Неоправданные ожидания

Брак его был продолжительным. Точне, затянувшимся на годы.  Как водится в таких случаях, не без ухабов и колдобин, не без житейских проволочек и заморочек. Ничего странного, всё как у людей... В протяжённой семейной жизни, ежедневном соприкосновении двух начал, как в многосерийном телевизионном сериале, без синусоидных амплитуд не обходится. 
Сценарий  нашей жизни, может, и задуман в небесных канцеляриях, но действительность изрядно его треплет. В воплощённом, многостраничном - среди всякого-прочего,  были страницы светлые и благопристойные, даже счастливые.  Были  главы спокойные, без всплесков, но от того не менее памятные. Однако встречались и тягостные  параграфы. О некоторых из них впоследствии он предпочитал даже не вспоминать.
Но так было. Год за годом его несло по накатанной колее, внешне невидимой, а подспудно как бы заданной, будто отмеченной волей  провидения. Этому не мешали ни периодические внутрисемейные встряски, которые потом забывались, ни случайные его увлечения,  уводившие ненадолго  в сторону от колеи,  впрочем, не оставляя заметных следов. В целом, казалось,  так будет всегда, так предначертано судьбой, в которую он верил, пока не обнаружилась выхолощенность семейной жизни,  какая-то её  монотонная пустотелость. А как развеять понурую  обречённость, как избежать обыденности постоянства, как разорвать порочный круг, никто толком не знает.
Суть в том, что в её представлении он никогда не был  принцем на белом коне, о котором она мечтала. Но жизнь распорядилась по-своему, пришлось смириться с реальностью и выбирать  из окружающего не множества. На первых порах выбор казался вполне удачным. Позже, всмотревшись  пристальней, обнаруживала в нём всё больше и больше  недостатков,  а  со временем число изъянов только росло. Она постоянно натыкалась на них, тщательно разглядывала и фиксировала. С годами стал заметно  черствее, - отмечала она в своём приватном дневнике, - менее сдержанным, ершистым и слишком колючим. Одним словом,  и был не очень, а становился всё хуже и хуже.
И продвигался по служебным  ступеням слишком медленно, без должного рвения, не проявляя необходимой устремлённости.  И диссертацию написал под её нажимом, а докторскую, между прочим,  забросил, так и не защитив.  Умные люди, как только свалился коммунистический частокол и дозволили частную инициативу, тут же  начали создавать своё дело, сколачивать состояние, умножая его, а он плёлся по обочине жизни, уткнувшись в свои книги и шахматы, не утруждая себя серьёзными делами.
И друзей  себе выбирал никудышных, не понимая, с кем связывается.  Ей постоянно приходилось указывать  на неблаговидные поступки друзей, многие из которых, с её точки зрения,  были  совсем не случайными -  злонамеренными.  Но примеры не шли  ему впрок, и новые друзья семьи со временем оказывались то слишком назойливыми, то меркантильными, то бесцеремонными,  и терпеть их дальше не было сил.
- Послушай, - говорил он ей, - тебе не кажется, что нас окружает слишком много "плохих" людей.  Согласись, это ведь довольно  странно, неправдоподобно...
-  Нет,  - отвечала она, - мне  так не  кажется. Просто не следует изменять своим принципам в угоду сиюминутной прихоти.  Надо иметь твердые убеждения и собственное достоинство, тогда не придётся  подстраиваться под случайные обстоятельства, и все поступки окружающих предстанут в истинном свете.  Я выросла в семье, где честность и справедливость ценились выше всего.
- Мы, - говорила она, имея в виду семью в целом, - не любим людей лицемерных и корыстных, стремящихся только к своей выгоде.
И по-своему  была  права: корысть и лицемерие - качества, безусловно, плохие, а честность и справедливость – качества хорошие. Вот ведь, как всё оказывается просто.
- Чего уж греха таить, - подумал он, -  я ведь тоже далеко не всегда честен и справедлив, часто лицемерю, да и корысти во мне хоть отбавляй. Как же дальше жить с таким тяжким грузом, о котором тебе регулярно напоминают. Или  тоньше, изощрённей - демонстративно намекают:  молча, насуплено, хмуро, а ты находишься под гнётом невысказанного упрёка, тащишь на себе эту тяжесть постоянной  вины,  не понимая, как от неё избавиться.
 Изменить свою сущность, наполнив  её добродетелью, ещё никому не удавалось. Ещё сложнее, а по правде говоря, просто невозможно изменить мироощущение взрослого человека, заменив один фрагмент его серого вещества другим. Эта матрица является неизменной частью материнской платы. С такой внутренней  установкой,  с таким волевым "софтом" бороться бесполезно, приходится  мириться.
Воля - это странная мессианская убеждённость в собственной  правоте,  она не зависит от числа прочитанных книг. Это свойство натуры. Черта  задана и закреплена  изначально, особенность  природного происхождения.  Родовое   проклятье сначала   вытаптывает  милосердие в собственной душе, а  потом принимается за ближнего. Волевой человек рождён доминантным, и независимо от того, мужчина  это или женщина, ощущает себя  нормально только при подчинении партнёра, предполагает "исправление"  человека, попавшего в зону соприкосновения,  принуждая его к правильной жизни.  Если тот готов выполнять отведённую роль, если роль его не коробит, не стесняет, то совместное проживание может быть вполне  счастливым. Как только  эта  готовность ослабевает или  исчезает,  желание безоговорочно подчиняться пропадает,  такой союз распадается. 

Всё сущее имеет границы,  всё живое имеет конец; совместная жизнь исчерпала себя, тянуть по инерции лямку, насилуя природу, стало бессмысленно и тягостно. В сложившихся обстоятельствах расставание стало наилучшим выходом для обоих.

Возвращение...

В промежутке между известным и неизвестным, между прошлым и будущим возникла идея возвращения туда, где угораздило  родиться и прожить пару десятков юных лет. Там жили родственники, знакомые, а также малознакомые  и вовсе незнакомые  соотечественники, там были похоронены родители, туда он изредка наведывался и  знал об этих местах не понаслышке -  небось,  не Америка какая-нибудь.

Незаметно, как бы исподволь, жизнь подталкивала именно к этому непростому  решению.
Брат, с которым вёл продолжительные беседы по скайпу, по вполне объяснимым  причинам, в целом обрисовывал  довольно радужную картину житья-бытья,  в которой было много солнца и моря, разнообразие привлекательных мест и живописных ландшафтов: от пустынных до субтропических,  от предгорных до горных. Копилка достоинств включала фольклорные шутки и анекдоты о темпераменте  мужского населения и скромном обаянии женщин.  Вдобавок к перечисленному, сказ его был  приправлен ярким  живописанием   шумных и обильных  застолий,  а чревоугодие, как известно, неисправимый человеческий порок.  При этом, чтоб жизнь не казалась малиной,  не скрывал и трудностей, которые встретятся в период адаптации.
- Послушай, в конце концов, тебя же не  на цепь  посадят, не в кандалы закуют. Гражданство твоё сохранится, ноги и голова при тебе, если почувствуешь, что это не твоё, чужое, скатертью дорога. Всегда  можешь вернуться туда, откуда "понаехал".  Уверен, ты приживёшься и ещё будешь благодарить меня за разумный совет.
Оставалось только нырнуть в этот  заманчивый водоворот обстоятельств, рассчитывая выплыть; просчитать все последствия до конца всё равно невозможно, а по жизни случалось выбираться   и  из более крутых воронок судьбы.   
Он понимал разницу между временным визитом в страну, при котором  местные хитросплетения обычно воспринимаются с юмором, и постоянным  пребыванием, с накапливающимся раздражением от нелепых традиций и несуразиц, утяжелённых восточным конформизмом - "так положено" (кем и когда  не уточняется), которых здесь всегда хватало с избытком.  Одно дело быть долгожданным  гостем, и совсем другое -  жителем.
Но всё-таки решился...
Возвращение, особенно на первых порах, всегда расцвечено светлыми, радужными  тонами. Так было и в этот случае, мажорные оттенки явно преобладали над унынием и меланхолией по утраченному, но некоторая настороженность всё-таки  сохранялась. Ещё бы, ведь столько лет прошло; уже не было той интернациональной среды, в которой он прежде жил, не было старой городской атмосферы, которую помнил.  Переехать  пришлось в совсем  другую страну - самостийную, незнакомую. 
Но на  душе, в глубинных её ощущениях,  почему-то было спокойно. Приятно согревали воспоминания о счастливом детстве и безмятежной юности; а вдруг повезёт и в грядущем отрезке, и  все завершится эдаким "хеппи эндом",  как принято в американских фильмах. Мало ли превращений случается в жизни, фортуна - дама непредсказуемая,    бывает и  доброй. На это, собственно,  вся надежда, иначе нет смысла  оставлять привычные широты, взваливать на себя неизбежные хлопоты, связанные с многоступенчатой юридической  волокитой, заботы по переброске своего скарба  из северной столицы в южную; это ведь не романтическое путешествие "на острова в океане", не  к морю на недельку съездить.
Наконец, свершилось. Новый этап жизни стал фактом биографии. Как ни странно, процесс "вживления клетки в биомассу" прошёл вполне успешно, почти безболезненно. Он довольно быстро освоил правила новой  жизни и находил много способов обращать их в свою пользу. Особенно забавно выглядело, когда в разных нестандартных ситуациях незнакомые, отмечая некоторые черты облика и манеру одеваться, слыша его нелепые речевые обороты, явно калькированные, принимали за иностранца, старались всячески угодить, а он, шутками  да прибаутками, включался в эту незатейливую игру. 
На первых порах не обходилось, конечно,  без каверз - в первую очередь со стороны блюстителей правил дорожного движения. Куда уж без них...  Они были такими же "санитарами" на дорогах, как  полиция нравов на Сицилии   или   рыбаки-экологи, радетели чистоты водоёмов, с тротилом в снастях. Гаишники своими искусно расставленными сетями с завидным постоянном штрафовали его, имевшего немалый опыт вождения. А  когда начинался диалог, их опытный глаз и острое ухо безошибочно определяли несомненные достоинства выловленного джентльмена, что позволяло вдоволь покуражиться, вежливо обкладывая словесную вязь претензией. Это запутывало его беспомощный мозг и скорая плата была  самым радостным выходом из ситуации. Иногда казалось, что менты пополняли свой бюджет в основном за счёт его скудного кошелька. Но и это миновало... Со временем он научился  не попадать в примитивные ловушки, и  тёмная полоса с бесконечными поборами была преодолена, или почти преодолена, а число штрафов уменьшилось в разы.

Возрождение...
 
