Помню сорок седьмой год, конец мая. Вся деревня высыпала на улицу, что бы поглядеть на странное шествие. Люди стояли вдоль обочины дороги, которая служила одновременно, центральной улицей, нашей сибирской глухой деревушке Аспагаш стоявшей, неподалёку от старинного Енисейского тракта. Мы - пацаны, тоже в толпе. Без нас, как всегда, ничего не происходит. Ещё за неделю до этого по деревне прошли слухи о том, что неделю назад разбежался по тайге, очередной, шедший на север этап, в котором, в основном, были освобождённые из плена наши фронтовики.
Так вот, обезоружив конвой и перебив всех караульных собак они группами разбрелись по тайге - кто куда.Вскоре с самолётов, было обнаружено основное ядро бежавших и начались массовые облавы по окрестным лесам. Прочёсывались и деревни, и отдельные кордоны.
И вот теперь, в окружении конной милиции и конвойных, шли с полсотни одетых как попало, мужиков и парней. Многие были в истрепанных гимнастёрках и шинелях. Верховой охраны было несколько конных, с автоматами ППШ на груди.
У пешего конвоя, шедшего впереди и сзади задержанных – свирепые, обученные псы. Это были, в основном, немецкие овчарки. За ними,следом на нескольких подводах, везли раненных и убитых. Это мимо нас шли оставшиеся в живых чьи-то отцы, братья, мужья и сыновья.
Теперь, их ждали пожизненные каторжные работы в Норильских лагерях. Почти всё они уже не доживут до свободы и навсегда останутся в своих безымянных каменистых могилах, где вместо крестов, на вбитых кольях, на прибитых к ним дощечкам и кускам фанеры, будут написаны: дата смерти и лагерный номер. покойного.Только в 56 году после развенчанного культа личности Сталина,начнётся реабилитация безвинно уничтоженных жертв в Сталинских лагерях смерти.
В толпе, не скрывая слёз, молча плакали женщины. У многих из них мужья или погибли или же, считались пропавшими без вести. Хмуро глядели на эту процессию, и бывшие фронтовики. Когда колонна скрылась за последними домами деревни, все стали, молча расходиться. Вслух об этом событии, почти не говорили. В, то время, это было опасно,потому что, рядом в любой толпе, незримо находились Завербованные секретные сотрудники НКВД, из числа самих же, жителей деревни.
Этот, злосчастный день, запомнится многим деревенским, внезапным
появлением голодной волчицы, под навесом магазина, где продавалась баранина. На длинном широком прилавке лежали нарубленые куски бараньего мяса. Торговля шла бойко, и люди почти не толпились.
Склад с навесом стоял неподалёку от небольшого оврага заросшего бузиной и крапивой. Так вот, когда рубщик присел в уголочке перекурить, как заскочившая внезапно, волчица, схватила половинку бараньей тушки, и была такова. Её нора была неподалёку в непроходимых зарослях этого же оврага.
Уж, ни её ли, мы – ребятня, повстречали когда-то у ручья?
Мы , как обычно, собирали свой весенний «салат».Это были медунки и петушки, да ещё, дикий лук и чеснок, что, постоянно, растут по заливным берегам речек и ручьёв. Как вдруг, мимо нас в отдалении пробегает серая собака похожая на овчарку.
Наверное опять зеков ищут, подумали мы. Ну и ждём появления конного милиционера. А он не появился. Той "овчаркой" и была та, самая волчица.
Вспомнив про этот случай, я вспомнил и о том, как возле нашей деревни, почти месяц стоял полк НКВД.Который, и занимались этим самым розыском беглых зека. Молодые, крепкие ребята, по вечерам, шли в клуб в кино, либо на танцы. А, сколько, влюблённых парочек мы отметили в укромных местах, пуляя в них воробьиными яйцами.
Ещё они, как память о себе, оставили нам деревенским сложенную из дерновых пластов запруду,перегородив ею,нашу шаловливую речонку Аспагашку. Глубина воды там,стала почти под два метра.Купались все, включая и взрослых.Она честно нам прослужила всё лето и до осени.Весною, напором талой воды, её разрушило.
Вскоре, почти, весь разбежавшийся этап, сумели собрать.Но какая-то небольшая их часть растворилась среди населения глухих кержацких деревушек.Их, возможно, спрятали по охотничьим заимкам.Сталина сатароверы молча ненавидели.А его псов, могли и подстрелить.Такое тоже случалось. А, к нам,военные,больше не заходили.
Той же осенью мне исполнилось пять лет.
Почему-то, глядя на нынешних пятилетних ребятишек, я никак не могу представить их,
на нашем месте. Видимо мы, в те, послевоенные годы, были более самостоятельнее, и жестче, чем нынешние.
Не цветы красоты невозможной,
У природы к ним собственный счёт.
Мы росли,как растёт подорожник:
Его топчут, а он всё растёт!
Вот и всё, не хочу даже спорить,
А враньё, мне давно не к лицу.
Мы росли, были цепкими корни,
И война подходила к концу!