ПОСЛЕ ТЕГЕРАНА
Сергей СМОРОДИН (Архив)
( Не сразу представишь, что в молодости этот человек с холодным лицом был легкомыслен, пылок, беспечен. Во время мессы в католическом храме садился за орган и играл то Баха, то «Камаринскую», верхом на жеребце въезжал на светский бал к изумлению и испугу дам, досаде и зависти кавалеров, стрелялся на дуэли с декабристом Якубовичем и едва того не убил. В общем , куролесил.)
Декабрьским вечером в Бухаресте я был в гостях у местного ювелира Джавахира. Мастер показал мне работу своего младшего сына, отмеченную премией на конкурсе ювелиров в Ташкенте. К украшенному бирюзой медальону, на продлговатых бусинах, набранных из серебрянной зерни, подвешены миниатюрные инструменты для восточного макияжа: ложечка для сурьмы, пинцет, щипчики, ещё какие-то атрибуты. В центре медальона – рубин редкостного малинового оттенка. Повернул камень к свету – и из глубины тьмы выплыла восточная вязь.
- Всевышнему красота угодна, - перевёл Джавахир.- Камень старинный. Персидский. Называется «голубиная кровь».
- Помолчал. – Наш род из Тебриза. Мы ирони...
Поясняю: ирони – так в Бухаре называют выходцев из Ирана. Одни переселились по своей воле. Другие попали в плен во время войн или аламанов – разбойничьих набегов на иранские провинции. Особенно ценились ремесленники: ткачи, кузнецы, гончары, ювелиры.
Разглядывая рубин, я спросил усто, слышал ли он историю, связанную с бриллиантом «Шах»? – цена крови Александра Грибоедова – был подарен Николаю первому после того, как российское посольство в Тегеране вырезали фанатики.
- Грибоед ...- сказал усто Джавахир.- Мой прадед в Тебризе знал его. Говорил с ним. Вот как мы с тобой.
«От изумления остаётся вложить свои пальцы в рот», - так бухарские насмешники передавали крайнюю степень удивления. Нечто подобное случилось и со мной.
- Перед отъездом к шаху Грибоед пришёл к моему прадеду, - продолжал Джавахир.- И заказал серьги и ожерелье. Для жены. Камни сам выбрал. Индийские изумруды. Заплатил вперёд. Зиён-зиён (несчастье, беда: дурной знак)... Саади говорил: умный не тот, кто хватается за нож. Умный тот, кто, увидев нож, отводит голову в сторону ... Грибоеда не убили. Нет! Осенью в Исфане прадед встретил его. Ехал на богато убранном коне вместе с индийскими купцами. Гебры! (Так мусульмане Ирана называют зороастрийцев, последователей пророка и основателя древнейшей религии Заратуштра (Зороастра). Некоторые важнейшие доктрины зороастризма заимствованы иудаизмом, христианством, исламом. В современном Иране около 30 тысяч зороастрийцев. В Индии более 200 тыс. парсов – потомков иранских зороастрийцев.) Грибоедову помогли гебры. Так говорили...
Собеседник замолчал, уходя в себя. Всё-таки он был очень стар. Мне удалось узнать немногое.
За драгоценностями никто не приходил. Через год или позже тебризский мастер, собравшись по делам в Тифлис, захватил серьги и ожерелье с собой. Он пришёл к княжне Нине Чавчавадзе и передал прощальный подарок мужа.
Я возвращался в гостиницу вдоль глиняных стен, размышляя об истории, услышанной от усто Джавахира. Она казалась невероятной.
«Гебры помогли»... Но как последователи Зороастра, фактически загнанные мусульманами в гетто, могли помочь чуземцу? В то январское утро 1829 года русскую миссию у южных тегеранских ворот окружила разъярённая толпа. Её подогревала ненависть к «неверным»и слух, что в резиденцию доставлена посольская казна – около десяти тысяч золотых червонцев.
Россия вела очередную войну с Турцией. На войну нужны деньги. Они в Персии, полагали в Петербурге. Десять куруров туманов (персидское название полумиллиона)- двадцать миллионов рублей серебром – дань, наложенная Россией на Персию, проигравшую войну. Куруры идут медленно, считают в Петербурге. Слишком медленно. Грибоедов докладывал: с частью контрибуции лучше повременить. Страна разорена. Заложен даже золотой шахский трон. В министерстве иностранных и престранных дел, как называл своё ведомство Грибоедов, резоны не принимают: персы проиграли войну – пусть платят. Никакой отсрочки!
А за толстыми стенами мечетей, в глубине базаров не первый месяц слышалось: «Русские завладели бородой Шаха. Везир-и- мухтар сидит в сапогах перед Тенью Аллаха на Земле. Кто насыпал пепел на наши головы ?!».