Жизнь как-то незаметно наладилась, балуя небольшими сюрпризами и нежданными радостями. Легко писалось, что-то печаталось, кое-что зрело, а  что-то в виде набросков и черновиков копилось в памяти компьютера. Появился новый круг знакомых, в том числе виртуальных,  со сходными или близкими интересами. Было много лестных отзывов по газетным статьям,  рассказам и статусам в "паутине". Количество зарегистрированных отечественных и зарубежных сетевых друзей, а также число постоянно читающих, за короткий промежуток времени резко возросло. Среди них было немало миловидных дам, на которых, судя  по аватаркам и  селфи, можно было заострить глаз, а при случае, распустив хвост, поумничать в инбоксах. Впрочем, как ни странно, удавалось просто приятно  поболтать на разные темы, обменяться впечатлениями об увиденном, услышанном  и даже поговорить по душам.
Точно так же, из ниоткуда, в фейсбуке впервые мелькнула Элина: неприметным лайком, затерявшимся среди прочих.  И осталась бы незамеченной, как часто бывает в сети, подобно  иными зевакам, случайно забредшими на многолюдную  городскую площадь. Но когда через некоторое время лайки повторились - отметил про себя факт внимания, но и не более того.
Позже, уже задним числом,  обнаружил, что по нынешним временам знакомы-то, оказывается, давно. Почти два года назад их свели извилистые фейсбучные тропы, но тогда контакт  казался  малозначимым, скользящим по поверхности, подавляющее большинство таких соприкосновений не оставляет следа, растворяясь  в эфирной  тине.
Всемирная паутина многолика и многообразна, не всегда сдержанна и благообразна,  но и не так безобразна, как пытаются изобразить  её хулители. Фейсбук - часть паутины, виртуальная скамейка для эфирного общения, со всеми достоинствами и недостатками. К пишущему человеку, естественно, подсаживается больше людей, по сравнению с теми, кто от случая к случаю что-то  читает, ещё реже комментирует, в основном   просматривая  видеоматериалы, слушая музыкальные клипы на You Tube и этим ограничивается.
Элина, став "сетевой" подругой, робко подсела на скамью, с краешка. Посидела некоторое время тихонечко, видимо, присматриваясь к словам хозяина и репликам гостей, потом уже несколько раз обозначилась  лайком.  Спустя  ещё пару  месяцев - появились первые её комменты. Заметные, нетривиальные... Ответил...  И тут же - возражение...  Последовала полемика, затем другая, уже  по другому поводу, которая  как-то плавно утянула  в личку, где больше свободы от посторонних глаз  и  больше откровенности.  Взаимный интерес проявился сразу, это угадывалось уже  с первых её увесистых фраз: злободневных, острых, колючих. Она умела чётко  сформулировать мысль,  писала практически без ошибок, что не так уж часто встречается. Это не могло не заинтриговать.
Если уж совсем откровенно, то, конечно,  не только умение связывать слова привлекло его внимание; приглянулась и аватарка, а последующий  нырок вглубь фотоальбома только укрепил интерес.  Неясно было только одно:  это обычное знакомство на основе совпадения взглядов, случай распространённый,  или, возможно,  нечто большее. Одного ведь твоего желания здесь  недостаточно, как известно, эта улица - с двусторонним движением...
А жизнь, между тем, продолжала своё ежеминутное, неназойливое тиканье:  продолжала настойчиво и бесстрастно вертеть свои шестерёнки, не останавливаясь ни на секунду.

Бытовая канитель

Всё было бы хорошо и мило, если бы не постоянная бытовая мелочёвка, назойливая, как  августовские мухи. Эта ежедневная канитель, от которой не отобьёшься,   оказалась для него неожиданным неприятным открытием и большим сюрпризом.
 В квартире с видом на море, купленной в новом доме по случаю переезда, почему-то постоянно пачкались окна, загрязнялись полы и балконы, пылились кресла и диван, гостиная мебель  и кухонное оборудование,  все горизонтальные и вертикальные плоскости. Всё, что имело массу и тело, стремилось как можно быстрее замараться, включая  экран телевизора  и  монитор  ноутбука.  Всё, буквально всё... И, что необычно,  происходило  это  непрерывно, без пауз на выходные и праздничные дни.
К сожалению, это предполагало не просто  констатацию факта, мол, свобода не бывает без издержек - требовалась регулярная уборка. Когда уровень загрязнения зашкаливал, а гости вот-вот должны были нагрянуть, приходилось спешно прибираться, заталкивая всё неприглядное в шкафы, ящики, стиральную машину. 
К счастью, не пылились персидские ковры, белоснежные ажурные занавеси, бархатные гардины с кисточками и шторы с тесёмочками, по причине их отсутствия. Зато после еды посуда и столовые приборы каждый раз  настойчиво требовали немедленного мытья.  Постельное и нательное бельё, полотенца и тряпки, рубашки и носки неоправданно быстро загрязнялись, накапливались и нуждались сначала в  стирке, сушке, а потом ещё  и глажке.
Мусорное ведро, между прочим, тоже жило по  собственным законам, неподдающимся человеческой логике. Опережая время и нарушая принцип всемирного тяготения, оно заполнялось  быстрей, чем в него бросали бытовые отходы.
 Еда и питьё - и эти туда же! -  сами собой не заполняли холодильник, их надо было регулярно покупать и раскладывать  по полочкам с жуткой частотой. Чаще, как ему казалось, чем всё это съедалось и выпивалось. Продукты имели тенденцию внезапно самовольно исчезать в самый неподходящий момент,  вынуждая постоянно за этим следить, чтобы держать холодильник в тонусе.
Но и этого было недостаточно: часть продуктов по пути к желудку следовало предварительно отмыть, очистить, нарезать, смешать в определённых сочетаниях и  пропорциях, затем долго  готовить, то  на сильном, то на среднем, то на слабом огне, причём, ни в коем случае  нельзя  было путать эту последовательность. Только после этой занудной  тягомотины, отдающей откровенным язычеством и колдовством, продукты превращались в нечто, отдалённо похожее на пищу. Самое обидное, что, несмотря на все  старания,  блюдо, на которое было затрачено много времени и сил, не всегда можно было назвать едой.  Окончательный продукт  редко  получался вкусным - чаще  не вполне съедобным,  а иногда  - даже совсем несъедобным...
И ещё: оказалось,  думать о еде надо не тогда, когда проголодаешься, а загодя, когда ты сыт и доволен жизнью. Вот ведь какая напасть. Это было самым неприятным откровением для человека, не обременённого прежде заботами о  желудке.
Если готовить было лень (а это, как правило),  приходилось напяливать на себя  цивильную одежду и ехать в ближайшие закусочные, кафе или рестораны на бизнес-ланч. Но там - своя головная боль  - парковка автомобиля.  Ещё один полулегальный  способ отъёма денег у граждан.
Парковка превратилась в специфическую форму  полицейского бизнеса: искусственные запреты на стоянку, даже на второстепенных улицах, услужливые информаторы, как правило, таксисты,  и эвакуация автомобиля на штраф-площадку, работали как хорошо отлаженный часовой механизм.  Бизнес-ланч, и без того не очень качественный, становился к тому же  весьма дорогостоящим удовольствием.
Короче, в неравной борьбе пузатого холодильника с тощим на вид  ноутбуком  всегда побеждал упитанный  и меркантильный толстяк. Он, в отличие от ёмкого и уступчивого  хард-диска, всегда готового поделиться своим содержанием, был прожорлив и ненасытен,  требовал постоянного пополнения  и не намеревался милостиво ждать.
Нельзя сказать, что бытовая канитель была неподъёмной, вовсе нет,  но она частила, трепыхалась, отнимала много времени, постоянно отрывала от работы, мешала сосредоточиться на своём, разбивая каждый день на множество мелких осколков.

Хозяюшки...

