Художник

Валерий Захаров 39
ХУДОЖНИК

Жил  на свете художник. Он был беден, и, подобно всем бедным художникам,  одинок. Он снимал крохотную комнатку в мансарде,  под самой крышей дома. Его мольберт стоял в углу так, что рисовать ему приходилось, находясь между  двумя стенами; но он   был доволен и этим.   Окна комнатки выходили во двор, и взгляд упирался в  стену соседнего дома. Представьте, каково художнику,  который ничего не видит из своего окна! Но на его счастье над комнаткой было  оконце, расположенное на крыше; днём можно было видеть, как по небу скользили лохматые облака, а ночью художник мог любоваться  таинственным мерцанием звёзд.
Он попросил плотника, и тот смастерил ему лесенку, по которой художник в  тёплые солнечные дни добирался до окна, открывал его, и выходил на крышу.  Перед ним открывался весь Париж! Он был огромен, этот город, и с крыши можно было видеть Сену, мосты, висящие над ней, каштаны, растущие вдоль бульваров, людей, гуляющих по улицам, а над всем этим распростерлось огромный голубой небесный купол.  Это было здорово!  Юноша,  сидя на покатой крыше,  мечтал, что когда-нибудь он сможет купить себе маленький домик, и обязательно сделает так, чтобы из его мастерской можно было видеть небо. Но дни проходили, похожие один на другой, как мелкие франковые монеты;  художник каждый день выходил со своим мольбертом на бульвар, где было много прохожих, но никто не обращался к нему, не просил нарисовать свой портрет, или продать один из пейзажей.
В один из таких дней мимо него прошла девушка. Она не была красавицей, но её глаза были такими большими и прекрасными,  а фигурка такой лёгкой, почти воздушной, что художник невольно  залюбовался ею. В молодости  всегда таится волшебство и красота, которая со временем  пропадает так же, как осыпается узор на  крыльях бабочки, попавшей в грубые руки.
 Девушка была одета в светлое летнее платье, и чудесную шляпку с розовой ленточкой, словом,  так,   будто она приготовилась позировать для портрета. 
Она быстро прошла мимо, и художнику оставалось только печально глядеть ей вслед, но, видимо, почувствовав этот взгляд, она обернулась, и улыбнулась художнику. Тот снял свою шляпу и вежливо ей поклонился.
На следующий день, когда молодой человек стоял на своем обычном месте, и писал небольшой этюд карандашом, он  услышал за спиной мелодичный голос:
–  Здравствуйте!
Обернувшись, он увидел девушку, встреченную им  вчера.
 –  Скажите, - обратилась она к художнику, - ведь  вы не осуждаете меня за то, что я первая обратилась к вам?
 –  Ничуть! Иначе как бы я вас увидел? Ведь я писал этюд!
 –  А вы всегда такой грустный? – наклонив голову, и продолжая улыбаться, спросила девушка.
 –  Я художник, а не клоун, однако, видя вас, мне поневоле хочется улыбаться!
 –  Вот и чудесно! А скажите, вы сможете нарисовать мой портрет?
 –  Я? Ваш портрет? – художник был смущён. – Конечно, можете не сомневаться! Как вы хотите, чтобы я вас изобразил? Пастелью, маслом, карандашом, или углем?  А может, вы хотите,  чтобы я вас изобразил на фоне  какого-нибудь замка в платье маркизы?
 –  Нет, нет! Я хочу, чтобы вы нарисовали меня сидящей на этой скамейке, такой, какая я  есть. Жизнь пролетает быстро, как голуби, что промчались над нашими головами!   Я знаю, что через несколько лет  не буду уже такой юной и беззаботной.  Так что приступайте, сударь!
Художник настолько  увлёкся портретом незнакомки, что не заметил, как наступил вечер.
–  Вы очень талантливы, и   потратили уйму времени! - рассматривая свой портрет, заметила девушка. –  Я вам заплачу столько, сколько вы назовете.
 –  Нет, нет, - воспротивился  художник, я дарю вам  этот портрет!
 –  Но я не могу принять этот подарок! Приглашаю вас  в кондитерскую,  я  угощаю; только на этом условии я приму ваш  портрет. Художнику ничего не оставалось делать, как согласиться, тем более, что подкрепиться было бы весьма кстати, а его карманах можно было найти только дыры.
