Почти каждое утро, выходя из своей квартиры, Диана сталкивалась с одной и той же картиной: Роза Кришталь, пожилая женщина управдом, выдворяла большого бурого кота из подъезда. Он сидел на ступенях лестницы под почтовыми ящиками и дремал в лучах утреннего солнца, проникающего с улицы сквозь открытую дверь.
Пани Кришталь всегда делала это особым образом. Она становилась над ступенькой, на которой лежал кот, и, чуть пригнувшись, шипела и фыркала на него, разгоняя воздух руками. Кот при этом даже не шевелился, словно все манипуляции старой пани только умиляли его и ничуть не возмущали.
– Пшш, пшш, негодник, – приговаривала женщина, – сначала ты, потом еще парочка бродяг, а кому убирать за вами? Пфф, пфф... Я тебя вчера в пиццерии видела, вот и ступай туда, давай, пшш-пшшш...
Роза была очень древней жительницей дома. Точное количество собственных лет она, наверное, сама уже не подсчитает. Диана всегда ее такой знала. Маленькая сухопарая старушка, всегда в шляпках и в изысканных нарядах. Неизменно с помадой на губах, с нежными румянами и довольно искусным макияжем. Бусы, серьги, туфельки, легкий аромат сладких духов – словно у нее каждый день праздник.
Каким бы ранним не выдалось утро, пани Кришталь всегда при параде.
– Здравствуйте, – почтенно улыбалась Диана, стараясь говорить чуть громче, зная, что пани слышит не так хорошо, как прежде, но старается это скрывать. Странные диалоги порой возникали, если старушка слышала что-то свое, и домочадцы знали это, как и о ее гордости, поэтому повышали интонацию совсем чуть-чуть, делая вид, что говорят обычным голосом. – Снова наш старый знакомый? Проще уже приписать его, чем пытаться избавиться, – сказала психолог, почесав кота за ухом. Каждый вечер она приносила ему несколько сосисек из соседнего гастронома.
Пани Кришталь тревожно хлопнула в ладони:
– Да не с того я гоню, что не люблю! Но что будет с подъездом? Припиши его, потом его подружек, а там – и детей... Ох! – Женщина закатила глаза и помахала рукой в гладкой перчатке у себя перед лицом, будто веером. – Деточка, их пруд пруди, а дом то один! Это ведь не зверинец.
Кот продолжал мирно спать, управдом продолжала взволнованно жаловаться:
– Кто-то оставил тут кормушку на прошлой неделе, это неслыханно! Он пометил территорию и залег как пан Коцкий на печи. Я даже листок наклеила с просьбой не ставить тут посуду, но он уже прижился. Так нельзя, милочка, так совсем не годится...
– Вы, конечно, правы, Роза, – Диана положила руку на предплечье женщины. – Не волнуйтесь, скоро его кто-нибудь подберет, сердобольные у нас жильцы, сами знаете, каждую зверушку жалуют. Помните, сколько собак хромых на зиму брали, и котов пускали погреться? А голубя, помните, спасали всем подъездом, его аптекарь с третьего этажа забрал к себе и выходил. И кот не пропадет.
Пани Кришталь немного успокоилась и накрыла руку Дианы своей ладонью.
– Ну что с ними делать? – вздохнула она с жалобным стоном. – Это, считай, дети малые. За ними нужен уход, им нельзя без своего угла, без хозяина, в том то и дело, деточка, он уже который месяц тут ошивается, а его так никто и не взял. Но если так, то пусть идет дальше, а прикармливать его в подъезде – неправильно.
– Ну, пусть еще поспит немного, не серчайте, – все так же мягко уговаривала Диана, сжимая руку женщины. – Скоро он куда-то переселится – и поминай, как звали.
– Я надеюсь, ты права, – повела тонкими бровками пани Роза. – Какая ты умница! Вот что значит – воспитание. Я всегда говорила, что твои родители – редкой души люди, дай им Бог здоровья! Вон какого ангела вырастили!
– Ну же, не перехвалите, – засмеялась Диана. – Хорошего вам дня, Роза.
– И тебе, мое золотце, самого замечательного дня, – улыбалась старушка, посылая ей вслед воздушный поцелуй.
Солнечные ласки становились все большей роскошью по мере приближения зимы, но все еще радовали по утрам, рассыпая нежные пучки тепла и света. Диана особенно любила эту пору и старалась ни за что не пропустить.