 Неожиданно вызрела гениальная идея - а не свалить ли  всю эту назойливую мелочёвку  на кого-нибудь другого.  Наверняка, кто-то может сделать эту работу быстрей и лучше.
 Идея радовала  оригинальностью  и поражала проницательностью. Но не нужно оваций,  не всё так просто на этом свете; не всякая глубокая задумка имеет ясное решение, не всякая реализация оптимальна. И всё же, нет таких рубежей, которые бы не покорились внезапно разбуженному могучему интеллекту.  Мысль, рождённая в извилистых  складках  больших полушарий, объёмом в полторы тысячи кубических сантиметров, требовала воплощения, и остановить этот процесс  было уже невозможно.
Время вперёд, клич был брошен: нужна подсобница, чистоплотная хозяйка, готовая  убрать квартиру, постирать и погладить бельё,  приготовить что-то съестное объёмом на несколько последующих дней.
Глас был услышан, и через пару дней появилась первая  претендентка, приглашённая сердобольными родственниками  на роль спасительницы творца. Это была молодая миловидная  женщина с пышными формами, зорким, прицельным, намётанным глазом. Быстро оценив ситуацию, характер и объём работы, она назвала вполне приемлемую сумму за свои услуги и согласилась сразу же приступить к осуществлению благотворительности.
Через несколько часов квартира была убрана, обед приготовлен, и на предложение вместе пообедать охотно согласилась.  Обед прошёл "в тёплой и дружеской атмосфере". Так началась новая, писанная с чистого листа, незамутнённая глава в жизни новоиспечённого репатрианта,  представлявшаяся ему розовым облаком над голубым заливом.
Хозяйка оказалась добросовестной, с работой справлялась успешно и была приглядна во всех смыслах.  Радость и непомерный восторг заполнили все части тела, включая зрение. Всё бы ничего, можно даже сказать   замечательно, но на работу "хозяюшка" приходила  с маленькой дочерью: девочкой шустрой, шаловливой,  любознательной, требовавшей к себе постоянного внимания. На первых порах это было не  слишком тягостно, но работать при ней  было непросто. Она требовала бумагу, фломастеры, карандаши, линейку, интересовалась всем, что попадало в поле её зрения, спрашивала, о чём он пишет, советовала как это лучше сделать, но больше всего ей нравилось смотреть весёлые, шумно мелькающие мультики.
Чтобы на время отвлечься от этого милого, активного существа и сосредоточиться на своём, приходилось  на несколько часов становиться  гостем у ближайших родственников или друзей.
Иногда, чтобы не докучать родным и близким частым  незваным присутствием,  просто бродил вдоль набережной по бульвару. По ходу обдумывал версию какого-нибудь сюжета,  мысленно проговаривал канву повествования, уточнял формулировки и обороты, а когда   фразы  складывалась, или почти складывались,  чтобы не утерять их,  тут же делал пометки в блокноте. 
По разным причинам не всегда удавалось выбираться: то обстоятельства не складывались, то  погода не благоприятствовала, и он вынужден был оставаться дома и развлекать дитя, невольно выполняя роль учителя и  воспитателя.  Это было несложно, даже забавно, но непривычно, учитывая языковые различия. Говорили они на какой-то адской тарабарской смеси, в которую приходилось  активно включать  жестикуляцию и  мимические способности. Девочке, в свою очередь,  очень нравилась  игра в наставницу неумелого дяди, которого приходилось постоянно подправлять и учить основам родного  языка.
Как позже выяснилось, дочь была гарантом целомудрия хозяюшки. Её строгий  супруг, не имея особого  желания работать самому, чтобы обеспечить семью материально, не гнушался пользоваться  поденными заработками своей  жены. Но, будучи человеком набожным, гордым и ревнивым, рьяно следил за нравственностью благоверной. Именно так, с помощью дочки, он надеялся сохранить неприкосновенность суженой и обеспечить целостность семьи. С этой задачей он успешно справился, жена была  непорочна, как святая дева,  и чиста, как ключ в высокогорье. Таковой  и  осталась до окончания своей недолгой трудовой вахты, возвращённая бдительному супругу  нетронутой,  в целости и сохранности. Может быть, даже улучшенной...
Следующая работница, к слову, армянка - это было "тайной за семью печатями", о чём был заранее предупреждён - приемлема была во многом: аккуратна,  усердна, чистоплотна,  готовила прилично.  Она была сдержанна и горделива, возможно, глубокий отпечаток древнего происхождения...  Несмотря на исторические противоречия (многострадальность с одной стороны и внеисторичность - с другой),   отношения  между представителями двух  этносов (?!) складывались вполне благопристойно. Трудность была в том, что она  практически не владела русским языком, только азербайджанским, что казалось странным,  даже  неправдоподобным,  но воспринималось   им вполне снисходительно. Вероятно, - решил он, - это  способ конспирации... 
Но был у неё более существенный  недостаток - она была не слишком обязательна, видимо, считая подобную блажь привилегией аристократов,  и это сбивало его с привычного рабочего  ритма. Несколько раз  в самый последний момент сообщала по телефону о переносе работы на следующий  день, не оставляя  выбора.  Считала это в порядке вещей... Между прочим, по-своему была права:   ну, действительно, на день раньше, на два позже, что это меняет в мировом устройстве? Абсолютно  ничего. Даже наоборот, понижает энтропию...
И всё-таки,  когда  в очередной раз мадам заявила, что  не может прийти в назначенное время из-за очень  большой занятости, от её услуг пришлось отказаться.
Очередная хозяйка была само свечение: очень приветлива, улыбчива и пунктуальна. Излучала неподдельную природную доброжелательность и наполняла  квартиру солнечным  сиянием. Как и предыдущая  - почти ни слова  не понимала по-русски. Впрочем, в отличие от прежней, постоянная улыбка на её лице вполне заменяла речь и  смягчала недопонимание.  Так-то оно так,  но  объясняться с ней всё  же приходилось. Диалог был насыщен активной кистевой манипуляцией, которую перемежало мычание - невнятные звуки  больше напоминали  переговоры глухонемых...
  Сразу же предупредила, что  женщина она простая, не городская,  изысканных блюд в их деревнях не готовят, деликатесов не обещает, но будет стараться. Она действительно  очень старалась, прислушивалась к каждому слову, но когда дело доходило до приготовления какого-нибудь незамысловатого блюда,   необходимо было объяснять, как это делается. Сам он этого сделать не мог по двум причинам - незнание вопроса и ограниченный словарный запас, поэтому звонил племяннице, и та, по телефону давала бесплатные уроки  приготовления  вкусной и здоровой пищи. Это, правда, не гарантировало высокого качества кулинарного  продукта на выходе, но сохраняло определённую  надежду.  Некоторое время он  бодрился и  терпел, надеясь если не на высокий, то хотя бы на  сносный уровень, - всё лучше, чем есть всухомятку, но уверенность с каждым разом угасала.  Вера в предначертанность никогда не подменяла собой обычных  житейских суждений,   жизненный опыт  позволял прогнозировать, чем всё закончится.
Покорность судьбе продлилась не очень долго, расставаться с  солнечной женщиной-хозяйкой было  чрезвычайно жалко, но очередное несъедобное блюдо, выброшенное украдкой в унитаз, и сильное желание иногда поесть вкусно приготовленную  домашнюю пищу,  вынудили его пойти на этот немилосердный шаг.

Первый зигзаг

Однажды, это было  в конце октября или начале ноября, Элина электронным письмом послала свою литературную зарисовку, просила оценить и высказаться. Небольшой художественный  экспромт, мимолётные ассоциации, связанные с осенью, листопадом, её душевными терзаниями  и    неблагополучием.  Текст в целом ему понравился, но некоторые  очевидные просчёты были на поверхности. В  меру  откровенно,  щадя однако самолюбие начинающего автора,  высказал свои замечания. Критику, как показалось, восприняла спокойно, проявив заинтересованность в дальнейших контактах. Так завязалось регулярное виртуальное  общение. 
Темы сначала расширялись, нащупывая зону доступного и возможного. Затем освоенное пространство стало  углубляться,  уплотнилась словесная  ткань. Содержание  бесед становилось всё откровеннее,  а контент сужался,  напоминая минное поле. Стык в оценке отношений между мужчиной и женщиной её нервировал, нередко искрился, подходя к опасной черте возгорания, но что-то удерживало разночтения на грани конфликта. А через некоторое время почувствовалось, что и заочное общение  себя исчерпало.
Место первой встречи Элина выбрала сама, в историческом  центре города - Icheri Sheher (Внутренний Город). В определённом смысле, место сакральное, музей-заповедник под открытым небом. В одном из выставочных салонов   должна была открыться экспозиция какого-то местного художника. Сказала, будет не одна,  хочет познакомить его с  дочерью, неординарным очаровательным созданием и большой  баловницей.  Чуть позже выяснилось,  пятилетнее дитя  (плод запретной любви или отчаянной  страсти, что тоже не слабо)  - существо  действительно  весьма неординарное.
 Ну-ну, подумал про себя, вот уже и дитя появилось, воздушно- капельным путём.  И не просто дитя - экзотическое...  В первой, ещё не состоявшейся встрече "двух страждущих сердец", интрига уже была довольно круто замешана.
Как всегда,  появилась масса  неотложных дел, которые требовалось решить  именно в последние минуты:  дела эти  растворили  всё оставшееся   время  под самую завязку. Пунктуальность в число его добродетелей не входила. Опаздывать на первое свидание  тоже не хотелось: о приличных манерах  был слегка осведомлён, вычитав  о них в правильных  книжках. Поэтому, уже выбегая из дому,  по телефону, покаявшись, сославшись на непредвиденные обстоятельства, извинился и  предложил перехватить девушек у  Девичьей башни   после вернисажа.
Эсемески  выполнили роль навигатора,  и два  дивно  щебечущих воробышка, как две неразлучные подружки, разместившись на заднем сидении автомобиля, не обращая внимания на третьего, за рулём, продолжали выяснять что-то архиважное, словно ничего не изменилось. Наконец, вспомнили, что не одни, замолкли и решили  представиться. Точнее, не представиться, а позволили обратить на себя внимание.
Если вам нравится мама,  и  непременно надо завоевать её расположение,  лучший способ произвести впечатление -   наладить контакт с её производной. С Кристиной, так звали малышку, проблем не было. Она сходу подхватила его игриво-строгий  тон и  мальчишеский  напор и без всяких условностей  включилась в игру. Сначала осведомилась, как зовут нового знакомого.
-  Меня зовут Милан,  а как вас, барышни,  именовать - я знаю...
Отдав должное автомобилю, Кристина,  на всякий случай повторила непривычное имя  вслух,  и сразу же перешла на ты.
Девочка оказалась смышленой,  говорливой (порой избыточно), без видимых  зажимов и  комплексов (что далеко не всегда благо). Скоро выяснилось, что ей нравится быть в центре внимания:  считала, что взрослые существуют исключительно для того, чтобы развлекать её, и имела в арсенале  множество разнообразных уловок, чтобы этого добиться. При отсутствии, как ей казалось, должного интереса, бесцеремонно вклинивалась в  разговор, а если втиснуться  не удавалось, обижалась,  надуваясь по пустякам. Экзотическую внешность, включающую большие круглые глаза, африканские кудряшки и природную коричневатость (загорелость)  кожи,  дополняло  психологическое оружие, которым Кристина владела в совершенстве. Чуть что не так, в ход пускались бровки домиком, кислые губки и слёзы, по капельке выдавливаемые из страдающих  глаз.
Ну, а мама...  Мама была не менее привлекательна,  подстать дочери. Так же экзотична, хоть и в ином ключе, в иной  эстетической плоскости. Броская, молодая черноокая брюнетка - похоже  персидских кровей, с явными чертами северной Каджарской ветви. 
Худоба бледного продолговатого лица  дополнялась рельефно   выделенными скулами, смелым  размахом  красиво очерченных бровей и упрямой горбинкой на носу.  Большие, глубоко посаженные тёмно-серые выразительные глаза, отмеченные смутной, затаённой грустинкой в них.  Болезненный сероватый налёт на тонкой пергаментной коже (осязаемо тонкой, будто на ощупь) ничуть не нарушал гармонию. Наоборот, дописывал портрет.  Прозрачность, создавая неясный подтекст, усиливала некий  шлейф  загадочности и какой-то недоговорённости в её образе,  упрятанном за   рампой   жизни.
 Законченность облику придавали роскошные, смолянисто-чёрные, чуть вьющиеся  длинные  волосы. Для своих  35 - 37  лет  мама имела невероятно изящную и стройную фигурку,  доставшуюся ей  скорее всего по наследству, а не в результате изнурительной диеты.  Впрочем, худоба не мешала иметь притягательные верхние и нижние округлости, которые при ходьбе попеременно ритмично возвышались.  При навыке обладательницы обозначенных  ягодиц  правильно ступать, они легко воспламеняли мужское воображение.
Очевидные внешние достоинства  матери дополнялись живым и проницательным умом, умением поставить себя, сохраняя необходимую  дистанцию, постоянной внутренней готовностью к противоборству. Эти особенности проявились  позже, когда контакты стали тесней, а сейчас он почувствовал необычайный внутренний  прилив и магнитные импульсы, приятно  будоражившие нервные окончания и  пронизывающие каждую  клеточку тела.
При  внешней сдержанности было ощущение, что Элина  несёт в себе какое-то нераскрытое  вожделение, которого пугается, скрывая даже от себя. Будто оно упрятано где-то глубоко в тайниках её души, и она опасается  оголить его. Боится проявить недолюбленное,   неосторожно обнажить  свою чувственность,  выдав  интимную  тайну.
Вечер прошёл на одном дыхании, без сучка и задоринки, как одно мгновение: начался   на приморском  бульваре  катанием на каруселях,  затем прыжками  и кувырканьем на батутах, в которых участвовала  только Кристина.  Продолжили увеселение в кафетерии с видом на море на верхнем этаже торгово-развлекательного центра - "Парк бульвар",  а  завершился вечер  у него дома  - обильными порциями  мороженого, фруктами,  чаепитием с вареньем, конфетами и даже тортом.
Где-то к полуночи гостеприимный хозяин отвёз девочек домой,  а вернувшись к себе в приподнятом, благодушном  настроении,  обнаружил приватное сообщение в фейсбуке:
- Спасибо за вечер. Он был классный.  Кристина в восторге от тебя...
- Только Кристина?..
- Не только...
- Ты была прекрасна...
-  .....
- Ты была само очарование...
- .....
- Ты слышишь меня?
- Да, конечно, слышу.
- А почему молчишь?..
- А что в этом случае нужно говорить?  Чего ты от меня ждёшь?.. У нас не принято так откровенно выражать свои чувства.
И то верно, не станет такое прелестное существо, уверенное в своих достоинствах,   распыляться  в ответных благодарностях.  Не для того девушку растили... 
А здесь, еле сдерживая  себя от распиравших  слов, отщёлкивал:
- Спокойной  ночи.
- И тебе спокойной ночи.
Встречи стали частыми,  проходили в разных формах, в разных местах: весело, непринуждённо,  дурашливо...  Иногда по-домашнему, почти традиционно, словно семейное воскресенье,  как бывает  с близкими, давно знакомыми людьми. Невидимые нити тянулись между ними, их кончики притягивались, но не связывались в узелочки. Болтали обо всём, иногда он сознательно сворачивал на темы "скользкие", когда на время удавалось чуть отдалиться  от  дитя, однако Элина  сохраняла  бдительность, не давая теме развиться.
Неизменным было только одно -  их было трое. Тройственный союз был неразлучен. Бывало, но не часто, к компании присоединялся сын Элины - Фуад, тогда вольная тройка превращалась в  квадригу, с разнообразием игр и состязаний. Мальчик, внешне очень похожий на мать, был очень милым, глазастым,   с чёрным непослушным всклоченным чубом,  чуть рассеянный,  живущий  в своём мире, весьма сообразительный, к тому же, большой любитель шахмат.
В дни, когда он появлялся, нешуточная борьба разворачивалась  за честь поиграть с хозяином в шахматы, на это  претендовали все,  но чаще других  право отвоёвывал будущий чемпион. Родственники, в лице мамы и сестры,  принимали живое участие в игре, подсказывая куда ходить лошадью, и когда надо непременно бить королевой, но не пушкой.
Но особенно необъятная  гамма эмоций проявлялась на лице  Эли, когда ей   представлялась возможность сесть за доску.  Это был миг преображения: она  становилась очень серьёзной, сосредоточенной, превращаясь в хищницу,  которая должна была непременно побеждать, если бы было достаточно умения. Стоило  позиции стать плохой, - она морщилась, расстраивалась,  кусала губу,  мотала головой, превращаясь в слабое  беззащитное дитя. В этот момент Милан переворачивал доску, и ей доставалась его позиция. Надо было видеть, какая неподдельная радость,  какое счастье отражалась на её лице. Восторженный,  чарующий её лик говорил: вот теперь-то она покажет на что способна... Но через несколько ходов позиция опять становилась плохой,  и  перевернутая доска вновь чудесным образом спасала от неминуемого поражения. Так продолжалось несколько раз,  пока по обоюдному согласию противники не соглашались на ничью.
Он не уставал расточать  комплименты, каждый раз находя всё новые и новые сравнения. Это было несложно: Эля действительно была очень привлекательна и колоритна. Как-то, в пылу нахлынувших чувств, непроизвольно с силой притянул её  к себе, обнял, сжал в тисках, попытался поцеловать, но она, чуть-чуть  поколебавшись,  отстранилась  со словами  - "не люблю, когда меня хапают без моего ведома". Это был дурной признак, отчётливый диссонансный звоночек, тем не менее, делать скоропалительных выводов не стал...  не хотелось.
Несколько раз предпринимал попытки выманить Элю, чтобы встретиться  наедине, объясниться, но она ловко ускользала, всегда находя убедительные отговорки. Это удивляло, если не сказать больше,  но тут же находил и оправдание её поведению: это особая разновидность женщин, соединение витиеватых глубоко укоренённых исламских традиций  с  европейской ветвистой  кроной - неустойчивой и зыбкой. А  может быть, - вторгся внутренний циничный подсказчик, - светский шарм всего лишь западный  макияж, подсмотренный в журналах глянец...
 И ещё одна, как ему показалось,  важная деталь, подмеченная не только в ней:  в  этой модели все авансы  должны быть оплачены  загодя, в качестве предоплаты, поскольку  потом  предполагается неоспоримая  мужская доминация. Так уж у них заведено...  И вспомнил набившую оскомину фразу  из известного фильма:    " Восток  - дело тонкое..."

