Таис работала над картиной “Поле истины” самозабвенно. Лишь иногда наплывали лёгким грозовым облаком воспоминания о странной сцене, произошедшей с ней и Кириллом Николаевичем, затянувшейся неизвестности в отношениях с Александром, но облако исчезало, опять светило солнце и хотелось жить.
Тем более, что Господь простил прегрешения её - не отнял даже и дарования и таланта, данного Таис Им же.
Многое не воспринимала она в современной жизни, то есть понимала разумом и могла объяснить, но не принимала душой. И задумывалась тогда: «Почему так?» - объясняя сложное простым в произношении, но не менее сложным в постижении.
И тогда стихии в её триптихе: огонь, вода, земля и воздух, - жили каждая или своей жизнью, или воссоединялись, образуя новую форму материи.
Таис почти жила в своём “Поле истины” и так не хотелось возвращаться в современную жизнь. Но та сама приходила к ней, пусть и короткими, жёсткими эпизодами. Буквально час назад Таис работала на этюдах: ловила цвет, уходящий сиюминутный миг природы, неожиданную и необычную зыбь на поверхности озера. Она почти и не слышала, что происходит вокруг. Когда за её спиной остановились две девушки, Таис только по голосам поняла это, но, отвлекшись на секунды, опять занялась своим делом. Напряглось всё в ней от неожиданного контраста, возникшего в спокойных, тихих, - чтобы не мешать, - голосов; обыденности того, как произносилось всё и смысла услышанного.
-Ну, навязался он меня после дискотеки провожать. -А ты? -Целку из себя строила. -Ну, у тебя и выражения, как до революции. А он? -Давай, - говорит. -А ты? -Чехол, - спрашиваю, - есть? -А он? -“Нет”, - говорит. –Вот блин! А ты? -Тогда в пасть. -А он? -Согласился.
Таис повернулась. Две девицы, лет пятнадцати-шестнадцати, уже прощались. Они смачно поцеловались и пошли в разные стороны, а Таис стало мерзко. Воскресный день превратился в будничный. «Как жить?» - подумала она, съёжившись от страха, почти материнским взглядом глядя в спину одной из уходящих девиц.
Кисть теперь сама по себе макалась в тёмные краски, а зыбь подёрнула всё озеро, ещё недавно стоявшее безупречно гладким.