Когда-то Олимпийские и Паралимпийские игры проводились отдельно, я не застала те давние несправедливые времена. Современные правила убрали никчемные ограничения и позволили инвалидам и здоровым спортсменам состязаться в быстроте, силе, ловкости и выносливости в одних и тех же странах, городах, на одних и тех же аренах. Относительное равенство мне сразу приглянулось, в удобстве паралимпийской деревни, где наша команда обосновалась на три недели, я не сомневалась.
Это компактное поселение напоминало изолированный благоустроенный город, растянувшийся на несколько квадратных километров. Сюда попадали только аккредитованные спортсмены, тренеры и обслуживающий персонал, как редкое исключение – лица со специальными разрешениями. На входе все проходили тщательный досмотр, прямо как пассажиры в аэропорту.
Главная дорога с обеих сторон ограничивалась стройными линиями светлых девятиэтажных домов. Весь мини-городок делился на целевые зоны – пропускной пункт, центральная площадь, жилой сектор, столовая, развлекательный центр, парк, поликлиника, площадка для транспорта. По периметру на малой скорости курсировали комфортабельные автобусы и автокары. Асфальт всюду был гладким, редкие бордюры – низкими. Недавно посаженные тонкоствольные деревца радовали взор, на нежной зелени молодых листьев тактичная европейская осень ещё не оставила ни одного жёлтого развода. И травка была по-летнему свежей, и солнышко грело вовсю. На Дальнем Востоке сентябрь не так мил. В общем, вторая встреча с Лондоном мне тоже понравилась.
Неприятности начались позже. Русский дом располагался на окраине, до центра идти замучаешься, так что торжественные и развлекательные мероприятия я проигнорировала. Но это полбеды, большие сложности принёс быт. Условия, вполне подходящие для здоровых спортсменов, устроители Олимпиады под нужды инвалидов не меняли. Комнаты, рассчитанные на скромное проживание двух человек, были маленькими, излишне прохладными, неуютными. Вся мебель - кровати, неказистые тумбочки, неудобный шкаф. В санузле ни поручней, ни сидений для ванны, ни резиновых ковриков. Тонкие и шаткие пластиковые ширмы вместо необходимой опоры опасно скользили под руками, а коль упадёшь на кафельную плитку, костей точно не соберёшь. Вот раковина была устойчивой, но на редкость крохотной, особо не поплещешься. Я ненавидела туалетную комнату, без элементарных удобств ежедневный душ не приносил наслаждения - просто необходимая помывка.
Спальные места тоже поражали непродуманностью. Слишком высокие койки создавали дополнительные трудности низкорослым спортсменам и колясочникам. Я долго приноравливалась к новой постели, и, забравшись на неё, укутывалась тёпленьким одеялом и лишний раз не слезала. Босиком ходила плохо, а пол был абсолютно голым, каменно-жёстким, холодным и скользким.
Огромное белоснежное полотенце становилось прикроватным половичком ненадолго: обнаружив предмет банного обихода в неположенном месте, горничная тут же сдавала его в стирку. Мне так не нравилась её служебная прыть! Лучше бы какую-нибудь табуретку принесла. Поблизости даже простенького стула не нашлось, и я усаживалась в холле на низкий диванчик, чтобы обуться и завязать шнурки на кроссовках. Позвоночник противился резким сгибам и часто пугал меня нарастающей болью.
Паралимпийская командировка совсем не смахивала на сказку. Похоже, проектировщики новой деревни напрочь забыли о нуждах хромых спортсменов. Уличный рай годился для тех, кто имел здоровые ноги или индивидуальные средства передвижения. У меня не было ни того ни другого – значит, о прогулках можно не мечтать. Я телепалась куда-то только по необходимости: метров пятьсот до столовой, плюс обратный путь - уже целый километр. Немало, однако. А если три раза в день... Нет, такого не вынести. «Марафон» в аэропорту мощно ударил по моим слабым коленям и свёл общую подвижность к минимуму. Я оставалась то без ужина, то без завтрака.