Шейла

Наконец, с четвёртого захода в квартире появилась та самая, что была прекрасна во всех смыслах. Она была симпатична, пикантна,  кокетлива, вполне прилично изъяснялась по-русски. К несомненным её достоинствам можно было отнести и то, что на работу она являлась без детей, внуков и правнуков. Если к этому добавить хозяйственную практичность, сметливость, умение неплохо  готовить,  похоже, это было "самое то".
Звали её, между прочим, не как-нибудь, а Шейла, в восточном произношении - "ЩёойлЯ" (губки колечком), что по-арабски означает - "женщина, преисполненная благодати". Условность имени новорождённой, как ни  парадоксально, подтвердилась в  дальнейшем: она была  улыбчива, словоохотлива, с немалым врождённым юмором, который охотно демонстрировала. Щедро источала неподдельный  восторг тем, что работает у такого интеллигентного и  образованного человека. Сказала, что читала несколько его статей и рассказов:  они произвели на неё очень большое впечатление.  Хотела бы  поучиться у него красиво писать свои статусы в фейсбуке (?!). Это, конечно,  "радовало",  настораживало...  но не отпугивало.
 - Постараюсь сделать всё от меня зависящее, - сказала женщина, преисполненная благодати, - чтобы вам было  комфортно со мной.
Всякий недремлющий грешник падок на комплименты, а когда их произносит полногрудая и мягкотелая женщина, с двусмысленной шаловливой  искринкой на устах, это приятно вдвойне. И не стоит напяливать на себя маску целомудрия, закатывать глаза к небу и прикидываться святошей;  когда между мужчиной и женщиной, независимо от их ролевых позиций,  существует неназойливый  флирт, лёгкое  словесное баловство - это обычная  ни к чему не обязывающая  интрига. Небольшой светлячок в виде подстрочника будоражит рецепторы, подстёгивает и расцвечивает  отношения.
Всё предвещало тёплую атмосферу и доверительность...
События развивались плавно, по нарастающей, никто из них не испытывал необходимости подстёгивать отношения, не проявлял избыточного любопытства. Вместе с тем, как это обычно бывает, в откровенных беседах всё  больше узнавали о деталях предшествовавшей жизни,  и это невольно сближало.
Шейла рассказывала о том, что вышла замуж, когда ей было всего восемнадцать лет. Парень, ухаживавший за ней чуть ли не с пятнадцати лет, был намного старше.  Известен был в округе, как большой смельчак, задира и драчун. Он рьяно следил за тем, чтобы никто из мальчишек района не смел к ней близко подойти. Ежедневно провожал из школы домой на правах жениха, держась на приличном  расстоянии, но в зоне визуального контакта. Ничего нового, так принято,  форма местного неписаного этикета, заявка на собственность. Тем самым, все в округе должны были  воспринимать её как наречённую невесту.
Все этапы  сватовства, обручения и свадебный обряд прошли в соответствии с принятыми  традициями, импровизации здесь не приняты. Через отведённое природой  время  Шейла родила сына,  мечтала о втором ребёнке, на сей раз - девочке.  Судьба распорядилась иначе. При новой беременности, по велению мужа, вынуждена была сделать  аборт. Он оказался неудачным, после чего была лишена возможности повторного материнства, о чём позже оба сожалели. Тем не менее, браком своим  была вполне довольна, искренне считала его счастливым.
Муж  был сильным, уверенным в себе человеком, любившим застолья и мужские компании.  Дела его, связанные с торговыми сделками,  шли успешно, особенно после того как они перебрались в Москву и прожили там свыше десяти лет.  Ему благоволили женщины, и он, как правило,  отвечал им  взаимностью. Жена  догадывалась об изменах мужа, но противостоять не смела. Он,  в свою очередь, никогда не забывал о  достатке в доме,   следил за внешними проявлениями благопристойности, в его понимании, вникал во всё домашние  дела и детали, вплоть до покупки ей нарядов  и украшений.
Это был традиционный восточный брак, со всеми его достоинствами и недостатками,  в  котором главенство мужчины в семье  было неоспоримо. Слова его не подлежали обсуждению, выполнялись беспрекословно, перечить было бесполезно, да и не было особого желания. Но, как ни странно, при этом сохранялась  внешняя цивильная атрибутика и видимость светскости.
Жизнь протекала вполне предсказуемо и  не предвещала неприятностей, пока несколько лет назад у мужа не диагностировали рак желудка. Опухоль проявилась внезапно,  была неумолима, и он стал быстро сдавать. Несмотря на предпринимаемые усилия, состояние ухудшалось, болезнь прогрессировала. Высокий, пышущий здоровьем мужчина, ещё довольно молодой, привыкший быть хозяином в доме, любивший   широко и раздольно жить, начал заметно худеть, слабел и терял интерес к происходящему вокруг.
В последний годы он практически отошёл от дел,  все накопления были потрачены на лечение и две операции: они несколько продлили  жизнь, но не изменили исход. Два года назад муж умер, когда ему было чуть больше пятидесяти.
Шейла рассказывала об этом ровно, спокойно, без надрыва, видимо, за прошедшие два года боль приутихла, но в этом спокойствии чувствовалась и горечь утраты, и сожаление о беспощадности судьбы...
Обеспеченная жизнь закончилась,  она вынуждена была искать хоть какой-то способ зарабатывать на жизнь, но найти работу по профессии так и  не смогла. Поскольку  хорошо готовила, была сноровиста, то нашлись семьи, которые нуждались в такого рода помощнице по хозяйству. Работа была не очень утомительна и неплохо оплачивалась. Примерно так же произошло в их случае, её порекомендовал словоохотливый  свояк  Шейлы. С тех пор она работала, выполняя не только  прямые функции, но добровольно взвалив  на себя дополнительные обязанности хозяйки,  и с ролью этой вполне успешно справлялась.
Однажды, это было в конце осени, она позвонила, чтобы уточнить какие-то бытовые детали,  и неожиданно предложила встретиться после работы на  обновлённом  приморском  бульваре. Возможно, это был не совсем уж экспромт, скорее продуманная заготовка, но он не придал этому слишком большого  значения.
- Вы целыми днями сидите за компьютером. Это вредная привычка.  Не хотите развеяться,  подышать свежим воздухом...  Я сейчас на бульваре,  здесь замечательно.  Хотите подъезжайте...
Действительно, никакие доводы родных и собственное теоретическое желание вести здоровый образ жизни, не могли вытянуть его на воздух. А тут сама судьба провоцировала, и он охотно согласился.
Вечерний бульвар,  наполненный дыханием Каспия, всегда был местом притяжения бакинцев. Важной, если не главной, достопримечательностью города. В последние годы  он  был основательно реконструирован, преобразился и помолодел: расширился в сторону моря, значительно растянулся  вдоль береговой косы, появилось много новых деревьев,  в том числе экзотических. Разнообразные многоцветные  клумбы, причудливо выстриженные кустарники (баловни ландшафтных дизайнеров), фонтаны на любой вкус и всевозможные аттракционы, но особенно примечательным нововведением стали зелёные газоны с ежедневным искусственным поливом. Это было неосуществимо в прежние годы  из-за дефицита пресной воды,  да и  технически, из-за отсутствия соответствующего оборудования.
Прогулка оказалась приятной и продолжительной, но с непривычки довольно утомительной. Несколько раз присаживались на причудливые  скамейки,  расставленные вдоль набережной и на пирсах,  выдвинутых глубоко  в акваторию.
В разговорах неожиданно натыкались на самые невероятные темы. Шейла была переполнена всевозможными знаниями: осведомлена о природных аномалиях и спаривании насекомых, медицине и  астрологии; в курсе гламурных новостей и криминальных происшествий. Главным информационным источником, как полагается, был телевизор; он был основным ориентиром в оценке мировых событий и популярных музыкальных веяний. Но не только: как-то  поставила даже  в тупик, спрашивая его  мнение о нашумевшем фильме, бывшем на устах, а он и не знал о его существовании. Поинтересовалась, не хотел бы  пойти в Русский драматический театр, куда должны были приехать с антрепризой московские гастролёры. Столичные звёзды в таком качестве не входили  в перечень его приоритетов, поэтому пришлось осторожно, чтобы не обидеть,  уклониться от лестного предложения.
 Он, в свою очередь, понимая, что ей хочется произвести хорошее  впечатление, выглядеть современной и информированной, старался особенно не углубляться, не  задавать  слишком сложных вопросов, которые могли её смутить.
 Встречи повторялись,  но не часто. Как правило, они происходили раза два в месяц, доставляя обоим удовольствие самим фактом.  С каждым разом отношения становились доверительнее, теплее, но сохранялась достаточная дистанция, которая не сокращалась.
 Бывало, заходили в какое-нибудь небольшое кафе или чайхану, чтобы отогреться и спрятаться от здешних назойливых ветров: проникающего за шиворот, вплоть до позвонков, северного -  "хазри", или противоположного - своевольного  и неустойчивого  южного - "гилавара".  Но не только непогода являлась основанием.  Иногда просто так, без видимой причины,  забегали в какую-нибудь кофейню: вели  ни к чему не обязывающие  беседы на разные темы, интересные прежде всего ему для  расширения своих  представлений о её мире,  системе ценностей. Надо сказать,  Шейла была полна оптимизма, обожала юмор, не чуралась смачных анекдотов и поговорок,  не раз удивляла  сходными или близкими  суждениями в самых разных областях.
Так было и на сей раз; сидели в кафе, за чаепитием, перескакивая с одной темы на другую,  мирно беседовали о чём-то отвлечённом.
 Неожиданно (а по правде - ожидаемо) в мессенджере  побежали знакомые  буквы от Элины:  ...Фуаду очень понравилось бывать у тебя, особенно запомнились твои шахматные  подсказки и наставления. Он всё спрашивает, когда мы опять пойдём в гости к Милану?
- А ты ?
- А я сказала, - он очень занят. Ему некогда.
- Это неправда.
- Ещё какая правда... ты же не звонишь...
-  Не звоню,  потому что не хочу  навязываться...
- Кто тебя так настойчиво донимает, - недоумённо спросила  Шейла, - небось,  поклонница...
- Да так, знакомый...
- Ну-ну...
Так  и продолжался этот своеобразный сюрпляс (неподвижное противостояние велосипедистов на треке перед броском),  на одном судне "тишь да гладь и божья благодать",  на другом...  "а волны и стонут, и плачут, и бьются о борт корабля",  но с каждым разом всё больше чувствовалось,  развязка приближается...

