И у черта, и у Бога
На одном, видать, счету,
Деревенская дорога –
Семь загибов на версту.
Ю.Ряшенцев*
Проселочная дорога, соединяющая три деревни, следует за поворотами реки Гольшанки. В тридцатых годах прошлого века их называли местечками: Гольшаны, Богданово, Вишнево. В каждом – не так много жителей, но много истории.
Нине Петровне история кажется пространством, сложенным «в гармошку», словно листок бумаги. Если его выпрямить, перед глазами окажется исторически-правильно выверенная хронология событий. А еще существует невидимый «туннель», в котором пересекаются события, разделенные веками, но записанные на смежных, соприкасающихся гранях «гармошки». В этот «туннель», словно в черную дыру, затянули Нину Петровну два незамысловато написанных рассказа о Гольшанах. Не в силах оторваться, она рассматривает картинки дальнего и близкого прошлого, прихотливые узоры которых блестят, словно стеклышки в калейдоскопе при малейшем повороте трубки.
Вот заиграли огнями драгоценные камни. Это солнечные лучи пляшут на рубинах, украшающих пояс спешившегося всадника. На рукояти меча - сверкает золотая львиная голова. Гольша, из рода Тройденя, не скупится на оружие, достойное его. Разгоряченный многочасовой скачкой, удачной охотой, с наслаждением потянулся всем телом, смахнул пот со лба и замер от подступившей к сердцу нечаянной радости: бесконечное приволье открылось взору, красочным ковром стекают к протекающей в низине реке леса и пригорки. Да, именно здесь он возьмет свой удел, построит на взгорье замок с поселением, назовет своим именем, а сам станет князем Гольшанским. И все окрестные села, дворы, местечки станут подчиняться ему, а затем сыновьям его и потомкам.
В «Хронике Быховца» - своде белорусско-литовских летописей XVI века записано: заложил князь первый камень будущего городища в лето 1280 года. С той давней поры «на красивой горе, окружённой великими равнинами и наполненной богатствами» и началась история небольшой белорусской деревушки.
Князь ли дал свое имя местечку, или, названное по реке Гольшанке, местечко дало прозвище князю – точно неизвестно, да, в сущности, и неважно. Род Гольшанских, белорусских средневековых авантюристов и правдоискателей (как они понимали правду), был одним из самых богатых и влиятельных. Ввязываясь в политические конфликты и интриги, Гольшанские дорого расплачивались за свою неуемность: почти все мужчины рода умирали насильственной смертью. В 1556 году, после смерти Семена Гольшанского, не оставившего наследников, род угас.
Поворачивает Нина Петровна калейдоскоп, и блеск рубинов сменяется молочно-белым маревом.
От Гольшан до Вишнево - «всего ничего»: девятнадцать верст «с гаком». Как в этой деревне по весне сады цветут – рассказывать не надо: зря так местечко не назовут.
В кипении цветущих вишен она и явилась, прижимая к груди младенца. Наказала построить храм. Через мгновение исчезла, а на месте, где стояла – забил родник. Тот, кто увидел ее, очень хотел донести наказ до потомков: записал не на бумаге, подвластной времени, на куске кожи, не чернилами, выцветающими с годами, а наколол буквы иголкой, и хранится та запись в костеле Благовещения Девы Марии в деревне с таким говорящим названием. Кто не хочет верить – пожалуйста, можно не верить. Но так было. Святая криничка в вишневом саду, утоляющая жажду в знойный полдень – не даст соврать.
На фронтоне костела в Вишнево выбито: 1424 год. Давно дело было… Земли эти входили в состав Кревского княжества и принадлежали Ольгерду, Великому князю Литовскому.
Еще легкий поворот калейдоскопа (сто лет для истории – не срок), и… свадьба! Пышная, княжеская, на месяц затянувшаяся. Гудит, играет… Как говорят белорусы, было «ўсё, толькі прымусу не было». А зачем принуждать есть да пить, когда столы от закусок да выпивки ломятся. Сколько медовухи выпито, сколько съедено, гости уж давно на ногах не держатся… Это сестра Семена Гольшанского, Алена, в 1525 году выходит замуж за Павла Сапегу, принеся с собой в качестве приданного родовое имение Гольшанских.