Грибоедов знал об этом. Агентурная сеть, налаженная им, работала как хорошо смазанный механизм. Посол убеждал агентов: персы прежде всего должны бояться России и исполнять то, что велит государь Николай Павлович.
Из дипломатической миссии, прибывшей с Грибоедовым в Тегеран, уцелел только молодой, деловой и проворный чиновник Мальцев. Купил жизнь за двести червонцев, и благонадёжные люди спрятали его в коврах. Во всяком случае, так он сам описывал своё чудесное спасение, оправдываясь перед министерством.
Мальцевский вариант спасения для Грибоедова был исключён. Человек чести и долга, чью блестящую холодную храбрость признавали даже недруги, не мог прятаться среди пыльных ковров, когда за стеной резали товарищей. Вместе с горсткой соотечественников поэт мужественно сражался и разделил их судьбу.
Но так говорил во мне только один человек – рассудительный и недоверчивый, помнивший основную канву тегеранских событий ещё со студенческой скамьи. Другой же, горячий и увлекающийся, возражал: семейная память поразительна. Через поколения и границы она проливает свет на то, о чём знать не знает или умалчивает история.
Семейно предание, рассказанное бухарским ювелиром, не оставляло меня и в Москве. Но странное дело: чем больше узнавал о Грибоедове , тем менее ясным он становился. Образ мерцал, двоился, ускользал. Вот он смотрит на меня сквозь овальные очки с пушкинского рисунка. На голове высокая персидская шапка, едва намеченная стремительным пером. Сухое, строгое, словно ледяной водой спрыснутое, непреклонное лицо. На вытянутых губах то ли презрительная, то ли горькая усмешка.
Но к чему вспоминать шалости и промахи молодости? Везир –и- Мухтар, посол. Грибоедов –Персидский – так называют человека с холодным лицом в петербургских и московских салонах. Он заключил с персианами мир настолько выгодный, что кажется невыполнимым. Обласкан императором, добился славы, высокого положения, денег.
Почему же сам Грибоедов считал, что жизнь не удалась? Почему всё чаще наваливались припадки тоски и глубокого отчаяния? ( «Чем мне избавить себя от сумасшествия или пистолета, а я чувствую, что то или другое у меня впереди») Не спасли ни путешествия, ни карты, ни любовные похождения. Люди и дела представлялись мелкими и ничтожными. Даже женитьба на кроткой Нине Чавчавадзе, шестнадцатилетней грузинской красавице, случившаяся в Тифлисе между приступами лихорадки, проездом в Персию, рождала сомнения.
Жизнь с «Воздушным созданием» казалась то спасением, то виделась тёмной и неопределённой.
К сорока годам Грибоедов «чернее угля выгорел». Видел войны, смерть, знамёна победы, горемычные русские избы и разорённые персидские селения, нелепость, фразёрство, трусость друзей=декабристов, измены любимых, доносы, предательство. Видел тщеславие, глупость, деспотизм властителей, губивших несчётное количество людей.
За тысячи вёрст от Петербурга и Москвы скиталец в восточных краях выпадал из своего поколения.
« До меня известия из России доходят, как лучи от Сириуса, через шесть лет». Его сверстников будто уже не существовало: кто казнён, убит,умер, объявлен сумасшедшим или впрямь с ума съехал, кто на каторге, в ссылке, в крепости или заперся в имении. Их нет. Как нет их споров, завиральных идей. А как шумели! И где они? Вместо них шумят другие. В других футлярах и шляпах, с другими прожектами, уставами и надеждами. И так же сойдут, слиняют. Есть ли он сам? И кто сидит в пёстром халате, вытянув длинные ноги в востроносых туфлях, курит кальян и смотрит на звёздное персидское небо?
Со слов известно о двух ночных видениях, связанных с историей создания «Горя от ума».
На праздничном вечере к Грибоедову подходит приятель и спрашивает, не сочинил ли он чего- нибудь нового.
- Охоты нет, ума нет, от всякого писания давно отложился, - отвечает Грибоедов.- Дайте мне обещание, что напишите? – Что вам угодно? – сами знаете. Когда же должно быть готово? – Через год непременно.- Обязываюсь. – Через год, клятву дайте ... И я дал её с трепетом ... Пробудился ... Муэдзин с высоты минарета возвещал ранний час молитвы. Ночная стужа развеяла моё беспамятство, затеплил свечу, сажусь писать и живо помню моё обещание: во сне дано, на яву исполнится.
В Тебризе был и другой сон, или, скорее, озарение: поэт увидел план «Горя от ума».Проснувшись, той же ночью, в саду, набросал сюжет и несколько сцен.
После «Горя от ума» с поэтом случилось необъяснимое: его поразила немота. Лёгкое перо словно омертвело , мысль не попадала в слово.