Это было в начале лета. В очередной вторник  Шейла должна была работать  в дачном пригороде северного побережья,  в одном из пышно декорированных домов, принадлежащих внезапно разбогатевшим  азербайджанцам. Уже зная о пристрастии Милана  к плаванию, предложила заехать за ней после работы и провести время  у моря: благо летние вечера достаточно светлы и продолжительны.
После внезапно подступившего лета и знойного дня,  вечер у моря -  своеобразная отдушина для горожан.  Перед закатом  в безветренную погоду море особенно привлекательно.  Прибрежная гладь, вслед за уходящим солнцем,   постепенно темнеет, завораживая своим  ровным, глубоким дыханием, а воздух, уже не столь изнуряющий, как днём,  насыщенный  солоноватыми запахами слабеющего бриза, прозрачен и ласково струится.
Предложение оказалось  выверенным. Женщины безошибочно угадывают  ахиллесову пяту мужчин и   бьют по ней прицельно, без промаха: знают, какую струнку задеть, чтобы вызвать в душе наибольший отзвук. Любитель плавания всегда готов окунуться в прохладу, испытать восторг от бархатного прикосновения морской  волны, состояния невесомости.  Если же к непорочному плаванию добавятся  "порочные"  шалости, то удовольствие превращается в счастье.
Упрашивать не пришлось, всё так и случилось, неожиданно просто и  естественно; парный заплыв и подводные прикосновения только усилили ощущение, преодолев последнюю ступень недомолвок. Через пару часов, без жеманства и ложного кокетства с её стороны, они очутились в его городской  квартире, заведомо подготовленной к такому обороту.
Чинно начатый вечер обещал превратиться в приглушённую  идиллическую  пастораль. Стол, красиво сервированный благодаря искусству Шейлы, вселял надежду на  романтическое застолье. Пузатые бокалы на высоких тонких ножках,  на четверть заполненные вином, с нетерпением ждали своего участия и первые же глотки традиционного французского напитка  наполнили комнату грёзами. Для полной идиллии, не хватало только бронзовых подсвечников викторианской эпохи и томно мерцающих свечей, но их не было... Впрочем, и без них всё располагало к плавной  церемониальной неспешности.
Увы, ужин  был бесцеремонно  прерван тактильной жаждой.  Воздушная масса,  уплотнённая эротическим инстинктом,  незримо витала, разрасталась и внезапно  заполнила собой всё свободное  пространство, не оставив места чинности. Прикосновение губ лишь на время погасило первую волну страсти, остудив вожделение,  но с ещё большей силой накатилась вторая волна, утяжелённая прерывистым дыханием, а затем и третья - глубинная, заветная...
 Вызревший плод требовал, чтобы его немедленно испробовали.
 Страсть утолёна была  не сразу, порочные блуждания  длились  до тех пор, пока не наступило опустошение. Два переплетённых, бесстыдно  обнажённых тела, лишившись  сил  земного притяжения,  находясь в невесомости, пребывали в состоянии прострации. Их одинокий плот,   покачиваясь на тихой волне, уплывал всё дальше и дальше от берега, а вокруг  был безбрежный морской простор и синь  безоблачного  неба.
Прерванный ужин так и не возобновился...
Не вспомнили о нём и позже, не до  него было. Зато утро, завидев пару безмятежных тел, расслабленных комнатных  обитателей, вспомнило про вечерний  отказ от калорий и  стало настаивать на  своём. Чувственный пир, погасивший полуденный жар и утоливший  жажду инстинктов,  теперь пробудил голос плоти.  Он напомнил о себе во всю мощь, прозвучав зычно и   трубно. Ничего странного: чрево,  на время отодвинутое прегрешением,    потребовало немедленного возмещения потерь, и они жадно набросились на всё съедобное.
Возмездие состоялось...  Наконец, все части тела получили своё.
Лето, хоть и длинное, едва  начавшись, пролетело как миг, за ним также быстро растаяли осенние деньки и наступила переменчивая, но бесснежная  южная  зима.  Отношения складывались безоблачно, не по-зимнему  тёпло; Шейла была счастлива, сияла, расточала комплименты, а когда представился удобный  случай,  не без основания осторожно пожурила его.
- Какой же вы, "товарищ майор", всё-таки сдержанный. Совсем не щедры на нежные слова. Я понимаю, мужчина не должен быть слишком распахнут, но  иногда хочется слышать  слова признания.
- Ну, почему же...  ты мне очень  нравишься. Ты очень добрая, заботливая -  мне с тобой  хорошо и  комфортно.
- Ну и  хитрец...  Баловень судьбы...  Так и  быть, не буду настаивать, не вымучивай восторги. Это я к слову сказала. Я всё прекрасно понимаю и прощаю. Ты  сильно увлечён  работой, а эта бездушная "железная леди" - основная твоя страсть.
- Да, как-то так получается...  -  начал было он  уклончиво, но она не дослушала его.
- Возможно, возможно, допускаю, - сказала, не дав сфальшивить, -  Охотно верю, но от этого не легче... Просто каждой нормальной женщине хочется  ощущать любовь. 
- Ты права, действительно,  литературное увлечение - теперь самая важная часть моей    жизни. Это ведь не работа в обычном смысле слова - это моё внутреннее  состояние. Приходится наверстывать упущенное... (в душе, конечно, поморщился от напыщенности слов, но  так уж произнеслось, не брать же слова обратно)  Нам ведь хорошо вместе, ну и слава Богу.
-  Ладно, - сказала она,  снисходительно улыбнувшись, -  я буду терпеливо ждать, когда в тебе проснётся лирическое начало.
Благоразумие одолело  романтику... Инцидент, едва начавшись, к счастью, был быстро погашен, и  жизнь вошла в свою привычную колею.
Приближались новогодние празднества. Шейла, как бы между прочим, поинтересовалась, где он собирается провести  вечер нового года.
- Как обычно, в кругу семьи племянницы, без особой помпы. Так уж сложилось с момента моего возвращения -  новогоднюю ночь встречаю у них, не буду ломать традицию и на сей раз.
- Отлично,  я тоже буду в кругу своих,  с семьей сына.
Обычно, предновогодняя подготовка начиналась загодя: разделение обязанностей, закупки продуктов, индивидуальные подарки, не разглашаемые до боя курантов. А к вечеру тридцать первого ажиотаж перетекал в квартиру, с тем чтобы к моменту ритуального совмещения стрелок на циферблате стол был в полной готовности.  Внешне всё проходило по заведённым праздничным правилам,  может, с чуть большей суматохой. Он старался соответствовать общей атмосфере, не выдавая внутреннего волнения, хотя, на самом деле, при  кажущемся спокойствие,  маялся, не находил себе места, в ожидании сообщения  от Элины.
Звонок раздался когда стрелка подходила к половине двенадцатого.
- Боже мой, Милан, какой неожиданный сюрприз... Ты даже не представляешь, какой фурор произвела на детей твоя огромная корзина с экзотическими фруктами, безалкогольным  шампанским и арбузом. Мы только вышли из лифта,  а она стоит у наших дверей, вся из себя такая летняя-летняя, красивая и ароматно пахнущая, в ожидании запоздавших хозяев.  Догадаться от кого подарок  было совсем нетрудно.
Ребята требуют твоего присутствия.  Мы ждём тебя.
-  Но...
-  Никаких  "но"...   Возражения не принимаются.
- Пойми,  я ведь...
- Ну, пожалуйста...  я тебя очень прошу...
- Ладно-ладно, твоя взяла, сейчас подъеду.
Родные,  с его же слов, уже  знали об увлечении  разведённой женщиной с детьми. Обсуждать это факт не имело смысла, да он  бы и не позволил. Муж племянницы, знавший больше остальных и присутствовавший при телефонном разговоре,  стал  подтрунивать: "Друг мой, да ты, как мне кажется, выпал в  осадок.  Прям, отец большого семейства.  Ладно, ладно не оправдывайся, надо так надо, куда ж теперь деваться...  Лови своё счастье, но не теряй головы,  не гони лошадей. И не забудь передать наши поздравления новоявленным  родственникам".

