Растревоженная память

Ольга Фунтикова Бояркина
     Интересная штука - память. Как уж там всё устроено, в этом механизме памяти?! Память – это процесс, протекающий в человеческой психике, благодаря которому осуществляется накапливание, сбережение и отображение материала.       Память в психологии - определение способности мозга выполнять функции запоминания, хранения и воссоздания опыта. Это свойство помогает человеку
перемещаться в пространстве и времени.
Внутренняя память сложный процесс, в котором осуществляется восприятие, накапливание, хранение, систематизация и очень быстрое воспроизводство информации.
Внешняя память фиксируется на внешних средствах (бумага, диктофон,).

    Память подразделяется на много видов. Вот некоторые виды памяти: образная, двигательная, эмоциональная, словесно-логическая и многие другие.
Основные процессы памяти: заучивание, сохранение, воспроизведение, узнавание,
забывание. Амнезия - отсутствие памяти.

Существует генетическая память: информация хранится на генотипе, передаётся и
воспроизводится по наследству. На генетическую память невозможно оказывать
влияние через обучение и воспитание. Биологическим механизмом запоминания
информации являются мутации и связанные с ними изменения генных структур.
    Память является одним из основных свойств личности.

    Это всё научные характеристики и объяснения памяти, как процесса психики.
А мне вот хочется разобрать этот вопрос чисто с житейской стороны, представить такой вид памяти как автобиографический,(есть и такой среди их многообразия).

    Мне кажется очень интересным, что с возрастом, точнее сказать, по мере
того, как приближается старость, всё чаще и отчётливее вспоминаются и совершенно ясно и подробно встают картинки из далёкого детства, порой такие
сюжеты и события, о которых ты в течении жизни и не подозревал.

    Я родилась в селе на границе с Китаем, росла с бабушкой, мама была всё время на работе, я её и не видела: утром я просыпалась, когда она была уже давно в школе, а вечером я ложилась до того, как она возвращалась. Было у
меня обычное деревенское детство, как и у большинства, ведь мы многие вышли из глубинки, из деревень и сёл...

    Мамы уже много лет нет с нами, она следом за своими родителями ушла в иной, светлый, мир. Это неизбежно, таково устройство нашей жизни, вечности.
Мне часто вспоминается именно моя бабушка, ведь мои детские, самые счастливые воспоминания, напрямую связаны с её присутствием, заботой и любовью ко мне.
Помню, как болела корью, и все окна в той половине дома, где в самом дальнем уголке спальни я лежала, были поверх штор ещё занавешаны и покрывалами: было
лето, а оно в Забайкалье и солнечное, и жаркое, болеющие корью не переносят яркого света. Когда я сказала как-то в детстве об этом моменте  маме, она просто не поверила, мне было меньше трёх лет...

    Дом наш стоял тогда на верхней улице села, на небольшом косогоре, и
во дворе был уклон вниз, в сторону огорода и стайки, так в Забайкалье называют постройки для скота и хозяйственных нужд. Как-то мама привезла из поездки в Читу мне большущий мяч, (в наше время в сельских магазинах не было возможности купить что-то "выдающееся", магазины Сельпо имели ассортимент самых необходимых продуктов и одежды, предметов бытового обихода.) Поэтому радости моей не было предела, схватив новую игрушку, я выскочила во двор.
Ничто не предвещало, как говорится... Но тут же раздался мой дикий вопль...
Я придумала отличное использование мяча: легла на него пузиком и решила прокатиться перед крыльцом вниз с горки, и снесла себе всю мордень - нос, лоб и подбородок. Земля была твёрдая песчаная, я ободралась как по наждачной бумаге. Счастью наступил сразу же печальный конец.