Не одно поколение литературоведов вывихнуло мозги, спотыкаясь на этой тайне Грибоедава. Одни утверждали: на создание комедии ушло столько сил , что опустошило душу и сочинитель надорвался. Другие склонялись к мысли: Грибоедов – литературный однодум, автор одной книги, как Сервантес или Данте. Третьи видели истоки немоты в уме поэта: ум съел талант. Третий знаток литературы Борис Эйзенбаум подвёл черту: тайна Грибоедова научными методами вряд ли разрешима. Чтобы шагнуть дальше , нужно провидеть нечто такое, что сначала было неясно и самому поэту.
О жизни Грибоедова в Тебризе известно крайне мало. Она проходила за сценой, да ещё при опущенном занавесе. «Наблюдаю, чтобы отсюда не произошла какая – нибудь предательская мерзость во время нашей схватки с турками – писал Грибоедов, - друзей не имею никого и не хочу ...» тем не менее считается, что поэт дружил с английским посланником, если можно назвать дружбой общение двух дипломатов, чьи державы соперничали за влияние в Персии. Уезжая в Тегеран, именно этой английской семье поручил Грибоедов заботу о жене, ожидавшей ребёнка.
Вполне вероятно, что в Тебризе или во время поездок по Персии поэт мог познакомиться с мобедами. Не исключено, что в бумагах разгромленной в Тегеране российской миссии – они были до клочка, до лоскутка скруполезно собраны и доставлены шаху – скрыто нечто такое, что могло бы пролить свет на отношения Грибоедова и зороастрийцев. Американо-канадская славистка Э. Харден, занимавшаяся судьбой и творчеством поэта, получила в своё время заверения, что ей позволят посмотреть «русские бумаги», связанные с Грибоедовым. По словам исследовательницы , ей «много обещали, но ничего не открыли».
Иэ Тегерана она уехала с пустыми руками, но с твёрдым убеждением: бумаги сохранились и пока тихо истлевают в архиве.
И следы отыскались. В Париже вышла книга «Маздеизм». Современные исследования Зороастра». В ней приведён рассказ зороастрийца, нашего современника, записанный русским литератором Юрием Терапиано. Когда впервые прочитал запись рассказа, был ошеломлён. Настолько он ясен, чёток и независим от всего, что знаем о поэте.
Ещё во время своего первого приезда в Персию, рассказал зороастриец писателю, Грибоедов обратил на себя наше внимание. Он был человеком, исключительно одарённым в духовной области. У него было то, что мы называем фарн – божественная благодать. Во что бы то ни стало Грибоедов должен был пойти этим путём. У себя на родине он уже принадлежал к духовному братству, но у вас люди редко доходят до «Конечной Цели» в своих исканиях.
Грибоедов был одним из тех людей, для которых связанность с внешними обстоятельствами не могла явиться препятствием: он легко бы нашёл в себе силы порвать со всем, если бы не одно обстоятельство. Грибоедов бы связан внутренне: он хотел писать, хотел выразить то, что ему часто не удавалось. Блестящее образование, тонкий и умный человек, он не был по настоящему одарён в той области, в которой ему этого хотелось.
Но у нас есть свои способы: при помощи некоторых средств можно на время вызывать в человеке искусственную гениальность. Одно нельзя сделать – удержать это состояние навсегда.
Прервём рассказ священнослужителя.
Одно из ритуальных средств, вызывающих «искусственную гениальность», - божественная хаома: элексир бессмертия, царь всех лекарств, бальзам поэтов. «Как наездник погоняет лошадь, говорится в одной из священных книг, - так хаома возбуждает песню». Современные исследователи подтвердили: золотистая хаома, приготовленная из Salvia Persepolitana, растения, встречающегося только в Персии. Раскрепощает сознание, стимулирует ассоциативно – образное восприятие мира.
Вернёмся к рассказу зороастрийца.
Грибоедов дал согласие на такой опыт и видел во сне план своей комедии, которая стала знаменитой в России. Но написав её, он окончательно исчерпал себя как писатель и больше не мог создать ничего такого же замечательного. Несколько лет он ещё колебался, но наконец понял свой Путь. Даже любовь к жене его больше не удерживала. Он порвал цепи и под другим именем ещё долго жил в нашей стране, никем не тревожимый ...
Что касается тегеранского мятежа, то о нём знали заранее , и всё было подготовлено. Поэт храбро сражался, был ранен, потерял сознание. Изрубленное и нарочно изуродованное тело «опознали» по искалеченной руке: скорее всего , была осуществлена подмена трупа.
Что можно добавить к рассказу, всплывшему со страниц книги, изданной в Париже? Легенда ли это? Или же всё так и произошло в действительности? Именно зороастрийцы сумели нащупать самое главное в личности Грибоедова: он был свободный человек и свободно выбирал добро, зло, красоту.