Перекрёсток

С  лёгкой руки Шейлы, многокилометровая  пешая прогулка  вдоль  береговой кромки стала практически ежедневной, доставляла  удовольствие и невероятную эйфорию. Это неожиданное открытие благотворности быстрой ходьбы стало прекрасным  стимулом для проветривания мозгов; после интенсивной нагрузки и  тёплого душа  чувствовал себя словно обновлённым:  легче воплощались задумки,  непроизвольно рождались новые идеи.
Обычно дневная прогулка разбивала день на две неравные части: в первой половине дня он редактировал написанное накануне,  уточняя фабулу, шлифуя детали  и  дополняя повествование;  а во второй, -  растянутой далеко за полночь, -  продвигал текст новыми строчками, новыми эпизодами. Частично они складывались  во время дневного променада; там же мысленно проговаривал словесное воплощение, остальное  рождалось в процессе работы.
Был один из редких декабрьских дней, когда море выглядело умиротворённым и задумчивым. День выдался на славу... Чуть сдвинутое с зенита солнце сверкало не по-зимнему ярко и ослепительно. Водная поверхность, словно рыбья чешуя, поблёскивая  мелкой дрожью,  заставляла щурить глаза.
Море к началу зимы стало заметно прохладней, косяки мелюзги потянулись к шельфу, стали ближе подплывать к мелководью. Здесь много водорослей, планктона, подводных валунов, обвитых изумрудным  мхом и больше прокорма. Утки-нырки, селезни  и бакланы, расположившись на торчащих из воды скальных отрогах, внимательно следят за подводным миром. Их привлекают стайки мелких рыбешек. Завидев их, они резко ныряют и надолго скрываются  под водой, вызывая сомнения, а были ли они на самом деле, не мираж ли это, не  плод ли  воображения.
Новый бульвар, протянувшийся вдоль  Белого города, ещё не обжит, не слишком  ветвист, просторен и малолюден.  Редкие встречные пары, медленно прогуливающиеся по набережной,  с  удивлением  смотрят на быстрый  спортивный шаг чужака. Мол, откуда взялся этот странный человек неизвестного происхождения, и куда так спешит в этот  тихий солнечный день, располагающий к размеренности и  неге. 
Море почти недвижно. Полуденная  рябь, хоть и   слепит дрожащими серебряными блестками, но не раздражает.  Лёгкое дуновение бодрящего ветерка со стороны берега снесло в море   бесформенные радужные нефтяные пятна.  С ними исчезли  запахи, и ушла загадка. Поверхность, ещё вчера покрытая тонкой цветной плёнкой, выглядевшая, как абстрактная  живописная картина,  меняющая  ежеминутно свою композицию, перестала быть таковой. Вместо неё -  незамутнённый прибрежный пейзаж, прозрачная толща  воды, обнажившая водоросли, россыпь цветных камней и ракушек, песок охристых тонов,  насыщенный  влагой. И, как обычно, много разных морских пернатых, это их владение.
В эти счастливые минуты он  распахнут и влюбчив, а природа отвечает ему взаимностью. То облако, завидев его, выбьется из своего привычного окружения, плавно наклонится, щекасто и белозубо улыбнётся; то встречный пёс, оставив своего хозяина, бросится к нему, широко оскалившись, радостно взвизгнет, плавно помахивая хвостом, лизнёт пару раз прямо в губы, и стремглав помчится обратно; то голубь, млеющий от полуденного солнца, глянет свысока, прокурлычет недовольно, но простит, не слетит со своего места; то приливная волна, подгоняемая слабым ветром, завидев его, устыдится, замедлит свой бег и прикинется обратной волной, отливной. И представлялось в этот момент, что природа рада ему, что всё это о нём,  ну и от него  встречно... Да так оно и было на самом деле. Эмпатия, в отличие от любви,  бывает только взаимной...
Настойчивая трель глубоко запрятанного мобильного телефона нарушила  умиротворенный  настрой  и вернула к жизни.
- Привет, ты куда пропал? На городской не отвечаешь, на мобильном тебя нет...  отозвался только с третьего раза.
- Да вот, как обычно, брожу вдоль  набережной, немножко думаю... Извини, не сразу  расслышал твой звонок.
- Мы сегодня встречаемся,  как договаривались?
- Да, конечно.
- А то, может,  передумал...
- С чего ты взяла?
- Да так, кто вас теперешних поймёт...
- Не обобщай, и не обобщаема будешь.
- Буду обобщать...
Это была она... Её выразительную дикцию, низкий грудной тембр и задиристый тон он узнал бы из тысячи других. Бархатный, объёмный, обволакивающий голос, напомнивший  уже чуть забытый тамошний, оставшийся в прежней жизни.  Та же уверенность в своей абсолютной правоте, та же убеждённость и  твёрдость интонации. Чувство было двоякое: отвратительно родное, дразнящее, влекущее и отталкивающее одновременно. 
Нет, отринул от себя эту мысль.  Померещилось... С прошлым покончено, к нему не может быть возврата. А похожесть, - ну мало ли в природе схожести.   Все женщины похожи на женщин...  Большинство китайцев убеждено, что  все европейцы  на одно лицо.

И вновь Шейла

Прогулка по бульвару, как  опьяняющая прелюдия, была   струнной предтечей, приближая вечер к финальным бравурным аккордам. Игривое скерцо и заключительные пассажи,  ко  взаимному удовольствию звучали  в квартире...  Если вечер затягивался за полночь в связи с просмотром какого-нибудь увлекательного фильма,  то Шейла оставалась ночевать, а утром после завтрака спешила на работу. Если же день  был не рабочий, то совместно проведённое  время  продлевалась ещё почти на сутки.
Как-то раз,  по случаю то ли пятьдесят седьмого, то ли шестьдесят первого воскресенья со дня их знакомства, после изысканно сервированного и  сытного ужина, изрядно затянувшегося застолья и  заметного алкогольного дурмана,  не в меру осмелевшая  Шейла, полушутя, полусерьёзно произнесла:
- Милан, почему бы тебе не  жениться...  Что тебя останавливает?  Мне просто  интересно...  обычное женское  любопытно,  не более того?
- Видишь ли, милая,  ты очень  добрая и приятная женщина. Наверняка могла бы быть очень хорошей женой, но после развода со своей прежней, я наконец понял, что такое настоящая свобода. Только теперь  обрёл  возможность, не оглядываясь по сторонам,  делать что хочу, просыпаться когда хочу и засыпать с кем хочу.  Такая свобода  оказалась чертовски привлекательной,  и впредь  не стану влезать в хомут, на котором начертано - "должен".  Нет уж,   больше  не впрягусь в семейную упряжку.
- Я и не навязываюсь, а если даже предложишь, ещё сто раз подумаю,  нужен ли мне этот застёгнутый на все пуговицы, занудный  дядя, вечно занятый собой. Меня и нынешние наши отношения вполне устраивают.
Она, конечно, лукавила, защищая  свой внутренний мир, свои представления об отношениях правильных,  а эти -  никак не соответствовали её  представлениям   о добропорядочной  семье,  но хватало  мудрости не разрушать зыбкое равновесие.
Караоке
Элина любила популярную музыку, знала слова многих песен и с удовольствием их напевала. У неё был красивый, бархатный  голос и отменный слух. Если к этому добавить приличное владение английским, то не удивительно  её желание  петь  караоке под фонограммы эстрадных звёзд или вокальных  групп.
Один из вечеров настояла провести в каком-нибудь кафе-караоке, коих  расплодилось немерено много. Затея не казалась ему заманчивой, но как отказать очаровательной женщине в таком невинном желании. Почему-то вспомнил собственную  перифразировку монолога из давнишнего спектакля "Старшая сестра": "Любите ли вы музыку (там театр) так, как я люблю её, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением..." 
 И тут же, в той же тональности,  продолжил: "А вот и напрасно, страсть эта  неуёмная  может завлечь  вас в такую трясину, после  которой,  даже выбравшись на свет, ещё долго будете отмываться, да не отмоетесь"  Но это так, только в мыслях, а вслух произнёс:
- Твоё присутствие украсит  любое мероприятие, даже караоке.
Подвальчик в центре города, в котором они очутились, был пышно и богато декорирован, что говорило о коммерческой  успешности заведения. Здесь  много чего было и мало чего не было...  Но главным достоинством  была, конечно, музыка: откровенная, сытая, оглушающая, или наоборот, плачущая и страдающая, но тоже во весь голос. Форсированные звуки заполняли собой всё пространство без остатка, включая вестибюль и гардероб,  подсобки и туалеты, бесцеремонно выползая  в близлежащие улицы и переулки.
Это было непривычно, забавно, а на первых порах даже любопытно. Некоторое время можно было поглазеть,  послушать, заложив уши ватой, но репертуар...  репертуар не мог оставить  "равнодушным" истинного ценителя городского фольклора.  Мощный поток непрерывно перетекающих из одной  в другую блатных, полублатных зазывных песенок, от которых несло искренностью, тиной и пошлостью.  Городской люд плясал и развлекался по полной программе, отрабатывая "уплоченное" увеселение. Но высшей точкой искусства было  многоголосное пение.  Караоке,  как-никак.
Упитанные мужчины лет сорока-сорока пяти, сидевшие  за соседним столиком, и подсевшие к ним пожилые проститутки  задушевно голосили, срываясь на фальцеты,  изрядно фальшивили, и это им превосходно удавалось. С противоположной стороны компания обильных телом женщин бальзаковского возраста, пребывающих в заметном подпитии, старалась вовсю продемонстрировать свои недюжинные вокальные способности. Сопровождалось это  коллективным плясом в центре зала. Народ был в восторге от возможности выплеска накопившихся чувств, разрядки избыточной энергии.
Веселье было в полном разгаре, время приближалось к полуночи, а он сидел, слегка ошарашенный  мощным звуковым водопадом, озирался вокруг,  безмолвно  вопрошая:  а что, собственно,  я здесь делаю, что ловлю в этой пенящейся, булькающей и дурно пахнущей трясине.  Внезапно очнулся от наваждения,   припомнил,  что  сюда его  завлекла  очаровательная подруга, любительница Бродского и Пастернака,  которой очень  нравится Цветаева.
В душе досадовал на себя: возненавидел  за беспринципность и податливость. В бессильной злобе  вспомнил жёсткую поговорку:  "Уши от мёртвого осла ей  нравятся..."
Кристина, между тем,  вела себя вполне раскрепощённо: носилась с микрофоном в руках по залу, что-то напевала, отплясывала, кривлялась. Судя по всему, обстановка  была ей знакома и привычна (?!)...  Но в какой-то момент, преодолев шумы,  бегающих зайчиков и слепящие светодиодные пучки, сон добрался до неё и скосил юное тельце барышни. Без тени сомнений, она легла на мягкое кожаное ложе дивана, положила голову  ему на бедро вместо подушки,  поджала под себя ноги и благополучно заснула.
К машине пришлось нести её на руках, а разбудить толком удалось только у дома, да и то с превеликим трудом. Проснувшись, она стала настаивать на том, чтобы её новый друг ночевал с ними, не подозревая, что это не прописано в  сценарии  мамы.
В свою очередь, Элина, как бы между прочим, в качестве "вознаграждения"  - бросила:
-  Ты хотел бы  удочерить Кристину?..
- С чего это вдруг, в каком качестве, - спросил он, опешив от неожиданного предложения внезапно стать отцом.
- Ты же утверждаешь, что любишь меня, вот и докажи свою любовь джентльменским поступком, - парировала она, уверенная в своей безусловной правоте, - Мне хочется, чтобы у Кристины была благозвучная фамилия и отчество.
- Твоё желание по-человечески понятно и вполне разумно, но любые вопросы можно обсуждать только после того, как прояснятся наши отношения.  Не так ли ?..
-  Нет, не так...  И вообще, мне не нравится твой постоянный торг. Запомни, я не продаюсь.
-  Ну да, естественно, "суверенитет не продаётся", пока не предложена приемлемая цена... - но это так, мысленно.
Любопытный словесный кульбит. Это особая женская ловкость обернуть свою слабость в силу, моральную уязвимость -  в нравственный  императив. А ведь это уже было в его жизни, эта формула "счастья  в узде" однажды  уже  была испробована.  Казалось  бы,   чаша   испита до дна, ан нет,  явилась - теперь в новом обличии...
- Надо же, так долго и упорно грести, - подумал он, - чтобы вновь оказаться в "родной гавани".

