Такое красивое имя... 34. Беспомощность

Женские Истории
Провинциальная история

Начало: http://www.proza.ru/2017/01/09/1323


34. БЕСПОМОЩНОСТЬ

     После ишемического инсульта, случившегося через месяц после похорон, Антонина довольно быстро оклемалась и встала на ноги. Память, правда, у неё стала ухудшаться: она забывала, принимала ли лекарства и что собиралась сделать, а что-то в жизни и вовсе перестала понимать.

     Она подолгу сидела на лавочке возле дома и с любопытством слушала рассказы соседок о том, какие сегодня цены на базаре, кто на ком женился, кто с кем подрался, но назавтра всё это благополучно забывала и снова останавливала проходящих мимо женщин, чтобы расспросить их, что почём и кто с кем.

     На улице было хорошо, уютно и зелено, как в те далёкие времена, когда молодая Тоня пришла сюда жить к Анне Архиповне.

     «Хорошая была женщина, царствие ей небесное!» – перекрестилась Антонина, вспомнив свою добродушную, интеллигентную хозяйку.

     Прожив на одном месте всю свою взрослую жизнь, Антонина знала здесь все дома наперечёт и всё живое помнила в лицо – людей, кошек и собак, деревья. Здесь ей было спокойно, насколько это возможно при тех сложностях и потрясениях, которые она переживала с неожиданной для женщины стойкостью.

     Старые могучие тополя, любимые Антониной берёзы, сливы, усыпанные созревающими фруктами, – деревья всегда успокаивали её своим живучим постоянством и приветливым шелестом. Они никогда не осуждают людей, не требуют от них ничего, а только зеленеют и цветут каждый год, что бы ни случилось.



     Неприятности и несчастья постепенно изгладились из памяти Антонины. Ей не напоминали о Вове, а его фотографии убрали, и мало-помалу она забыла о том, что он умер. Если мать изредка интересовалась, когда сыночек придёт наконец с работы, Люба говорила, что он женился и уехал на Дальний Восток, а все фотокарточки взял с собой.

     Антонина грустила и спрашивала, когда же Вова приедет в гости, на что Люба говорила:

     – Мам, ты хоть знаешь, сколько билет туда-обратно стоит? Просто ужас как дорого! Ему целый год на него работать надо!

     – Да что ты? – удивлялась мать. – Но ведь он же там большой начальник, он должен хорошо зарабатывать.

     – Ну вот когда заработает, тогда и приедет, – терпеливо отвечала Люба.

     – И деток своих привезёт, – мечтала Антонина. – У него деток много, я видела их во сне.

     – А сколько у него детей? Я что-то забыла, – спрашивала Люба, чтобы хоть как-то поддержать разговор с матерью, скучавшей зимой без привычной компании таких же забывчивых пенсионерок.

     – Пять мальчиков и пять девочек, и все такие красивые, на Вову похожи, – охотно сообщала Антонина. – Они мне письмо написали, что скоро приедут, жить будут здесь. У них там дом уж очень маленький, тесный для такой компании.

     «Да уж точно, дом у Вовы теперь совсем тесный... – вздыхала Люба. – А  жениться он даже не собирался, как мать не уговаривала. Так что «пять мальчиков и пять девочек» – это не про него».

     – Ну что, мам, давай телевизор, что ли, посмотрим, – предлагала она.

     Долго разговаривать с матерью Любе было скучно: попробуй придумать какую-нибудь тему для беседы, чтобы мать могла отвечать нечто вразумительное и при этом не расстраиваться по пустякам и не плакать.



     Прошло несколько лет, и постепенно в памяти матери всё затянулось, затуманилось и как будто исчезло… А был ли мальчик? Это Антонину уже не волновало. Люба считала, что так даже лучше для старушки, иначе уж очень печальными оказались бы её последние годы.

     Мать часами сидела в кресле, дремала и слушала радио, иногда разговаривала с ним, то есть с невидимыми людьми, которые, как она считала, обращались именно к ней. Она подолгу рассказывала им о своём детстве, родителях, о чём-то ещё, что хранилось в её усталой памяти – обрывками, размытыми картинками, разорванными фразами. С телевизором она тоже разговаривала, но он её быстро утомлял.

     Иногда Антонина скучала и плакала, сокрушалась, что давно не видела маму с папой. Люба поначалу пыталась объяснять ей, что они давно умерли, но это было бесполезно – мать не верила, нервничала, требовала, чтобы её отвезли домой.

     – Мам, ну ты подумай сама, какие у тебя могут быть родители? Ты хоть помнишь, сколько тебе самой лет? – спрашивала Люба.

     – Сколько есть – все мои! – неожиданно чётко отвечала Антонина, и Люба терялась в догадках.

     Если мать не помнит, сколько ей лет, но может выкрутиться и ответить не задумываясь, то значит, что-то она соображает? А тот, кто давно не видел её и не знает, в чём дело, подумает, что она именно так и хотела ответить, чтобы поставить на место любопытного собеседника.

     Но на следующий день мать начинала свою песню снова, и Люба перестала спорить с ней, и терпеливо отвечала, что мама с папой живы-здоровы, работают в колхозе, поэтому приехать к ней не могут. Антонину такой ответ вполне устраивал. Что такое колхоз – это она, очевидно, помнила, причём ещё те далёкие времена, когда никаких вольностей в трудовом строю не допускалось. Не могут – значит, не могут, ничего не поделаешь.

     Потом её перестало интересовать радио, но Люба иногда включала его, чтобы хоть чем-то развлечь мать. Читать книги вслух ей было некогда – и так забот хватало, к тому же она не была уверена, понимала ли Антонина хоть что-нибудь в прочитанном рассказе. Кормили её уже с ложки, чтобы она не опрокинула тарелку и не испачкалась.


Продолжение:

http://www.proza.ru/2017/03/02/1951

________________________________

Фото из интернета