Приуралье... Стоят теплые ласковые дни золотой осени, мелькающей за окном поезда как награда российского пейзажа за унылые поля и брошенные деревни с покосившимися черными избами и одинокими ветлами кое-где у деревенских дворов.
Это была Транссибирская магистраль или историческое название - Великий Сибирский путь– самая длинная железная дорога в мире. Её длина от Москвы до Владивостока составляет почти десять тысяч километров. Семь суток надо для покорения их. Но сначала средняя полоса. Это которая, как пел генерал Чарнота в известном фильме:
Не привыкать до первой крови драться,
Когда пробьют в последний раз часы...
Но, господа, как хочется стреляться
Среди березок средней полосы...
Чем ближе к Уральским горам, тем меньше поселков и городов, здесь начинаются первозданные леса, где воздух настоян на ароматных травах лесостепи. На станции Барабинск на перроне предстаёт всё разнообразие рыбных даров этого края с его огромным количеством синеглазых озёр. Потом - Западная Сибирь с тайгой, откуда к железной дороге шеренгами повыбегали отчаянные грибы на толстых упругих ножках.
А поезд мчится, мчится...
Я занимал одно место в спецкупе мягкого вагона поезда Москва-Владивосток после довольно продолжительного пребывания в одном из госпиталей страны во времена Афгана. А это была служебная командировка до "самой дальней гавани Союза", после каковой, я должен был получить направление в другую воинскую часть.
Из Москвы мы выехали вдвоем, но для моего коллеги командировка закончилась в Рязани и я остался в купе один, где, прекрасно выспавшись, возжелал пищи.
Умывшись, закрыл дверь на ключ и отправился в дальний конец вагона к своим трем сержантам-морпехам,чтобы пригласить на завтрак. Они следовали со мной во Владивосток, после получения в Москве правительственных наград.
А были мы, как сказал любимый поэт:
. . . высоки, русоволосы.
Вы в книгах прочитаете, как миф,
О людях, что ушли, не долюбив,
Не докурив последней папиросы.
Но Богу было угодно, что бы докурили и не последнюю, и продолжали любить...
Плавно притормозив поезд остановился, вздохнув горячим паром паровоза и запахом калёного железа колес и тормозных колодок. Я стоял в коридоре, у окна, в наброшенном на рубашку халате, глядя в завагонный пейзаж небольшого полустанка. Здесь робко начиналось великолепие сибирской тайги своими вкраплениями белостволия березок в темень хвойного могущества.
У вагона стояли две женские фигуры, одна из них в фуражке с красным верхом, другая - стройная девчушка с двумя чемоданами и крупным узлом у ног.
Наша проводница торопливо спустилась вниз, я последовал за ней:
- Быстренько, милая! - сказала она девушке и мне:
- А вы возвращайтесь тоже,... немедленно, здесь нет остановки...
Пронзительно и требовательно просвистел тепловоз.
Я схватил её тяжелый узел и, вбросив его в тамбур, забрал у девушки чемодан побольше и сказал:
- Прощайтесь! - и поднялся в вагон.
- Доченька... - целуя и плача ,- сказала женщина в фуражке дежурного по станции...
Лязгнули буфера, заплаканная девушка поднялась в тамбур. Я взяв узел и чемодан, сказал ей, пропуская вперед:
- Проходите... пожалуйста...
- Спасибо, - сказала смущаясь, опустив взгляд, не глядя на меня.
Вошла проводница и открывая ключом соседнее с моим купе, сказала:
- Заходи, Олечка, располагайся... Батя -то, небось, в рейсе?
-Да... завтра возвращается, - тихим мелодичным голосом, подняв на меня глаза и...
... огромные, мне показалось на пол лица, серо-голубые, под шелком тонких бровей в обрамлении густых черных ресниц, раскосые глаза испуганной белки... и толстая пшеничная коса ниспадавшая на высокую девичью грудь...
... у меня пересохло во рту...
- В зобу дыханье сперло, - сказал бы баснописец...
Проводница и девушка зашли в соседнее купе, я, почему-то взволнованный, зашел в своё. Глухо, учащенно билось сердце...
- Нууу,... придурок, - молча подумал сам себе, - чего ты? Никак влюбляешься...
Оставь! Оно тебе надо?
Потом где-то внутри:
- Эх!...и хороша же!
Стучали на стыках колеса, поезд уносил нас в вечернюю Сибирь. Я прилег на полку, подложив руки под голову.
А в памяти возник вдруг голос Утесова:
Как много девушек хороших,
Как много ласковых имён...
И вдруг в памяти прошлое мгновение: стук буферов, тамбур вагона, заплаканная девушка проходит мимо меня. Качнуло вагон, её твердые груди ...
- Ой! Извините!
Как хотелось прижать её к себе...
Взволнованный мой мозг заполнился прелестью пушкинских строк:
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
Прилег и подумал, что хорошо бы зайти и познакомиться поближе...