Кристина как часть сценария мамы

Родилась Элина в бедной бакинской семье, городской по формальному локусу, но провинциальной по сути.  Социализм уже дышал на ладан, а жизнь на окраинах империи продолжала влачить своё жалкое существование, не отличаясь особым  разнообразием. Подавляющее большинство семей жило убого, еле сводя концы с концами. Детство её было серым и скудным. Отец ушёл из дому, оставив мать с тремя детьми, когда девочке, младшему ребёнку в семье, было всего пять лет. По словам Эли, он был мягкий и интеллигентный человек, а мать, которую она тоже очень любила, человек твёрдый и упрямый. Семья распалась, и жизнь,  неустроенная при отце, после его ухода стала ещё тяжелей. Мать, несчастная женщина, волевая, но издёрганная обстоятельствами, с большим трудом зарабатывала на жизнь. Детей держала в ежовых рукавицах и попрекала за самые ничтожные промашки. Дети, в свою очередь, зная цену бедности, успешно учились и росли, стараясь не волновать мать по пустякам, но чётко усвоили уроки детства: чтобы выкарабкаться наверх (это жизненный приоритет),  необходимо сильно постараться, а за удачу надо бороться любыми доступными средствами.
Элина выросла, окончила институт искусств, превратилась в яркую, общительную барышню, отчётливо выраженную невесту на выданье. Очевидно, что вокруг неё вертелось много поклонников, но все они были недостаточно... как бы поаккуратнее выразиться... платёжеспособны.
Время, между тем,  поджимало - после восемнадцати в этой социокультурной среде  год за три отсчитывается.  Нужно было  срочно выходить замуж, чтобы соответствовать принятым правилам. И жених подвернулся весьма кстати:  умный, образованный молодой человек из вполне  благополучной семьи,  пожалуй, даже богатой. Влюбиться в Элю  было немудрено, учитывая внешнюю привлекательность и общительность девушки. Оставались лишь ритуальные формальности, которым придавалось непомерно  большое значение, но и они были преодолены.
Всё шло по накатанной дорожке,  церемонии следовали одна за другой,  в завершении которых состоялась традиционная свадьба. Родился мальчик-первенец, мечта традиционной восточной семьи, надежда на продолжение родовой фамилии. Казалось бы, обстоятельства счастливо сложились, всё пойдёт по накатанной мозаичной дорожке, но стыки не сходились, крошились, пазл  оказался обманчивым.
Совместная жизнь продлилась недолго. Свекровь, главная жрица патриархальной семьи,  быстро обнаружила в снохе  массу недостатков (реальных и мнимых), заключила, что невестка-простолюдинка - не ровня её прекрасному  сыну и заявляла об этом  при каждом удобном случае.  Но и сноха была не промах, себя в обиду не давала, всегда готова была отстоять свою правоту. К этому  добавились внутренние трения супругов (в их числе и интимные). В результате, по обоюдному согласию, брак был расторгнут, а жизненная  стратегия так и  не реализована,  точнее,  отложена до лучших времён.
Эти времена  не заставили себя долго ждать. Через некоторое время в поле зрения появился удивительно галантный  ухажёр, к тому же иностранец. Молодой человек спортивного телосложения,  он же   африканец, он же марокканец, он же  "крутой" бизнесмен, так  представлялся  этот  обаятельный парень, вылитый голливудский Уилл Смит.  Сполз с экрана, чтобы осчастливить бакинскую девушку - ни больше  ни меньше...  И это было очень  красиво.
 Ну как не поддаться таким чарам, такой пленительной магии?! Перспектива выйти замуж за богатого иностранца, жить в загородном ранчо на берегу океана под сенью пальм и утереть всем нос, выглядела очень заманчиво. Она безоглядно бросилась навстречу долгожданному счастью, кинулась в объятья розовой мечты.
 Мятежный корабль любви отправился к призрачным  лазурным берегам, к далёкому архипелагу в океане, где  круглый год светит солнце, струится  ласковый  морской бриз, тело нежится в тени раскидистых пальм, а роскошные мулатки бесплатно разносят шоколадные  батончики с  мякотью кокоса.  "Баунти",  однако...
Красавчик оказался обычным ловеласом... Как всякому темпераментному молодому человеку, ему требовалось убаюкивать свои гормоны, а тут подоспела и лань черноокая. Красивая, образованная  аборигенка, прекрасно владеющая английским, была как раз тем сладостным манком, на который был нацелен прохвост.
Но это выяснилось  потом, а пока была сказочная, волшебная пора в  её жизни: он одаривал возлюбленную  цветами, голливудской улыбкой и поцелуями. Сон явью воплощался...   и длился  несколько месяцев, пока не  замаячило появление дитя. Герой-любовник вынужден был "на время" смотаться в командировку по делам бизнеса.  Перед отъездом обещал быть  примерным отцом и верным мужем, помогать ребёнку материально и вообще ежедневно молиться о благополучии своей бакинской пассии. По словам Элины, он  как-то  прислал дочери  посылку - коробку тряпок, но на мобильные контакты выходил с трудом. Влюблённая мечтательница бросилась за ним заграницу, отыскала где-то то ли в Дубае, то ли в Мумбае, да и какое это имеет значение, главное - настигла и получила заверения: как только "Уилл" устроится и разбогатеет, то  обязательно заберёт их к себе.
И опять  почему-то вспомнились уши  почившего осла...
Кристине исполнилось пять лет,  своего отца она так и не видела, унаследовав от него нездешний  облик и черты характера: цепкость, настырность, волю и капризность. Впрочем, настырность и капризность девочки,  скорее всего,  слияние двух нехилых родительских начал.
Тем временем,  отношения Милана с Элиной постепенно ухудшались: плавно, поэтапно, но неуклонно (step by step). Похоже,  это был неотъемлемый элемент её внутренней   гармонии,  своеобразного   душевного равновесия.  Она постоянно находила поводы для обид и  ссор. Периоды примирения и конфликты чередовались с завидной последовательностью, только пропорции менялись в пользу вторых.
Милан пытался найти оправдание происходящему. Предполагал, что это обычная  притирка двух людей с разным прошлым, с разными представлениями о границах возможного и дозволенного, но предательский  внутренний голос нашёптывал -  отойди,  это не твоё, это наследие иной  культуры.  По здравому рассуждению, вероятно так оно и было,  но это когда включено рацио.  Психологам, да и не только им,  давно  известно, когда "сиреневый туман" застилает глаза, голос разума крепко спит.

Трещина...