Она редко пользовалась транспортом, предпочитая неспешную прогулку по городу.
Не имеет значения, живешь ты во Львове от рождения или приехал погостить – гулять по старинным улочкам можно долго, неустанно, с неиссякаемым чувством восторга и душевного комфорта.
Она знала здесь каждый миллиметр, каждый камень отполированной миллионами ног брусчатки, и все же погружалась в атмосферу города с неизменным увлечением, как если бы перешагнув невидимый порог, утопала во власти сказочных чар.
Иногда ей казалось, что сам воздух пропитан легкими парами дурмана. Архитектура «старого города» – торгового центра средневековой Европы – захватывала внимание, уводила в сети затерянных двориков и площадей, в лабиринты петляющих улочек и парков, насквозь продуваемых ветрами эпох.
Неспешные группки туристов, костюмированные шествия, уличные музыканты и ярмарки, бесконечная череда ресторанов и кафешек на любой вкус. Рядом проносится аккуратный вагончик трамвая, а вслед за ним какая-нибудь карета феерично вписывается в поток машин. Девушки в старинных платьях – прекрасные и свеженькие – разносят сладости и цветы.
Потрясающий ансамбль веков и культур в одном пространстве. Ни одной лишней детали.
При этом как бы ни запружены были улицы деловой части центра, но ни шум, ни спешка не нарушает общего равновесия. Лица прохожих приветливы и овеяны той легкой задумчивостью, в которой напрочь отсутствует мрачность.
Сплетение наук, книгоиздательства, художества и духовности создали своеобразную львовскую идентичность.
Быть может, именно поэтому уровень преступности здесь достаточно низок.
Город, имеющий свойство погружать в транс.
Диане часто приходило на ум вместо предписанных часов терапий, проводимых в кабинетах, отправлять пациентов на длительную прогулку в центральные районы города.
Жаль, что за этими чертогами чары мгновенно рассеиваются, сталкиваясь с царством спальных микрорайонов и промышленных окраин.
Она привычно стучала каблуками по брусчатке, все еще немного влажной после дождя.
Решив сверить оставшееся у нее свободное время до встречи с пациентом, женщина взглянула на запястье, и обнаружила, что забыла часы.
Рассеянность ей не свойственна, и такая мелочь, как часы – настораживала.
Все же снотворное имеет не самые приятные последствия. Если бы не эти загадочные явления в ее квартире, она бы ни за что не стала его принимать.
Думать о призраках было неприятно, прислушиваться к странным звукам всю ночь – тем белее, и все же сегодня она, пожалуй, не станет пить таблетку перед сном. Нужно поговорить с кем-нибудь об этом. Непременно. Закрывать глаза на проблему, какой бы нетипичной она ни казалась – крайне неразумно.
Кому, если не ей знать об этом. Все на свете имеет причину, разве нет?
На встречу по узкому тротуару шествовал статный пожилой мужчина в черном костюме конца девятнадцатого века. На голове его красовался черный котелок, согласуясь с аккуратной седой бородкой и длинным пальто. Он опирался на вычурную тросточку.
Шел не спеша, размеренно, и выглядел до того естественно, будто слилось пространство и время, и какой-нибудь доцент или профессор обычным делом направлялся на работу чуть более ста лет назад.
Увидев Диану, он отступил чуть в сторону, пропуская ее, и галантно поклонился, приподняв котелок над головой. Женщина улыбнулась и поклонилась в ответ.
– Здравствуйте, вы не подскажите, который час? – обратилась она к нему.
Мужчина снова кивнул, откинул борт пальто, достал из маленького нагрудного кармана жилетки часы на цепочке, откинул блестящую крышку и произнес:
– Ровно семь минут девятого.
– Благодарю, – ответила Диана. Мужчина снова поклонился, подняв котелок.
Она продолжила путь, улыбаясь.
Ничего необычного. Привычный львовский колорит, привычная львовская учтивость.
В юности это так вдохновляло ее, что она то и дело писала стихи и поэмы...
Но больше всего, еще с ранних лет, Диане нравилось наблюдать за людьми.
За тем как они одеваются, ходят, разговаривают. Жестикулируют.
Ей нравилось слушать рассказы детей. Если не воспринимать их речь исключительно как детский лепет, можно узнать много интересного о нашем мире. Того, что не способен уловить нарочито рациональный разум взрослого.
