Одна Шапка была жутко нелюдимой. Ну, вот что угодно, хоть за грязными сапогами в прихожей валяться, хоть молью тратиться, только не на голову. Все ее там злило, и волосы сальные, и перманент, от которого вся подкладка чешется, и вонь парфюмерная, от шампуней, и блохи разговорчивые. А хуже всего мысли, сквозь голову просвечивающие. Дымятся, жужжат роем мух навозных, из буковок в слова складываются, наружу просятся. Еще парики когда, как прокладка, то терпимо бывало, но от особо одаренных голов и они не спасали.
И решила Шапка сбежать. Податься, как говориться, на вольные хлеба. Одна пожить, без голов. Ну, или, на худой конец с головами, но чтоб мысли в них ее сложную нервную организацию не тревожили. Перво-наперво, добралась она на перекладных до Челябинска. А там от дыму и перегара – не продохнуть. Одни заводы, что танки и газонокосилки делают из жести консервной. Сунулась она по головам прохожим, а там идей, как говна за баней. И такого же качества. Все об одном, как бы плавку в срок закончить, да библиотекарше в клубе после смены заправить. Одно Шапке понравилось - головы от радиации в основном лысые.
Взяла она Челябинск на заметку, чтоб вернуться, если дальше не повезет, села на поезд товарный и укатила в степи казахские, к баранам, бешбармаку и тюбетейкам родственным. Они хоть и зверье необразованное, однако, шуму от них меньше, чем от танцев тараканьих за печкой. Доехала до Караганды, чтоб внятно на вопрос «Ты где»? отвечать и пустилась на поиски душ близких по мировосприятию. А главное, чтоб людей северных, шапки носить любящих, поменьше.
Видит, сидит под холмом, с юртой рядом, казах какой-то, на домре тренькает, песни поет, про сайгаков, саксаулы и президента Назарбаева. Ну, что видит, то и поет, чурка, одним словом. Подошла поближе, послушала, потопталась от скромности, да и наделась для проверки внутричерепной пустоты на голову. Так, на пробу. Поначалу ничего так было, спокойно, ничто изнутри головы не мешает, на волю мыслительным потоком не рвется. Так, одна мыслишка мухой приблудной в лоб стучится, где бы казы пожрать, да кумысом по самые уши залиться. Свербит где-то, возле мозжечка, но общей картины не портит, а так пустота, даже ветер слегка между ушами посвистывает. А душок конопляный, так оно ничего, местная традиция. Даже приятно. Вот, подумала Шапка, самое оно для нее место. Тишь, гладь и равномерное постукивание одного полушария мозга о другое. Короче, полное безмыслие с национальным колоритом, что для экзотики дальнего путешествия очень даже подходяще получилось.
Тут на столбе радиоточка заработала, а оттуда голос почетного аксакала ихнего аула, Нурсултана Абишевича, как заорет благим матом про верблюжьи надои, опорос хлопкоробов и намолот нефти в текущем квартале. Тут мыслей у казаха просто валом повалило, не удержать, как червей после дождя. Прямо, ****ь, не голова, а ретранслятор. В одно ухо, конечно, влетало, и внутри не задерживаясь, в другое вылетало, но шуму от этого уж больно много происходило. Не понравилось Шапке. Ясно стало, что валить надо из Казахстана, пока дорогу в степи буранами снежными не занесло или дымом с конопляных полей не заволокло. Косячок, правда, у дружелюбного азиата, на всякий случай за передок, под кокарду, заныкала. Мало ли что в странствиях по головам пригодиться может.
И двинулась Шапка дальше на восток, пока не уперлась в Биробиджан, столицу Еврейской автономии. Ну, тут сразу стало ясно, ловить нечего. У евреев мыслей между пейсами много и спокойно жить они ей не дадут. Ей тут в привокзальном буфете одна Кипа, под припасенный косячок степной, таких ужасов про местные головы понарассказывала, что еле ноги унесла. Тревожное место.
Долго ли коротко еще ехала Шапка вдоль китайской границы, но уперлась она в Тихий океан, где кроме подводных лодок одна рыба. И ясно стало, что тут ей и место, хоть и мокро. Потому что нечего выёбываться, если чужие мысли не нравятся, а из своих - только подкладка ватная, да шнурки вместо завязок на ушах.