Интенсивные тренировки начались сразу после прибытия в Англию. Сначала мы более полукилометра шли до нужной остановки, потом долго стояли в ожидании автобуса, не обнаружив радом ни одной скамеечки. Далее минут сорок ехали вполне комфортно, затем по щербатым дорожкам топали до неблизкого павильона. Не налегке, а с оружием, боеприпасами, складными табуретками и столами. Привычную поклажу я еле волокла, тростью не пользовалась, опасаясь перегрузить правое плечо. Позвоночник болел всё сильнее, острее, ноги без конца спотыкались, желание стрелять, подавленное ещё на непутёвых сборах, почти отпало. Я чувствовала себя человеком с очень ограниченными возможностями, чужой и ненужной в огромной паралимпийской семье. Случайность, которая занесла в Англию, считала скорее нелепой, чем счастливой.
Лондонские талисманы совершенно не вдохновляли меня на выдающееся действо. Потешные, но безликие Уэнлок и Мандевилль симпатий почему-то не вызывали. Детский писатель дал им имена английских городов, связанных с началом олимпийского движения. Эти получеловечки олицетворяли ожившие капли стали из конструкций огромного стадиона. Каждый смотрел на мир широко раскрытым глазом - объективом камеры - и фиксировал чудеса, которые пролетали мимо: за исключением поездок в тир, я не покидала деревню и даже в её пределах придерживалась выверенного пути. Не было новых знакомств, приятных встреч, я не видела развевающихся флагов, не гуляла в парке, не любовалась оригинальными скульптурами, не ездила в сувенирные лавки, не оставляла на специальных стендах памятные автографы, не ходила в кафе, на концерты. И до поликлиники, оснащенной по последнему слову техники, не добралась. Чтобы оставаться в строю, довольствовалась подручными таблетками, уколами, натираниями.
Спортивное волнение вытеснили мелочные переживания: поесть бы нормально, помыться, поспать, до тира дойти да обратно вернуться. При этом окончательно не покалечить ноги и спину. Не к месту вспоминалась больница... Я так боялась вернуться к уже пережитому и стать зависимой от окружающих!
Стыд перед Родиной вдруг убыл, в душу коварным зверьком закралось безразличие. На тренировках соперницы блистали мастерством и, предвкушая успех, боролись за каждый выстрел. А я нажимала на оружейный спуск бездумно и до весомых результатов не дотягивала. Народу кругом было много, публичная бестолковость меня смущала. Новенький пистолет, приобретённый Центром спортивной подготовки специально для Паралимпиады, технических неисправностей не имел, но, казалось, жил независимо от хозяйки. Я с трудом выдерживала изнурительные атаки физической боли и всё чаще убеждалась, что большой спорт - не моя стезя.
Полноценный отдых был необходим, но Владимир Иванович приказывал стрелять и стрелять. Для всей команды имелась единственная установка: добыть медали любой ценой! Моего нарастающего отчаяния никто не замечал, я в большом количестве поглощала припасённые медикаменты, при этом ходила и стреляла хуже и хуже. Подступила нужда менять приоритеты, не награды вышли на первый план, а состояние здоровья. Главный тренер верил, что титанические усилия не напрасны. Я же, скрепя сердце, отказалась ездить в стрелковый комплекс. Соорудила уютное лежбище, отключила будильник и устроила себе выходные вплоть до важного выступления. Интуиция подсказывала, что поступаю правильно. С чего бы ей не верить?
Владимир Иванович объяснения не слушал, негодовал прилюдно и отчитывал меня наедине, словно закоренелую лентяйку, - четыре дня, видишь ли, летят ко всем чертям! Нельзя быть такой безответственной! Я немножко обиделась, однако спорить не стала, несмотря на колкие упрёки, всё равно поступила по-своему. Силком-то на рубеж никто не потащит. Да и в Россию раньше времени не отправит. Мой моральный оплот в лице главного тренера развалился в самый неподходящий момент, опять пришлось надеяться исключительно на себя.
Фото из сети Интернет. Паралимпийская деревня, Лондон, год 2012.
Продолжение - http://www.proza.ru/2018/04/12/1165