Прекрасный ужин при свечах  вместе с незнакомкой казался ему нереальным. Лицо девушки в мерцании свечи казалось бледным и загадочным,  её большие тёмные глаза, казались, жили на лице своей жизнью, а складочки в уголках  рта делала  лицо еще милее.  Художник изредка щипал себя под столом, чтобы убедиться, что это не сон. Наконец,  ужин был окончен, и  девушка взяла портрет со словами: «Вы –   мечтатель, и вы подниметесь к звёздам!»
Она протянула художнику руку, и, попрощавшись, села в проезжающую мимо пролётку так быстро, что художник даже не успел спросить, где она живёт, но надеялся, что вновь встретится с ней на бульваре.
Время шло, дни становились всё короче и прохладней, прохожие  уже кутались в пальто, всё чаще накрапывал дождь, свет уличных фонарей стал расплывчатым и мутным;  Улицы стали похожи на полотна Матисса и Сезанна, где краски размыты, нет чётких линий, и только стволы деревьев выделялись своей неестественной прямотой.
Юноша был грустен.  Он уже редко выходил на улицу, а всё чаще смотрел в окно в потолке, пытаясь угадать, на что похоже то или иное облако; одни принимали форму кораблей с парусами, плывущими в неведомые страны,  другие облака выстраивались группами в форме причудливых дворцов и замков, третьи были похожи на стаи летящих птиц.  Однажды ему почудилось, что облако приняло очертания профиля девушки, на встречу с которой художник надеялся всё меньше и меньше. Он поднялся по лестнице, и вышел на крышу. Ему почему-то захотелось взмахнуть руками, и как только он это сделал, он поднялся над крышей так, что каминные трубы оказались у него под ногами. Испугавшись, художник тотчас опустился вниз, и, вернувшись в комнату, лёг на койку, размышляя, было ли это правдой, или просто ему показалось. От голода голова его кружилась, и поэтому он решил, что это просто ему привиделось.
На следующий день он снова поднялся на крышу; его словно подговаривал какой-то бесёнок, и он  взмахнул руками. Тотчас неведомая сила подхватила художника, и подняла его так высоко, что, опустившись, он едва попал на  крышу своего дома.
Весь день он пролежал, дрожа, словно в лихорадке. Мысли и образы, путаясь, быстро мелькали в его сознании. Он вспоминал своих родителей, друзей, которых уже давно не видел,  хозяйку квартиры, которая  грозилась выселить его, и, наконец,  усталый и разбитый, заснул.
Проснулся он ночью. Ему показалось, что его зовёт голос  девушки. Встав с кровати, он поднялся по  лестнице на крышу и  поднял голову.  Осеннее небо было чёрным, словно бездна,  а звёзды сияли так близко и  ярко, что казалось, их можно снимать, как плоды.
Не раздумывая,  художник взмахнул руками, и взмыл ввысь. Страх, охвативший  его, прошёл, и художник продолжал подниматься в ночное небо над городом.  Он поднимался всё выше и выше, уже не думая  о возвращении домой. Огни города  тускнели, а звёзды разгорались всё ярче и ярче. Небо меняло свои оттенки: из  синего превращалось в темно-пурпуровое, затем в почти чёрное, с еле заметным зеленовато-синим оттенком.  «Как жаль,  –  подумал  художник,  –  что всё это я не могу перенести эти цвета  на холст!»
Вскоре город исчез из виду,  стало прохладней,  но художник   продолжал свой неведомый полёт. «Вы подниметесь к звёздам!» – вспомнил он слова незнакомки.
 Его уже окутывал плотный мрак и холод, а полёт  продолжался;  звёзды манили его загадочным, мерцающим светом. Мир, который был так жесток к нему, уже не интересовал художника. Все его мечты казались детскими сказками, которые исчезали сразу, как только закрывалась книга.   
… Зайдя утром  к постояльцу, хозяйка обнаружила пустую комнату, в углу стоял мольберт с портретом неизвестной девушки, порывистый осенний  ветер забрасывал капли дождя в распахнутое настежь окно на крыше...