Буяна от этой непосильной работы.
- Хорошо! – сказал бригадир, – Давай освободим Буяна! Предложи, кого вместо него поставить?
- Ёжика, а то он самый ленивый из коней!
- Но, ты же, лучше меня знаешь, что Ёжик не потянет, он низкорослый, слабый! За целый день с ним не натаскаешь и половины, сколько делает Буян! А коров надо кормить вовремя, чтобы потом вовремя делать удои!
- Ну, купите трактор, в конце концов! К примеру, Т-25 «Владимирец!» Он малогабаритный, и вполне подойдёт для такой работы!
- А деньги ты мне дашь? Трактор больших денег стоит! Не то, что конь!
- Нельзя Буяна держать на ферме! Это же уникальный конь!
- И что мне делать с его уникальностью? Этот конь питается каждый день! Его надо кормить! А польза, какая от этой уникальности? Может, этот конь мне тоже нравится! Но, так же нельзя жить! Что будет, если каждый будет жить так, как ему нравится? От каждого должна быть, хоть какая-то польза! Нет! Колхозники жалуются, они попросили, у меня нет доводов, чтобы им отказывать! И давай на этом разговор закончим!
Дядя Толя, зашёл в свой домик, сел снова за стол напротив окна, достал нож и начал резать кожу для следующей упряжи, загруженный своими тяжёлыми думами. Отрежет кусок, цокнет языком. Отрежет, цокнет.
Примерно через год Витёк, в звании сержанта, прибыл в краткосрочный отпуск. Получив поощрение за отличие в боевой и политической подготовке. Прибыв домой вечером, на следующее утро, бегом прибежал на конюшню. По улице до конца домов крутой подъём метров двести, потом пологий. Но что такое километр для замкомвзвода, который целыми днями занимается боевой и политической подготовкой, физически натренирован, закалён и требует от своих подчинённых. Витёк забежал в домик конюха:
- Здравия желаю, дядя Толя! – юноша широко улыбался.
Конюх, отложив свой ножик, который стёрт до тонкого лезвия, поднял голову:
- На побывку? Вырос-то как! Возмужал, любо дорого смотреть! Раньше я на тебя смотрел сверху вниз, теперь ты на меня! – грустно улыбнулся.
- Так точно, на побывку! – радостно отчеканил служивый.
- Знаю, знаю, зачем прибежал! Хочешь увидеть Буяна! Вон и хлеб, два кусочка прихватил! – тяжело, с грустью вздохнул конюх, акцентируя на последних словах.
- Дядя Толя! Что случилось? Что-то вы мне не нравитесь!
- Я и сам себе перестал нравиться! – ещё глубже вздохнул.
- Что? Ну, что? – Витёк от удивления и нетерпения, развёл руками, в глазах пробежал испуг, они расширились, как в детстве.
- На ферме он? – выдохнул конюх и с опаской посмотрел на молодого человека. Взял нож, кусок кожи, хотел порезать. Со злостью швырнул на стол, засунул большой палец за ремень, вторую руку положил перед собой, ладонью вниз, прищурил глаза и уставился на улицу.
- Как на ферме?
- Вот так вот! – не поворачивая головы.
Сержант круто повернулся и бегом побежал на ферму.
Буян лениво жевал силос, низко отпустив голову. Вдруг услышал голос: «Буян, Буян, Буян!» Ещё не видя своего друга, он привычно, но как-то по-другому заржал, толи с обидой, толи с упрёком, толи с тревогой, может от душевной радости. Как только увидел бегущую фигуру, встал на дыбы, помахав передними копытами, как бы пробуксовывая, поскакал на встречу. Словно не было этих долгих, мучительных месяцев. Словно было всё, как прежде. Они снова вместе и никогда не разлучались. От вялости не осталось и следа. Витёк, тут же распряг коня, раскидывая энергично упряжь, и только после этого похлопал по шее, поглаживая нежно. Дал обычную порцию хлеба. Буян съев, беспрестанно тыкал Витька мордой в грудь. Осмотрев вокруг, парень ужаснулся: «Что они с тобой сделали?» Края губ порваны. Зацепы на копытах сильно стёрты, кровоточат. На ногах с внутренней стороны: предплечьях, голени, бабки и на плюснах натёртости. Некоторые зарубцевались толстой грязной коркой, некоторые свежие, отдают бледно-розовым цветом. Несколько болячек гноятся. Витёк обнял голову друга за ушами и повёл в конюшню. Буян послушно шёл за ним, периодически вздёргивая головой.