Маленькие дети путают «вчера» и «завтра», «лево» и «право» не от того, что плохо развиваются. Они здорово ориентируются в пространстве и не имеют чувства времени. Просто пока еще помнят, что таких измерений не существует.
Привычка наблюдать за людьми не исчезла с годами. Она часами могла сидеть в кафе посреди тротуара, в тени укромного навеса, окруженная нежной геранью в высоких кадках, наслаждаться кусочком любимого шоколадного торта и щедрой порцией ароматного кофе, – прислушиваясь к чужим разговорам и обсуждениям. Это не значит, что женщина отличалась излишней любознательностью или поглощала чужие истории вместо сериалов.
Есть много всяческих теорий, как досужих, так и глубокомысленных, но ничто не заменит практику. В том и скрывается «алхимия» любого мастерства. Людей нужно изучать вплотную, считала Диана. Очень осторожно и очень детально. Как отдельный предмет, отдельную сущность – и совершенно отдельный мир.
Да, она филантроп, и другого пути к пониманию людей просто не видела.
Иначе стала бы писателем.
Что ж, писатель видит многомерно, подчас даже глубже психолога. Но все, что может предложить – разве что констатацию факта, а уж никак не лечение, – да и вряд ли пошел бы на это.
Если писателю и удается излечивать чувства, то лишь в ограниченной степени и крайне выборочно, и устойчивой такую терапию, к сожалению, не назовешь. Всего лишь игра на струнах души, определенный такт, определенная мелодия, – порою до того виртуозная, что способна поднять вихрь в душе и закружить ее в танце, наполнить праздником до краев... Но подтянуть расстроенные струны или заменить на новые – под силу только мастеру-наладчику.
Писатель наблюдателен, прозорлив, и способен с дотошностью расписать все грани мира: от грубой материи до самой утонченной фибры в душе... Но сам при этом теряется в догадках – как и почему все происходит?
Психолог не стремится играть на арфе, устроенной в душе пациента, он прикидывает, насколько велики повреждения и какие инструменты следует применить...
Вот в этом все дело. Диане всегда было важно понять, что это за инструменты. И как настраивать то превосходное в каждом человеке, что, увы, разлаживается быстрее любой скрипки или фортепиано... Разлаживается под давлением жизни – в ущерб самой жизни... Какие ключики, для каких скважин, что и где повернуть, натянуть, чтобы снова полилась волшебная мелодия...
Люди всегда занимали особое место в ее жизни.
Что бы ей не поручали, она всегда спрашивала, не для чего, а для кого. И, зная, кому именно предназначаются ее старания, усиливала их с заметным азартом.
Психология, как наука, интересовала ее всегда. К моменту поступления в университет, вопроса о выборе профессии уже не стояло. Она «дышала» психологией, как художник дышит холстами, скульптор – формами, композитор – нотами...
Если бывают психологи от рождения, Диану вполне можно причислить к их числу.
Еще с песочницы во дворе, с детских яслей – без конца с кем-то знакомясь, решая конфликты. Постоянно кого-то выслушивая и успокаивая.
Обучаясь в университете, она уже работала при кафедре, принимала участие во всех исследованиях, в каких только представлялась возможность. Создавала собственные. Писала научные доклады и статьи.
Она могла остаться преподавать, но это было бы слишком просто.
Чем большему количеству она сумеет помочь, тем лучше.
Возможно, именно поэтому в тридцать лет Диана все еще не стремилась обзавестись собственной семьей.
Ей казалось нечестным жить только для нескольких людей, для узкого круга избранных, кому посвящались бы вся забота и внимание.
Ей хотелось жить для всех. Быть по-настоящему полезной.
Меж тем лето далеко позади, уличные кафе свернулись, и Диана с удовольствием посещала маленькие кафетерии в лабиринтах старых домов.
Она просидела около часа в одном из них, позавтракав отменными домашними оладьями.
За соседними столиками народу было не так уж много.
Двое мужчин обсуждали дела – долго, путано.
Кто-то приходил, быстро ел и сразу же уходил. Дольше всех просидели в кафе мужчина с девочкой лет двенадцати. Диана догадалась, что это родной отец девочки, который живет отдельно, но периодически старается видеть дочь.