   Помню, как в том же возрасте я забегаю в сени, в которых тоже из-за летней жары окно и дверь плотно завешаны, и почти темно, залезаю на стул возле стола, за которым мы кушали, (в доме летом никто не ел, пользовались летними кухнями, они были у большинства селян, или вот как мы, сенями, из-за того, чтоб не было в доме мух... - деревня ведь, а средств аэрозольных, как теперь, не было, подвешивали к потолку, над проёмами дверей, липучки - специальные бумажные ленты, "мухоуловители") и из-под полотенца достаю пол-литровую
алюминиевую кружку с молоком, моя единственная летняя еда! Сев прямо на стол,
пью холодненькое коровкино домашнее молочко, неторопливо, сквозь зубы, как
говорила моя бабуля, "ццежу". На мне бледно-голубенькая маечка и тёмные трусишки-шортики, мы в жару там всё лето ходили полуголые и босые. Наверное,
поэтому зимой нас не брали никакие простуды. Вот уж воистину - "дети солнца"!

   В те годы в нашей стране был полнейший атеизм. Даже моя очень старая
бабуля, прошедшая репрессии, ссылку и войну, никогда не крестилась, иногда я слышала, как она тихонько шептала короткие молитвы, но мне можно было такое знать... Но вот празднование Пасхи всё-равно присутствовало, тоже тайно, не
заостряя и не афишируя, на уровне какой-то душевной светлой радости...
У всех хозяек в Забайкалье раньше всегда было напечено полно всякой вкусной
стряпни, поэтому к Пасхе уж изгалялись куличами, хворостом в виде роскошных тончайших цветов, в основном разного размера роз, пирогами со сладкой начинкой. Чтоб яйца красили - такого не припомню, может, у кого-то и было... Но моя мама была учительница, одно время, в совсем моём раннем детстве, она была завучем, поэтому у нас в семье было невозможно такое проявление "религиозной направленности".

    Но помню Пасху в свои четыре с небольшим года, мне в начале сентября исполнилось четыре. Видимо, она была поздняя, было очень тепло, мы бегали без какой-либо верхней одежды, в платьицах и лёгких кофточках. Мама ездила на весенних каникулах на совещание в Читу, оттуда всем привезла гостинцев. Мне было на Пасху надето голубое фланелевое платье с некрупными изображениями всяких игрушек: кукол, медвежат, зайчиков, мячей... По подолу и краям рукавов платьице было отделано жёлто-оранжевой тесьмой "змейкой". Красотища! А сверху принарядили меня в красную кофточку с начёсом, как говорили в наше время, на замочке-молнии от воротника до средины. Я чувствовала себя, во-первых, невероятно нарядной модницей, а во-вторых, сразу совершенно повзрослевшей. Пошла с девчонками качаться на качелях рядом с нашим огородом, в переулочке.

    Слово качели не подразумевает того, чем они являются теперь, это была просто отполированная попами доска, довольно большого размера, мы умудрялись качаться вчетвером, на толстых верёвках, закреплённых по краям доски путём обматывания и какого-то замудрённого узла. Обычно качели были на двух высоченных вкопанных столбах, так как вечерами на них качались и парни с девчатами... Представляете, что ранней весной, после стаявшего снега, творится с землёй в деревне?! Да,да, возле огорода, где землица чернозёмная, удобренная... Вот  там я и слетела с качелей, вся разнарядная, в лужу с навозной жижей. Платье отстирать не удалось, и я его больше не видела... Называется, оторвалась по полной!