- Ну?... Эх!... Прощай воля... - и я открыл дверь в соседнее купе.
Все знают, что солдаты срочной службы всегда заранее и очень тщательно готовятся к "дембелю"– делался специальный альбом с "фотками", готовилась "неуставная" форма одежды, в которой не промаршируешь перед командным составом, но зато можно щегольнуть перед односельчанами, а особенно – перед повзрослевшими девчонками. В таком виде можно и заявиться в свою школу – пусть учителя гордятся и охают-ахают, какого орла вырастили с первого класса. Хорошо и к маме на работу
зайти, сверкнуть аксельбантами и всевозможными нашивками – орел!
Мамина гордость! Разговоров теперь на полгода будет.
Но сегодняшние дембеля свою форму превращают в карнавальный костюм: всякая мишура, нашивки, банты и аксельбанты... Такую нормальный солдат, воин, мужик никогда цеплять не станет. И это – не дань моде. Это – результат культивируемой безвкусицы, беспочвенной хвастливости и неуважения к воинскому мундиру России.
В этом купе дым дешевых сигарет легко вытягивался в приспущенное вагонное окно. Четыре "дембеля" непонятно каких войск сидели там, зажав девушку в угол за столиком. На котором стоял традиционный "дембельский набор": водка, стаканЫ, колбаса, хлеб. На каждом вояке висели самодельные золотистого цвета офицерские аксельбанты- это была форма, так называемых, "мотошвейных войск России".
Один из них, откинув голову от дыма сигареты и прищурив глаз что-то бренчал на гитаре. Все дружно повернули головы в мою сторону.
- Гражданин, купе занято, как видите... Закройте дверь с той стороны,... мы вас не приглашали! - продолжая дымить, лениво произнес тот с гитарой.
Я сделал шаг в купе, другой сидевший рядом с ним:
- Ты чё,мужик, не всосал? Тупой совсем?
- Дык ребяты! А можно мне че-нить спеть под гитару?
- Оооо! Ну ты даешь! Валяй! Потом стопаря нальем, ежели чё... Ну как, пацаны, лады?
- Пусть поет... посморим... - лениво протянул сидящий рядом с Олей, навалившись на нее плечом, небрежно дымя сигаретой.
Я взял гитару и сказал ему:
- Пожалуйста, уступи место - настрою гитару, а сам, сбегай в крайнее купе, там тоже военные - пригласи сюда, потравим чё-нить...
Ему явно не хотелось слушаться меня и он, не шевельнувшись, процедил сквозь зубы, выбрасывая щелчком за окно окурок:
- Советская власть уже давно отменила холуев... Вот и сбегай сам...
Поезд стоял перед семафором. Я вышел из купе и крикнул в другой конец вагона:
- Сидоров!
Он выглянул из дальнего купе.
- Все ко мне!
И я снова зашел, не закрывая за собой дверь. Уже хорошо захмелевшие парни в купе переглянулись и один:
- Слушай, мужик, ты вроде петь собирался, желал повеселить нас - ну и давай...
- Ой! А я и забыл... Ну, слушайте... Только я, пожалуй присяду там, в коридоре, с вашего позволения... Лады?
Немного подстроив гитару, взял несколько аккордов. Подошли мои ребята: Сидоров, Кулибаба и Петросян. Мы все были из разных подразделений,... но мы были там,... "за речкой"... А сейчас возвращались на ДВК, получив в Москве свои высокие награды.
- Сашко! - сказа я Кулибабе, - давай... нашу...
- А может, товарищ капитан, не надо....
- Надо, Саш. Надо! Вот для этих военно- строительных дембелей... Не все из них и Присягу воинскую принимали на верность Родине,... разве что, на губе ложками... Только я оденусь по форме. Вспомним ребят... Минуту... я быстренько.
Возвратившись из своего купе, сел в коридоре откинув сиденье у окна. Взял несколько аккордов...В коридор вагона стал выходить дополнительно из купе местный скучающий народ. Все, кроме моих морпехов, смотрели на мои капитанские погоны и Звезду Героя.
Свистнул паровоз, трогая с места состав, и мы, четверо "афганцев", запели нашу, неизвестного автора:
Не вернусь я к тебе в своем новом мундире,
Потерял он весь блеск от разрыва гранат...
Не пиши ты мне писем, девченка с Сибири -
Я перед тобою, как раб, виноват.
Я уже деревянный бушлат для останков моих,
Троекратный салют в неба ясную просинь,
Как удар ножом в сердце родным прозвучит.
Не пиши ты мне письма - я весь уже вышел,
Там в запаянном цынке останки мои.
Мы друг другу уже светлых слов не напишем
Не скажу больше слов я тебе о любви...
Стоявшая у соседнего окна молодая женщина, заплакав, бросилась в свое купе...
Грустная тишина заполнила вагон. Только стук колес на стыках рельс. Публика стала расходится по своим местам.
Продолжение:http://www.proza.ru/2017/03/30/2018