Они только перекинулись несколькими фразами, оба сидели с опущенными плечами, почти не двигаясь, не зная, как разрешить неловкий момент. Видно было, что девочка обижена на отца. Ее не интересовала еда, она почти ни к чему не притронулась, только молча посасывала сок из трубочки, водя глазами по мозаике на полу.
Им бы лучше сходить в кино, подумала Диана невольно. Именно в кино, – ни в цирк, ни в музей, ни куда-то там еще. Кафе не способно их примирить. Каждый сидит в своих мыслях, отгородившись столом, и боится поднять глаза на другого.
Но вот яркий, запоминающийся фильм – конечно же, комедия! – заметно бы повлиял на их эмоции. Смех и впечатления снимают напряжение, оставляют место для обсуждений, образуется хоть какой-то диалог.
Возможно для того и нужны комедии, для того и существуют кинотеатры – чтобы люди участвовали в общей психологической разрядке, в одних и тех же «приключениях». И – да! – восстанавливали диалог.
Девочка стремится показать, что уже не маленькая, что все понимает в жизни взрослых, хоть это далеко не так. Специально ставит барьеры для отца, заставляя его мучится. А видя его муки, считает, что он того заслуживает, и становится еще более замкнутой.
В действительности, ей хочется, чтобы ничто не мешало им любить друг друга. Но это, в ее понимании, возможно лишь тогда, когда все станет на свои места, когда он признает, что был неправ, и отмучается положенное.
Она бы вообще не пошла с ним на встречу, но ей хочется его видеть, она скучает по нему, а еще ей важно видеть эти его страдания. Ведь так, ошибочно полагает она, есть шанс, что он эти муки не вынесет и вернется...
Но чем больше она будет понимать, что это не так, тем сильнее будет ожесточаться против отца. Вскоре она не пожелает его видеть совсем.
На мужчине повиснет страшное бремя.
Она будет ненавидеть, он – болеть.
Ребенку трудно объяснить, почему взрослые расходятся. А взрослые ничего не могут поделать с чувством вины.
Дети страдают, теряя привычную зону комфорта. Родители несут за это ответственность.
В конечном итоге, каждый борется за эту же зону комфорта – оттого и возникает конфликт. Порою просто непреодолимый.
Сумела бы Диана, как психолог, договориться с собственным ребенком, окажись в подобной ситуации? Одно дело – человек со стороны, доктор, спец. И совершенно другое – родная мать, объясняющая тебе, почему все не может быть, как прежде. Ведь по сути, это уже – предатель...
Если в семье была любовь, и вдруг ее не стало, ребенок не принимает оправданий. Сопротивление в данном случае – естественная реакция. Диана, возможно, смогла бы немного смягчить удар, но вряд ли полностью. Что бы она посоветовала этому мужчине?
Сгладить последствия этой катастрофы возможно. На какое-то время родителям приходится превращаться в артистов. Порою в клоунов. Любым способом вести себя непринужденно. Ведь именно тревога и злость родителей передается детям больше всего. Именно это необходимо заменить на спокойствие и естественность. Не равнодушие, и тем более не напускное равнодушие, а светлое и доброжелательное поведение.
Вот почему в Европе, к примеру, принято оставаться друзьями после развода. Не ради бывших супругов, а ради детей.
Сделать это слишком трудно и не каждому под силу самостоятельно. А походы к психологу не настолько традиционны здесь, как в Америке или Европе.
Пока девочка вырастет и на собственном опыте узнает, как бывает трудно сохранить семью; что люди не всегда женятся по любви, и что даже дети, увы, не всегда рождаются по согласию... Что есть такое понятие, как обстоятельства... И сама, наконец, придет к выводу, что на самом деле это очень хорошо, что отец в конце концов встретил свою настоящую любовь, хоть и не с ее матерью, но позволил тому осуществиться, познал такое редкое счастье... Что никогда ее не бросал, что всегда был рядом, продолжая каждую минуту оставаться ее отцом... Пройдет слишком много времени к моменту этого осознания, и слишком много счастья будет омрачено и сведено к нулю, слишком много горечи поселится в их душах...
Вечная драма. Вечная психология.
Диана тихо вздохнула, поднялась из-за стола и вышла из кафе.
У нее еще оставался целый час до встречи.
Она достала из кармана пальто солнцезащитные очки, одела их и отправилась к высокому торговому центру, сверкающему, как гигантский сталагмит, что вырос просто из недр земли.
глава 8 : [url=http://www.proza.ru/2018/12/21/1966]