Органическая жизнь невозможна без любви. Без орошения трава жухнет, без опыления цветок чахнет. "С добрым утром", слышите вы, проснувшись, а глубинным эхом прочитываете:  "Я люблю тебя, я люблю тебя".  Вас окатила любовь, она напомнила о себе живительной влагой. Чего не скажешь про умиротворяющее "Спокойной ночи". Это не про любовь, это про милосердие. Помните,  как   у  П. Шелли: "... ведь если б ночь была добра, со мной бы ты не расставалась..."
Шейла не могла  знать о существовании Элины, он тщательно оберегал её от излишних знаний. Всегда удавалось  вовремя развести мосты.  Казалось,  да что там казалось, он был убеждён, что находится вне всяких подозрений. Но у женщин - своя особая локационная система, свои специфические источники ощущений, о которых  мужчины очень часто не догадываются.  Однажды, ни с того ни с сего, вдруг спросила:
- Скажи, только честно, у тебя кроме меня кто-то ещё есть?
- Нет, с чего ты взяла, - ответил без паузы, на голубом глазу. 
- Ты сам говорил и не раз о своих знакомых  дамах.  А когда их много, то среди них всегда отыщется та, которая больше, чем знакомая. Это же простая  арифметика, тут даже высшая математика не нужна.
- Ну, это абстрактная теория вероятности, - произнёс он...  а в душе, - ни фига себе женская логика, а ведь  права.
- Может и теория, - возразила она, - но многократно подтвержденная. Сколько книг этому посвящено, сколько романов  написано, сколько песен сложено.  Не счесть...
-  А что тебя смущает... почему ты  об этом спрашиваешь?
- К чему я  спрашиваю?  А вот к чему...   если у тебя появится другая женщина, скажи мне,  и я уйду. У меня нет  никаких  прав на тебя, я не стану устраивать  скандалов и сцен ревности.
Лишний раз пришлось убедиться в благоразумии Шейлы, а уж в сравнении с Элиной - так просто кладезь мудрости.
А на другом фланге, увы,  всё не слава богу...  то жарко, то холодно.  Элина то приближала его к себе, и казалось,  вот-вот шлюзы разойдутся и, наконец, она станет его женщиной, а потом  также внезапно  бунтовала, отдалялась, а повод всегда находился.   
Так не могло долго продолжаться, и в какой-то момент  Милан решил - всё - пора... Пора  уже "заложить  ставни" в мифическом  замке, олицетворяющем якобы  любовь.  Может, не забивать гвоздями наглухо, но и  не исправлять кособокое, не подкрашивать облупившееся...
Просто заложить и всё... Хватит - наигрался.  Она не моя, говорил он себе...   Не всякий крутой склон покоряется,  не всякий эдельвейс доступен, а дикие полевые  цветы, лишившись родной почвы,  даже в хрустальной вазе быстро  чахнут.
Однако страстное желание овладеть этой задиристой, необузданной гурией всё ещё  разжигало в нём  азарт охотника,  превышая всякие разумные доводы.
Раскол
Лето здесь  наступает  внезапно, не по календарю, а по своей прихоти. Оно южное, темпераментное - врывается в весну, когда вздумается, вмиг  сметает эфемеры своим жаром. Во второй половине мая, как всегда,  к всеобщей радости, начинается плавательный сезон. Друзья и  товарищи, знакомые и  родственники,  почитатели  моря и прохладной воды, а также знакомые знакомых, завсегдатаи больших компаний и любители вместительного кроссовера,  немедленно взяли  его на  абордаж.  И закрутился, завертелся бесшабашный пляжный сезон с разнообразием   соблазнительных,  обнажённых   прелестей.  Было не до слёз по "утраченным грёзам". 
Так бы  и продолжалась эта беззаботная   полоса  жизни до середины сентября, а то и дольше, но где-то в июне Элина вновь  напомнила о себе. Это было неожиданно, звонок застал врасплох. Хотя большая часть "окон в замке" вроде была законопачена,  но  что-то внутри него,  в подреберье, непроизвольно  ёкнуло.
- Привет...   Как ты там поживаешь ?   Не скучаешь ?
- Вроде всё нормально, спасибо за вашу тревогу о нас. Приятно, что помните о нашем существовании.
- Пожалуйста, не дуйся, так уж сложилось...  Я бы не стала тебя беспокоить, но у Кристины, видимо, бронхит, и мы никак не можем с ним справиться. У тебя есть знакомый врач-педиатр?
- Вообще-то я вроде по части других "болезней", но раз ты просишь, я попытаюсь выяснить.  Как только что-то разузнаю, сейчас же перезвоню...
К счастью (или  несчастью), в его окружении было много знакомых-медиков, опытный детский врач был быстро найден, оповещён о болезни  и на следующий день назначил  приём. 
-  Значит так, - отчеканил он отчуждённо,  чтобы  скрыть эмоции, - завтра к девяти будьте готовы, я заеду за вами.
- Ой, спасибо, мой дорогой... Ты очень хороший,   добрый,   настоящий друг.
-  Я всё понял...  постарайтесь  спуститься вовремя,  без задержек, врач - это  не я ...
Утром заехал  за  мамочкой  с дочкой,  членами своей несуществующей семьи, и в оговоренное время вместе с ними оказался  в платной поликлинике.
Пока медсестра, доложив доктору,  оформляла все положенные бумаги и счета, он сидел рядом с опечаленной матерью, ощущал её тёплое поверхностное дыхание, слабый аромат парфюма, успокаивал, как мог, держа в своей руке её   безвольную кисть и периодически прикасался губами к восхитительно красивым  тонким  пальцам. Печаль очень шла Элине, выявляя оттенки прекрасного профиля. Грусть смягчила её, сделала  необычно податливой  ласке.  Или ему очень хотелось в это верить...  Возможно, это  была всего лишь удачно исполненная  роль слабой, ранимой барышни,  снисходительной по случаю.
Верный диагноз, необходимые лекарства, процедуры и прочие профилактические  домашние задания за пару недель  справились с болезнью. Кристина была в полном порядке, неуёмный чертёнок вновь вселился в неё, а от матери в качестве вознаграждения ему досталось несколько лестных эпитетов и даже парочка жарких  поцелуев...   в щеку.
Жизнь опять окрасилась неоправданными ожиданиями. Возобновились выходы "в люди". Иногда, как ни странно,  даже к очагам  высокой культуры...  Но чаще, обойдя стороной  большое искусство, - к  душевным заведениям.  К общей радости,  пища для души запросто подменялась пищей для желудка, а воздушные  купольные сооружения - помещениями тесными, приземлёнными, подстать "эстетике" поджелудочной железы. Здесь гасился голод  и набирались необходимые калории.
Казалось бы,  подтверждается старая истина,  - путь к сердцу  лежит через желудок: правда, поговорка про мужчин, но и так сойдёт. И наступила пора долгожданного счастья. Чтобы лишний раз не травмировать Элину, тщательно обходил все конфликтные темы. Старался не настаивать на своих  "хотелках".  На некоторое  время  удавалось, балансируя между Сциллой и Харибдой, сохранять радужную полосу неприкосновенной, однако и эта верёвочка, сколько бы ни вилась, пришла к своему концу.
 Дружба дружбой, а сердце, как говорится, не тронь. Несколько  неосторожных попыток притянуть Элину к себе, обнять и поцеловать, не говоря о последующих шагах  - естественное  мужское проявление обожания и  влечения  - заканчивались нескрываемым  протестом.
- Не хватай меня, да ещё  так сильно.  Ты делаешь мне больно... Какой же ты цепкий, однако...
- Какой уж есть, других особей у нас для вас нет.
Краткая словесная перебранка, следовавшая за этим,  напоминала разговор глухого со слепым, а в конечном счёте,  лишь увеличивала отчуждение.
- Я не понимаю, чего ты добиваешься, - говорил он,  еле сдерживая раздражение, -  неужели не ясно, мне нужна ты, и только ты. Как женщина... Слышишь, как женщина, а не как  наседка. Ты ведь не мать Тереза, не  Мария Склодовская-Кюри и даже не  Маргарет Тэтчер, прости Господи.
- Пошло и не смешно... К тому же,  не тобой первым сказано.  Ты хочешь взять меня насилием, тебя это устраивает?  Но я так не могу, я не готова к такой близости. Мне нужно время, чтобы убедиться в серьёзности наших отношений. Это у вас, мужчин, всё просто.  Вы по природе самцы, у вас одно на уме... Со мной так не получится,  не надейся.
- Что ж, догадываюсь... не дурак. Но и ты запомни, не всякая рыба, попавшаяся на крючок, оказывается в садке.  Некоторые из них, сорвав губу,  уплывают восвояси, надолго сохраняя в себе фантомную боль.
- Надо же, сколько пафоса накопилось у господина писателя.
- Знаешь,  ты  кто ?.. 
- Кто ?..
-  ......    ???
Кто есть эта самая  "Ты", он толком  и сам не знал.  То ли обыкновенная стерва, то ли романтическая  идиотка, то ли подранок...   Но  чувствовал -  существо колючее, ядовитое, ранящее...  да и само - больное, мятущееся, ранимое...
Два монолога, два взаимных обвинения, как две летящие встречно стрелы, никогда не бывают услышаны, они не могут быть адекватно истолкованы.  Оставался последний, но самый  убедительный довод -  хлопнуть дверью и уйти. Возможно, единственный здравый аргумент, превращающий  перепалку в    многоточие.
Но таким образом осуществляется спасительная  защита только своего эго, а как быть с человеком, перед которым захлопнулась дверь, оставив  наедине с  проблемами, опутавшими его.  Он ведь огрызается от того, что не видит выхода из ситуации, в которой находится. Во всём видит подвох, угрозу своему шаткому равновесию.  А если проблемы, терзающие душу, непреодолимы,  если ноша неподъёмна...  Тогда как  ?..  Должны ли мы быть в ответе за то, что не протянули вовремя руку, сомневаясь в том, что жест будет адекватно воспринят? Или это только оправдание собственной  трусости, нежелание взвалить на себя тяжесть ответственности.
Вразумительного  ответа у него не было, а постоянно находиться в  состоянии "ни мира, ни войны",  не хотелось. Отстранившись,  как казалось окончательно, решил, что избавился от теребящей его изнурительной лихорадки.
Дни и ночи  опять потекли размеренно и предсказуемо. Шейла по-прежнему любила его, заботилась, вникала в детали повседневной жизни. Постоянно интересовалась,  что поел, что попил, вовремя ли почистил уши, не забыл ли про гигиену работы и отдыха...  Он по-прежнему ценил её   доброжелательность,  с благодарностью принимал её заботу,  но жил с занозой в душе...
Однажды звонок оповещения мессенджера раздался  как раз тогда,  когда Шейла, нависнув над ним и заглядывая через плечо в компьютер, пыталась уследить за бегущей  строкой   на мониторе.
Это, конечно, она... Она умеет выбрать "подходящее" время...  Доморощенный экстрасенс умудряется всплыть на поверхность в самый гремучий  момент.
- Шейла, будь добра, завари, пожалуйста, свежего чайку, что-то в горле пересохло (чтобы хоть как-то отодвинуть   от экрана).
-  Нет проблем, дорогой, сейчас всё организую.
В мессенджере, спотыкаясь о собственную злость, с пропусками гласных и ошибками в орфографии,  побежали до боли знакомые слова:
- Я пятый час пытаюсь пробиться к тебе, а ты упорно не отвечаешь на мои вызовы.  Выключил почему-то телефон. Где ты?  Кем так "занят", что не можешь  оторваться...
- Я не могу сейчас говорить, у меня гости.
- Гости или гостья...
- Это не имеет значения, какие проблемы.
- Как это не имеет значения - ?!..  Ты клянёшься, что любишь меня, а вокруг тебя крутятся какие-то девки, и это не имеет значения...
- Послушай, Эля, ты же не за этим рвалась в личку, чтобы устраивать сцену ревности?  Что ты хотела спросить ?
Наяву  из  "kitchen open":
- Дорогой, кто это так настойчиво тебя домогается?
- Да так, знакомый...
- Знакомый или знакомая - ?!
- Знакомая...  Знакомая мелодия...  Привычная...   Уже много  раз отыгранная, но она вновь и вновь  настойчиво повторяется. 
Тут же, параллельно, отстукивая на клавиатуре:
- Так,  что опять случилось,  какие опять проблемы?
- Уже никаких... Мне всё ясно с тобой.  Ничего от тебя не нужно. Ты просто кобель.  Я тебя ненавижу.  Сгинь, исчезни из моей жизни. Забудь  и больше  никогда  не звони.
И опять из кухонных глубин - размеренное, умиротворяющее:
- Чай уже на столе, я жду тебя, он стынет. С чем ты будешь пить - с конфетами или с вареньем?
-  Хорошо бы, с цианистым калием, но и конфеты сойдут.  Извини, это такая дурацкая шутка.
-  Я так и поняла...
Неприкаянный чёлн наш плывёт по волнам невидимого времени, не ведая, где начало, а где конец, где свобода и воля, а где смятение и обречённость. Так и живём по прихоти обманчивого ветра, к чему-то приплываем, причаливаем, пока внезапный порыв  не столкнёт нас  с земной твердью, с людской непримиримостью.  А столкнувшись, отвергаем, отрекаемся, оберегая уязвлённое самолюбие. Потом шарахаемся  к иному, противоположному, надеясь обмануть судьбу.
Не всем это удаётся...