Тётя Тоня вышла из фермы, увидела в сторонке сани, упряжь. Следом вышел скотник дядя Лёня:
- Где Буян? И как он распрягся?
- Вот и я хотела бы знать! – задумчиво произнесла женщина, озираясь вокруг.
- Давай срочно к бригадиру, надо позвонить в милицию!..
- Ах, да! – вдруг ухмыльнулась она, – Витёк же приехал, говорят на побывку! – она махнула рукой, грустно улыбнулась и зашла обратно внутрь.
Витёк, в конюшне, с дядей Толей, обработали раны, дали сена, попить. Только после того, как сделали всё необходимое, сержант отправился домой. На ферму запрягли другого коня.
На следующий день, был длинный, напряжённый, тяжёлый разговор между конюхом, бригадиром и сержантом. Вдвоём, всё же доказали, что больному, израненному коню нужна передышка, хотя бы для того, пока не вырастут зацепы, роговица копыт. Что он там задержался уже надолго. Что он не заслуживает такого наказания. Что он не самая плохая и последняя лошадь в табуне, чтобы к нему так плохо относиться. Чтобы он смог восстановиться: «Иначе, безвозвратно потеряем лошадь!» «Вы же сами говорили, что вам Буян нравится!»
«Ладно, пусть выздоравливает!» – наконец согласился бригадир.
Витёк, каждый день приходил и осматривал раны, помогал конюху по конюшне.
В дальнейшем установили очерёдность лошадей, для работы на ферме, за которым ревностно следил конюх. И самое радостное то, что в этом списке не было Буяна.
Отпуск пролетел быстро, словно сон. Перед отбытием, отпускник забежал в конюшню. Обняв своего друга за ушами, уткнулся в лоб коня. Так простояли долго. Возможно, о чём-то беседовали, договаривались. Возможно, Витёк просил своего друга немного потерпеть, так как он снова уедет надолго, но он обязательно вернётся. И потом, уже никогда не расстанутся. Буян периодически кивал головой, то ли соглашался, или же, наоборот, не соглашался. Скорее всего, он не мог понять, в необходимости долгой разлуки. На каком языке разговаривали? Интересный вопрос. Но ответить на него я не смогу. Возможно, только на их понятном языке. Могу сказать одно, с вероятной точностью: это прощание было грустное и муторное, как будто прощались навсегда. Если Витёк был печален, тихим голосом нашёптывал другу, то Буян тревожен, дёргая головой, периодически переступал с ноги на ногу. Он тоже понимал час разлуки и всячески противился этому. Наконец, Витёк последний раз похлопал по шее, отпустил голову и направился к выходу. Буян, пошёл вперёд, подавая голос, но жерди стойла перегородили ему путь. Он ржал беспрестанно. Витёк, ещё раз повернулся, с болью на душе, махнул на прощание рукой и быстро вышел за дверь.
В своих письмах солдат постоянно спрашивал про своего коня и безмерно радовался, что у Буяна всё хорошо и он уже выздоравливает. Отслужив положенный срок, вернулся домой. Когда речь зашла о Буяне, мама сказала:
- Извини сын! Я тебе не писала, не хотела огорчать! Чтобы ты спокойно отслужил и вернулся! Буяна больше нет!
Улыбка сразу же исчезла. Он в оцепенении. Какое-то время стоял, не веря своим ушам. Молча, вышел на улицу и бегом побежал в конюшню.