Один из их сыновей на отцовских землях заложил собственную усадьбу, назвав местечко - Богданов, а его сын, Павел, названный в честь деда, построил в Гольшанах замок, даже руины которого прославляют землю, на которой стоят.
Нина Петровна укоризненно смотрит на портрет Короткевича, вздыхает:
- Во что вы меня втравили, Владимир Семенович? Как мне разбираться в хронологии и судьбах?
Писатель демонстративно не реагирует, всем своим видом говоря:
- Сама, сама, голубушка, ввязалась, сама и выкручивайся, я здесь не при чем.
А придуманные Ниной Петровной героини живут своей жизнью, совершенно не интересуясь мнением автора.
***
Наглядно подтверждая, что скорость света больше скорости звука, в комнату сначала ворвалась сияющая молодая особа, промокшая до нитки под нескончаемым июньским дождем, и лишь потом донесся хлопок входной двери.
- Рита? Я так и думала, что ты зонтик забыла. По какому поводу сияние? – Франтишка Петровна с улыбкой смотрит на квартирантку, которая, не обращая внимания на текущие с нее потоки воды, чуть не подпрыгивает от желания высказаться.
- Алесь Николаевич в костеле тайник нашел, представляете?**
- В нем золото Наполеона? Или клад Радзивиллов? Неужели нашлись наконец двенадцать апостолов?
Можно подумать, Риту может остудить такая ирония. Схватила со стола ломоть домашнего хлеба и понеслась в свою комнату переодеваться, продолжая на ходу рассказывать:
- Алесь Николаевич собрался устанавливать новый витраж на фасад, рабочие сняли окно, а между фрамугами – тайник. Там папок каких-то видимо – невидимо, мы не все рассмотрели, но в одной – несколько рисунков алтарей. Алесь Николаевич предположил, что это могут быть эскизы Рущица.
- Олег не ревнует, что ты каждые пять минут Алеся Николаевича поминаешь? – засмеялась Франтишка Петровна, - не кусочничай, садись нормально поешь. Твой научный руководитель реставрации – большой фантазер.
- О, первые лисички! Вкуснотища какая, - Рита потянулась к картошке с грибами, - почему фантазер? Известно же, что Рущиц руководил в начале XX века реставрацией костела в Вишнево. А картин его у нас практически не осталось: одна в Минске в Национальном Художественном музее, и две - Белгазпромбанк для своей коллекции купил.
- Эскизы подписаны?
- Нет…
- Тогда вряд ли, - Франтишка Петровна вздохнула, - когда еще в Гольшанах работал музей, к нам приезжал внук художника. Он уверял, что Рущиц осуществлял только общее руководство. Хотя, кто знает… Подожди, я покажу тебе одну вещь…
***
- Стоп, стоп, - нахмурилась Нина Петровна, - если уж речь пошла о Вишневском костеле, придется вернуться назад. Кое-что мы пропустили.
Будто сват на свадьбе, перекинула деревенька Вишнево рушник через плечо, а на нем - столько крупных и мелких исторических узелков переплелось и завязалось – не сосчитать. Каждый добавляет в узоры свои краски.
«Родился, жил, умер» … Сколько имен, составляющих славу отечества. Иногда горькую славу.
Ни один порыв ветра из Европы Беларусь не минует. В середине XVI века ураган Реформации захлестнул Вишнево, подержал на ладони, как игрушечный домик, да и бросил, наигравшись. А что захватил с собой не одну жизнь человеческую – то ли еще бывает…
Зимой 1593 года в Вишнево, в доме шляхтича Леона Маклока, оборвалась полная мытарств и невзгод жизнь Сымона Будного.
В чужом доме, на холодной чужой постели умер выдающийся гуманист, церковный реформатор и книгопечатник, напечатавший десятки книг, трактатов, посвятивший всю жизнь поискам и проповеди «истинного» знания.