    У нас, да и у всех в селе, была печь не простая, а русская, со всеми вытекающими из этого громкого звучного названия, приятными последствиями.
Во-первых, она согревала в холод и была кормилицей, все вкусности варились в ней, пекли хлеб и душистые пироги. А в холодные дни, придя с прогулки весь
замёрзший, в обледенелых варежках и валенках, с сопливым красным носом, ты пулей взлетал греться на русскую печку. Между печкой и стеной пространство было обустроено высоким таким топчаном из досок, назывался гобчик или (гопчик?). Иной раз, постелив на него какое-то одеялко или даже фуфайку, бабушка, уставшая от маяты по хозяйству, (а вставала она ни свет-ни заря!)
ложилась отдохнуть и погреться. Обычно на этом гобчике сушили отсыревшую обувь и одежду. На печке мне с подружкой даже разрешалось играть в куклы, ну, это пока мы не были великовозрастными... Под гобчиком, сбоку от печи, сушились поленья дров на растопку. Вся эта часть помещения отделялась от кухни небольшой перегородочкой или даже кое у кого простой занавеской. Называлось это место - куть. Там обычно помещался только небольшой стол для приготовления еды, шкафчик и полки с утварью, крупами, мукой, луком, висящим в плетёнке на стене, на гвозде, стояла бочка или фляга с водой.

    Самым важным инструментом для того, чтоб управляться у печи с кастрюлями, но чаще всего в то время использовали такие округлой формы на узком высоком донышке чугунк`и, был рогатый, на довольно длинном черенке, ухват. Для того, чтоб ставить и доставать из печи хлеб`ы, существовала деревянная лёгкая лопатка, была ещё кочерга для углей, которую в нашей местности называли клюкой. Использовался ещё чапельник (сковородник) — кухонная принадлежность, представляет собой крюк с упором на деревянном черенке, предназначенный для захватывания чапелы — сковороды, не имеющей ручки и потому пригодной для установки в печь или духовку.

    В зимнее время бабушка вставала затемно, зажигала керосиновую лампу под стеклом у себя в кути и начинала там чародействовать... Поскольку я почти всю свою жизнь в малолетстве спала с бабой на кровати в прихожей, возле окна и обеденного стола, то мне в дверной проём было видно и растопленную пылающую печь, от которой становилось светло, и то, как бабушка управляется на кухне.

    Когда я родилась, ей уже было семьдесят лет, моя мама была самой младшей из многочисленных детей. Бабушка была маленькой, сухонькой, с выступающим на спине небольшим горбиком - результат того, что она с детства пряла на ручной прялке, сидя боком, и вязала. Силы она была, видно, недюжинной для её возраста и внешности, потому что работала день-деньской без жалоб и отдыха.
Одевалась как все женщины-казачки Забайкальского приграничья. Поверх нательной, из тонкого ситца, становинки, она надевала подъюбник, светлый с ручным кружевом по низу, верхнюю юбку - обычно они у неё были тёмные, из однотонного кофейного, тёмно-коричневого, серо-чёрного сатина. Кофточки все были с длинным рукавом, застёгивающимся на пуговицу, и с глухим воротом, из штапеля в мелкий узор, ситца, обычно светлого, для летней поры. Поверх юбки,
заправив блузу, повязывала фартук, не передник с нагрудной частью, а только от пояса, длиной как и юбка, называемый запоном. Волосы были длинные, заплетены в косу и всегда повязаны платком; если шла на улицу или в гости,
то повязывала нижний платок низко на лоб, почти до бровей, вокруг головы, завязывая на затылке, а сверху нарядный цветной, мог быть кашемировый или из плотного шёлка, (в то время они были китайскими, очень хорошего качества).
    
    Вот так и стоит она у меня перед глазами, со спины, орудуя ухватом; движения все чёткие, без суеты, точные и выверенные, всё делалось легко,
словно играючи... С любовью и удовольствием она пекла, варила, готовила нам
разносолы, жарила золотистых Аргунских карасей в большущей по диаметру, невысокой чугунной сковородке. Всегда была большая кастрюля или эмалированное ведро всякого печенья, шанежек, плюшек и пирогов. И так это помнится мне отчётливо, будто пересматриваю кадры киноленты...

    Эх, память, память, умеешь ты растревожить душу... Но какое это замечательное занятие, доставать из дальних уголков хранилища прошедшие
жизненные события, родные лица, слышать любимые голоса... Спасибо тебе огромное за это, память!

          18.02.2017г.