- После твоего отъезда, Буян подолгу стоял у калитки загона, смотря в ту сторону, откуда ты, обычно приходил! Больше не резвился с другими конями! Если выводил в ночную, он медленно плёлся за табуном, низко отпустив голову! Словно постарел, сразу на несколько десятков лет, и превратился в глубокого стрика. Нет, нет не думай! После того, как ты его привёл из фермы, его больше ни кто не трогал! Даже твой дядя Арсень, как-то мы стояли поздней осенью у конюшни, курили, долго смотрел на Буяна, потушил сапогом сигарету, смачно плюнул и сказал: «Жалко конягу! Не понял я его вначале! А теперь, поздно!» А Буян словно услышал это, поднял голову, посмотрел на нас! Резко повернулся и побрёл в дальний угол! От этого, у твоего дяди изменилось лицо, он, как бы смутился: «Прости меня дурака! Надо же такую силу сверхчеловеческую иметь! Только одно название конь!» – махнул рукой, ничего не объясняя, размашисто пошагал восвояси! Больше на конюшне его ни разу не видел! Я знаю, как болеют лошади и всегда мог их лечить! А тут оказался бессилен! И Лида приходила, слушала, вздыхала, но так и не поставила диагноз! Ты же знаешь её, она хороший ветеринар! – голос стал тихим и суровым.
Витёк заплакал. Он хныкал, как маленький ребёнок. Дядя Толя положил свою руку ему на плечо:
- Простите меня, дядя Толя! За то, что не удержался! – вытирая слёзы, кое-как произнёс юноша.
- Это ты меня прости, солдат! Ты вон на срочной службе, дослужился до старшины! Значится, честно выполнил свой долг! А я на своём фронте! Смалодушничал! Помнишь наш разговор в ночной, когда ты меня спросил про то, что я разговор лошадей понимаю! Так вот! Я скажу тебе так: их разговор понимаешь ты! И мне до тебя далеко! Я, по сравнению с тобой остался рядовым кавалеристом!
- Нужно обязательно сделать одно дело! Где Буяна похоронили? – вдруг внимательно смотря на конюха, спросил Витёк. Его лицо было решительно, сосредоточено и непроницаемо.
- Понятно где! Там где и все остальные, в общем, скотном могильнике! – удивлённо, по-другому смотря на парня.
Стояла сухая, пасмурная погода. Видно, как низкие грозовые тучи, летели с большой скоростью над деревьями и домами. Местами охватывали высоковольтные столбы и прятали их верхушки. Возможно, хотели зацепиться за них. Но подхваченные ветром, уносились дальше от насиженных, любимых мест. Картина, вызывающая печаль и тревогу. Им бы остановиться где-нибудь, освободиться от тяжёлой ноши и превратиться в сказочные, белые облака при свете солнечных лучей. Но ветер, не внимая им, тянул их паровозными составами, всё дальше и дальше, укрывая яркие, солнечные лучи.
Могильник, представлял из себя, глубоко вырытую яму, больших размеров, с деревянной крышкой сверху. На следующий день, около крышки появился молодой человек приоткрыл её и не глядя, бросил туда два кусочка хлеба, посыпанное солью. Сделав несколько шагов от могильника, в сторону елки, которая росла рядышком, остановился. Осмотревшись, вбил крест с фанерной дощечкой, на которой крупным шрифтом, фломастером красиво написано: «Буян». Повесил рассохшуюся уздечку по вершинам креста, погладил ремни. Присел на корточки, перед крестом, на молодую траву и замер. Долго сидел не шевелясь. Только ветер, пробегая по веткам деревьев и кустов, дотрагивался до него, шевелил чуб, как будто это был Буян. Возможно, Витёк, общался духом своего коня, который непременно ждал его здесь. По-другому, просто, не может быть. И они вспоминали, то счастливое время проведённое вместе, разговаривая, только на их понятном языке. Затем, медленно встал, ещё раз посмотрел на крышку, крест, задерживая каждый раз взгляд. Резко развернулся, быстрыми шагами, сильно размахивая руками, не оборачиваясь, пошёл в сторону деревни.
* Поскодни, мн. Мужская особь конопли, посконь. В отличие от женских (матерки) менееоблиственные, раньше созревают, содержат больше волокна. «Из их грубых волокон вили путы, грубые веревки» Руднян Смол., Соловьев, 1981
** Топони;мика (от др.-греч. ;;;;; — место и ;;;;; — имя) — раздел ономастики, изучающий географические названия (топонимы), их происхождение, смысловое значение, развитие, современное состояние, написание и произношение.
*** Гидро;нимы (от др.-греч. ;;;; — вода + ;;;;; — имя) — один из классов топонимов — названия водных объектов (рек, озёр, морей, заливов, проливов, каналов, водопадов, и т. п.)
**** Трензель – металлические удила, служащие для управления лошадью путём надавливания на язык и углы рта.