5 сентября 1955 года
Шура не сразу обратила внимание на человека, появившегося у родника.
Сентябрь выдался благодатный, теплый, с мягкими ночными дождями. Утром было свежо, торопливо шагали по лесным тропинкам грибники. Места вокруг хутора, который приютился на самом краю леса, были богаты боровиками, груздями, рыжиками. Сам хутор был всего в двух километрах от городка. Оттуда, из городка, в эти богатые леса и тянулись любители лесных даров.
В послевоенные годы грибы, ягоды да речная рыба для многих семей были хорошим подспорьем.
Два небольших домика с соломенными крышами приютились на краю поляны ещё в тридцатые годы. Жили тут работники лесничества.
Крутой дугой пересекала поляну дорога, огибающая небольшую низину с журчащим на её дне родником. Вода в роднике была холодная и вкусная, сам родничок жители хутора обустроили небольшим срубом. Тут часто отдыхали прохожие. Грибники, поставив в тень черемухового куста тяжелые корзины, сидели у родника, некоторые даже дремали. Обычно кто-нибудь оставлял на сломанной ветке стеклянную банку или жестяную кружку, чтобы испить воды мог любой путник.
Вот и этого пожилого мужчину Шура приняла за такого грибника. Правда, не увидев поблизости корзины или ведра с грибами, решила, что просто прохожий человек.
На следующий день, набрав воды из родника, Шура заметила, что человек направляется к ней, тот самый, что и вчера тут сидел.
Поздоровавшись, незнакомец задал странный вопрос:
– А давно ли вы тут живёте?
– Да ещё до войны сюда родители переехали. А почему спрашиваете?
– Тебя Шура зовут? Ты меня не узнаёшь?
Шура всмотрелась в лицо человека. Волосы с проседью, черты лица правильные, глаза яркие, синие. Что-то смутно знакомое было в этом лице.
– Может, и встречались где. Но вспомнить не могу.
– В войну, в сорок втором году, тут же. Вон там, под кустом, ямка была.
Шура всмотрелась внимательнее в лицо мужчины:
– Ямку ту закопали давно. Дети там играли. Края песчаные, могла обвалиться…
И медленно, словно припоминая, произнесла:
– А я вспомнила вас. Вы выжили.
***
Шура всегда приносила воду из родника утром. И тогда, туманным сентябрьским утром сорок второго года, тоже пошла к роднику. Не сразу обратила внимание на немецких солдат, растянувшихся цепью. Многие из них были с собаками, бежавшими впереди на туго натянутых поводках. Именно собак девочка испугалась больше. Она поставила ведро с водой на землю и молча пережидала.
Немцы были в чёрной форме, изредка переговаривались. Лай собак тоже раздавался редко. Солдаты с собаками обошли дома, сарайчики, заглянули в баньку на краю огорода. Девочка смотрела на немецких солдат с каким-то ужасом: «Вроде и люди, но почему-то так страшно даже смотреть на них». Один из немцев, офицер, на ломаном русском языке спросил у Шуры, не видела ли она кого незнакомого, не проходили ли тут чужие люди.
– Не видела никого. Ни вчера, ни сегодня, – ответила она.
После недолгой заминки из-за осмотра построек немцы развернулись и пошли в сторону соседней деревни. Они отошли достаточно далеко, а Шура, поднявшись на пригорок и привстав на цыпочки, смотрела им вслед.
– Ну что? Далеко они? Или уже не видно?– послышалось сзади.
От неожиданности Шура вздрогнула и быстро повернулась. Перед ней стоял солдат в оборванной советской форме, босой, небритый. Лицо с ввалившимися щеками было серым и грязным. Только необычно синие глаза как-то победно сверкнули.
¬ – Ну, вылезай! Пронесло, – сказал он кому-то.
Из ямки, скрытой травой и ветками черемухи, встал ещё один солдат. Совсем молоденький, гимнастерка мешком висела на изможденном теле. Лицо было бело, как мел.
– Ну-ну, сынок, держись, долго жить будем.
И уже к девочке:
– А тебя как зовут? Не слыхала ли ты, есть ли близко партизаны?
– Говорят, что есть в лесу, немцы туда не ходят, боятся.
– Ну, бывай, Шура! Может, свидимся когда. Пора нам.
Придерживая друг друга, солдаты направились в лес, в противоположную сторону от немцев.
Шура смотрела им вслед, пока они не скрылись за стволами сосен.
Спустя какое-то время стало известно, что из лагеря военнопленных в городке бежала группа солдат. Кого-то из них нашли, показательно, перед строем, расстреляли. А потом об этом побеге забыли, другие события заслонили его собой.
***
– Да, выжили. В плен к немцам я попал весной, в марте. Была бомбёжка, контузило меня. В себя пришёл уже у немцев. Всего хватило.
Сюда, к вам в городок, привезли нас летом. Гоняли на расчистку улиц, лес рубить заставляли вдоль дорог. Несколько раз пытались бежать, да всё неудачно. С Димкой этим, который со мной был, почти не были знакомы. За день до побега сидели за колючкой под солнцем, без воды, разговорились. Слух прошёл, что отправят нас дальше, на запад, в Польшу или в Германию. А оттуда далеко не убежишь. Димка же совсем мальчишка был.
Добровольцем на фронт ушёл, ещё семнадцати не было. В тот день, когда бежали, у него был день рождения, восемнадцать исполнилось. Под вечер погнали немцы нас к вокзалу, вот тогда мы и рванули, кто куда. Кого на месте застрелили, а нам удалось за дома свернуть. Может, мальчонку Бог пожалел, помог нам из городка выйти. Через лес к вашим домам вышли. А когда услышали лай собак, побежали по болотине, чтобы сбить собак со следа. Тут и провалился в ямку Дима. Затаились мы, не дыша сидели, пока немцы рядом были. Больше всего собак боялись. Просто чудо, что они нас не учуяли.
Через день вышли к партизанам.
Надо сказать, большого доверия пленным не было. Сдружились мы меж собой. Был он из Смоленска, единственный сын у родителей. Димка очень болезненно переживал недоверие. Немцы обстреливали партизанскую зону регулярно. Во время одного такого обстрела его тяжело ранило. Совсем молоденького, его пожалели, отправили на большую землю. Когда несли носилки к самолёту, последний раз мы говорили. Димка сам сказал: «Тимофеич, давай встретимся после войны на том хуторе, где спаслись чудом. На мой день рождения, помнишь? 5 сентября. В пятьдесят пятом году, так запомнить легко». На том и порешили.
Когда наши освободили Брянщину, попал я в штрафбат. Был ранен, кровью, как говорится, смыл… А после войны, я как бывший военнопленный сидел в лагере. А вот парнишку того не мог забыть, сердцем к нему прикипел. Он мне как сын был.
После смерти Сталина стали нас выпускать, год назад вернулся к своим, жене и дочке. Дочка у меня такая, как ты, замуж вышла недавно. Жизнь стала налаживаться. А вот не идет из головы Димка, часто вспоминается.
Я вчера приходил, ждал его. Дай, думаю, сегодня ещё приду, может, кто помнит нас.
Так, говоришь, не видела его тут? Может, запамятовал…
Посидев ещё немного у родника, мужчина встал, оглянулся по сторонам, словно искал кого взглядом, и медленно пошёл по тропинке в сторону городка, откуда много лет назад цепью шли немцы. Остановившись на краю поляны, где дорога уходила в кустарник, он обернулся, помахал рукой. Через минуту скрылся из виду.