Это он в 1562 году в типографии Несвижа напечатал «Катехизис», первую в белорусских землях книгу на старобелорусском языке, там же вышла его книга на белорусском «Об оправдании грешного человека перед Богом». В 1572 и 1574 годах в типографии белорусского магната Яна Кишки Будный печатает «Новый завет» на польском языке, подвергнув его критическому анализу. Эта работа принесла Будному европейскую славу (лишь сто лет спустя аналогичную работу проделает Спиноза), а вместе с ней и ненависть победившей Контрреформации. В том, что так и произойдет, Будный не сомневался: «Жребий брошен, но все же я уверен, что труд мой лучше оценят потомки».
Потомки – быть может, но пока – Будный лишен сана, отлучен от церкви, а его сочинения по «высочайшему повелению» сжигаются как еретические.
Вишневский деревянный костел, в котором звучали страстные проповеди протестантов (на время Реформации он стал кальвинистским сбором) - разобрали. На его месте на средства владельца Вишнево, графа Юрия Хрептовича, в 1637 году начато строительство каменного костела, дожившего до наших дней.
А где же похоронен тот, кого называли «белорусским Вольтером»? Растерявший покровителей, не наживший ничего, кроме врагов, где нашел он упокоение?
- Ну, уж точно не на общем кладбище, - пожимает плечами ксендз в Вишневском костеле, - отлученных от церкви хоронили отдельно. Но о подобном месте в Вишнево ни документы, ни память народная ничего не сохранили.
В склепе под костелом в Вишневе – белый саркофаг без надписи на надгробии. Может, там?
- Может, но вряд ли. Скорее, годы постреформации сровняли могилу с землей.
Грустно.
***
Нина Петровна вздыхает и возвращается к своим героиням в дом Франтишки Петровны. А там плывут ароматы чабреца, мяты… воспоминания детства.
Это дородная Франтишка Петровна, не без труда нагнувшись, с усилием вытащила из-под кровати тяжелый мамин куфар, открыла.
Две головы склонились над распахнутым сундуком, словно над сокровищницей, спрятанной в пещере. Одна – коротко постриженная, совсем седая; мокрые темно-каштановые волосы другой свисают вдоль лица неровными прядками.
- Что это? – восхищенно выдохнула Рита, рассматривая выбеленные холщовые полотенца с веночками из васильков и маков, такие нарядные, что и на икону в доме повесить не стыдно, и свату через плечо перебросить – сгодятся. На льняной скатерти – петушки горлопанят; хоть сейчас стели на стол, приглашай гостей желанных, да пироги ставь. На женской кашуле ворот, плечи, рукава такими замысловатыми черно-красными узорами вышиты, что глаз не отвести, а еще расписной подзор на кровать, платки разные.
- Мамино приданное, - Франтишка Петровна постаралась подавить вздох, - мама была лучшей рукодельницей в деревне. Сколько я в детстве тайком от нее в этот куфар лазила.
Один за другим вынимает Франтишка Петровна из сундука мамины платки: темный – в костел во время поста ходить, светлый расписной – на Рождество или на Пасху, шелковый – на праздник, ситцевый – в будни… Жизнь мама тяжелую прожила, а принарядиться любила.
На дне сундука в старой канцелярской папке – незаконченный карандашный рисунок. На пожелтевшем ватмане десятилетняя крестьянская девочка в платочке.
Продолжение см. http://www.proza.ru/2017/03/01/581
* Мои извинения автору строчек за небольшое изменение.
** В 2015 году в костеле Вишнева при реставрационных работах был действительно обнаружен тайник.
Иллюстрации: Реконструкция внешнего вида Гольшанского замка;
Памятник Сымону Будному и Василию Тяпинскому - знаменитым деятелям белорусской Реформации в Минске;
Памятник Сымону Будному в Несвиже, предположительно на месте, где была его типография;
Катехизис, напечатанный Будным в 1562 году в Несвиже;
Картина Фердинанда Рущица "Пейзаж Богданово";
Эскизы, найденные в тайнике ВИшневского костела;
Костел Благовещения Девы Марии в Вишнево