Трамваиада. семиптих

   
    Жаль, что на этом портале нет разряда "Пародии". Этим вещицам там было бы самое место ( я так думаю).

                «Шел трамвай девятый номер,               
                на площадке ктой-то помер.
                Тянут-тянут мертвеца,
                Ламца-дрица, гоп ца-ца".
                (что-то вроде считалочки)


                Владимир Высоцкий.

                ПЕСНЯ О КОРЕШЕ

Мы с корешем Серегою брели своей дорогою,
Мы никого не трогали, хоть было тяжело.
Ну, дело было к вечеру и чтоб отметить встречу, мы
Зашли в Замоскворечьи в стекляшку за углом.

Серега принял малость, а я – чего осталось,
Но в общем нам досталось примерно по кило.
И вот как две березки мы стоим на перекрестке,
В глазах круги, полоски – немного повело.

И вдруг за поворотом задребезжало что-то,
Предсмертная икота и вроде чей-то лай.
Я малость растерялся, Серега ….. ну, с кем не бывает, дело житейское
А это оказался …общественный трамвай.

И Мельников Сережка, гляжу, уж на подножке,
Я поднажал немножко, чтобы друга не бросать.
Он едет в Бирюлёво, мне в Коньково-Деревлёво,
Мимо площади Свердлова. Словом, в бога-душу мать.

Трамвай попался прыткий, прямо сто рублей убытка.
Чем терпеть такую пытку, лучше б врезать по сто грамм,
Но вокруг уже толкучка, друг мой держится за ручку,
Ну а я за эту штучку, где написано «стоп-кран».

Вот добрались до Таганки. Духотища словно в танке
И какая-то гражданка навалилась, как на стул.
Я подумал: -«Худо, Петя! Мало прОжил ты на свете»,
А потом и не заметил, как нечаянно заснул.

Просыпаюсь я – О, Боже! Чья-то задница на роже,
Сам лежу на ком-то тоже как китайский мандарин,
А по соседству как тачанка эта самая гражданка,
Нос немного наизнанку, под глазами фонари.

Оказалось, ненароком я во сне своем глубоком
У кинотеатра «Сокол», как трамвай притормозил,
Дернул с грохотом и треском эту самую железку,
Да выходит слишком резко, все валяемся в грязи.

Стали подводить итоги. Четверо сломали ноги,
Двое в состояньи грогги, а один в нирвану впал.
И еще одна старуха прищемила оба уха
И в момент лишилась слуха, точно врубелевский Пан.

-Да, но где же мой ведомый? Он уже, наверно, дома.
Он из этого Содома ловко спрыгнул на ходу.
Вдруг я вижу, что Сережа с перекошенною рожей
Возлежит на грязном ложе у прохожих на виду.

-Мать моя, вот это номер! Да ведь он, похоже, помер!
Значит, он родной Житомир не увидит никогда
Видно, вдарился он знатно. По щекам расплылись пятна
И, что совсем уж непонятно, в чем-то белом борода.

Пассажиры спохватились, сразу все засуетились
И за труп уже схватились два здоровых молодца,
Оба в кожаных перчатках (чтоб не делать отпечатков)
Через заднюю площадку тянут-тянут мертвеца.

На носилки грузят тело, а я стою бледнее мела
И рыдаю неумело – час назад мы ж пили с ним.
До свидания, соколик! Хоть и был ты алкоголик,
Да к тому же меланхолик, но отличный семьянин.

С той поры, вы мне поверьте, я трамвай боюсь до смерти
И чтоб не было несчастья, я в стекляшку ни ногой.
Каждый вечер после смены посижу часок в пельменной
И припомнив все мгновенно, я пешком иду домой.

        Николай Гумилев.

     ЗАБЛУДИВШИЙСЯ ТРАМВАЙ

Как из сказки дракон, к остановке трамвай подлетает.
Цифра «девять» видна над его пламенеющим лбом,
Чьи-то руки хватают, норовят оттащить, не пускают,
Но отброшены в сторону искр разноцветным дождем.

Перепуталось все: остановки смешались с движеньем,
Репродуктор хрипит, захлебнувшись потоками слов.
Чьи-то стоны его заглушают и чье-то сопенье,
Перебранка колес, истерический визг тормозов.

Все слились воедино, зажатые силой безмерной,
Воля рока нас гонит все скорей и скорей.
Мы врезаемся в ночь, точно в черные бездны вселенной,
Только вспышками звезд пропадают огни фонарей.

В этой бешеной гонке вечность стала мгновеньем,
До ничтожных размеров сократился весь мир
И одним неосознанным, неотчетливо смутным виденьем
Промелькнули Париж, Тель-Авив и Каир.

Тесно, нечем дышать! Одиночество грудь распирает.
-Люди, вы тут живые иль нет?
Вдруг внезапным толчком удивленный трамвай замирает,
Раздвигается дверь под табличкою «Выхода нет».

И в конвульсиях жутких, непонятно, где руки, где лица,
Тянут дружно Его, чтоб ничто не тревожило их,
В этот черный провал, над которым мерцает таблица:
ВЫХОДА НЕТ ДЛЯ ЖИВЫХ