В истории чеченского народа много тёмных пятен и немало неисследованных страниц. Одна из них – восстание против советской власти в селе Бачи-Юрт Курчалоевского района в 1932-1933 годы. Это моё родное село, где жили мои предки, где я окончил среднюю школу, где живу до сих пор. Это восстание было подавлено с особой жестокостью, по его следу были арестованы не менее тысячи людей, многие пропали без вести.
Обычно старики Бачи-Юрта, вспоминая «предания старины далекой», или собственный возраст, сопоставляли со временем того восстания: «Это было, когда Азак начал войну» или «Тогда мне было столько-то лет». Но случилось горе еще страшнее – выселение, которое разделило жизнь всего народа на до и после Сибири. До определенного времени и эта тема была закрыта, хотя про депортацию народов, в том числе и чеченцев, говорили, как о сталинском произволе.
Трагедия 1944 года завуалировала все беды нашего народа до нее. И кроме изустных рассказов современников тех огненных дней в Бачи-Юрте, сравнимых с героической битвой в селе Дади-Юрт в 1818 году с карателями Ермолова, не появилось не одной публикации до сегодняшних дней. Восстание было ничем иным как вооруженная политическая борьба против советской власти – такой же, как Кронштадтский и Тамбовский мятежи 1921 года, известные также, как крестьянские восстания. При подавлении этих мятежей отличился будущий маршал Тухачевский, утопивший в крови матросов и простых крестьян.
То есть, события в Бачи-Юрте 1932-1933 годов являлись звеньями той же цепи, борьбой одной группы людей против зарождающейся советской колхозной системы, а также – последним вооруженным столкновением противоположностей морали горцев с советской системой.
После подавления выступления чеченских крестьян в декабре 1929 года в селениях Гойты, Автуры, Шали и Беной, восстание Азака оказало огромное влияние на политическую обстановку в Чечне в 1930-е годы. Сравнительно молодая советская власть быстро освоила опыт подавлений таких народных волнений у своих духовных предтеч, французских якобинцев.
Выходцы из Бачи-Юрта были одними из тех, кто осел рядом на правом берегу Терека и основал село Дади-Юрт, состоявшее из представителей цонтроевского и харачоевского тейпов. Немногие, кто выжили в той мясорубке в сентябре 1818 года, позднее вернулись в наше село.
В первую очередь нам, односельчанам Азака, ради исторической справедливости, необходимо восстановить память об этом человеке, узнать – кем он был и его соратники? Что их заставило взяться за оружие, подвергая смертельному риску не только себя, но и свои семьи? В истории нашего народа и сегодня нет достоверных ответов на эти вопросы. К архивным документам вряд ли у нас будет доступ, но есть живые свидетели, и пока эта ниточка не оборвалась совсем, мы обязаны о них помнить. Это первая попытка автора заполнить пробел, опираясь на воспоминания прямого потомка Азака – Чернискаева Ибрагима, а также современников тех событий, Бакруева Хасы и внучки самого Азака, Бичуевой Розы.
Ибрагим Чернискаев живет в селе Бачи-Юрт, его дом находится на том самом месте, где его прадед со своими сподвижниками принял неравный бой против целого войскового соединения ГПУ. Его родословная по прямой такова: Азак – Черниска – Тоти – Ибрагим. То есть, он является правнуком Азака.
В начале 2013 года я с односельчанином Шамилем Аслахаджиевым побывали у Ибрагима Чернискаева с целью узнать подробности о трагической судьбе его героического предка. Ибрагим молча выслушал нас, – было заметно, как трудно и больно ему говорить о трагедии своей семьи, хотя он и не является ее современником. По своей молодости, он мог лишь поделиться воспоминаниями отца и тети. Он долго собирался с мыслями, и, наконец, начал свой горький рассказ:
«По-разному толкуют тему восстания Азака против советской власти, о предпосылках этого конфликта… Из тех сведений, которые дошли до меня от родных, на мой взгляд, более правдоподобна одна из трех следующих причин:
Первая: еще до начала военного конфликта был убит житель Бачи-Юрта, брат Абубакарова Хусейна. За это убийство Адам, родной брат Азака, и его друзья отомстили, убив восемь солдат.
Вторая: известный в Чечне Шита Истамулов из Шали был подлым образом убит органами ОГПУ. В отместку, Азак попытался убить Мазлака Ушаева, чекиста и виновника этого убийства.
И третья: непосильное налогообложение населения советской властью.
Будучи сам из тайпа цонтаро, Азак имел по той же линии и родственные отношения с Истамуловым Шитой (в тысяча девятьсот двадцать девятом году в Чечне прошли народные волнения). Главными зачинщиками стали жители сел Гойты и Шали. На их подавление советская власть направила четыре пехотных дивизии и двадцать восьмую стрелковую дивизию из Владикавказа. Кроме того, в операции участвовали три кавалерийских эскадрона ГэПэУ из Грозного, Владикавказа и Махачкалы. Во второй половине января 1930 года войска захватили центры повстанцев. Их руководители были уничтожены чекистами, но и от восемьдесят второго полка почти никого не осталось в живых.
Стоить отметить, что Шита Истамулов был военным министром в правительстве Северо-Кавказского эмирата имама Узун-Хаджи в 1918-1920 годах, а после его развала тесно сотрудничал с советской властью. И, естественно, большевики до поры отложили это «позорное» пятно в биографии Шиты, пытаясь использовать его в своих целях. Но, будучи отважным и известным в Чечне человеком, он не мог остаться в стороне от народного восстания, когда большевики стали посягать на основы этических и нравственных норм чеченского общества. В конце двадцатых годов Шита становится одним из руководителей антисоветского движения в Чечне.
При захвате Шали советскими войсками, им удалось почти полностью уничтожить дивизию Белова и с остатками своего отряда уйти в горы. Позже правительство СССР объявило ему амнистию, а также предложило должность руководителя Шалинской потребкооперации. Готовили, как ныне выражаются, подлянку. В конце 1931 года его вызывают к начальнику Чеченского ОГэПэУ Бакланову, якобы для получения документа об амнистии.
Убийство Истамулова было совершено вполне в духе чекистской «морали». У него оставили кинжал, чтобы не вызывать подозрений, а у Бакланова (начальника ГэПэУ) на подставке под столом закрепили маузер. Шиту посадили напротив него, якобы для подписи о получении документа, и Бакланов, падая под стол, начал стрелять в упор.
Смертельно раненный, Шита метнул кинжал в забежавшего на шум охранника и пригвоздил его к двери. После этого вероломства, его брат Хасан со своими товарищами уходит в горы и ведет борьбу до 1935 года. В 19332 году в Чечне начинаются массовые репрессии. Без суда и следствия были уничтожены около тридцать пять тысяч человек – по тем временам, это каждый четырнадцатый чеченец (факты документально подтверждаются – автор).
В основе разногласий с властями у Азака, как известного человека того времени, стояли подобные общественные вопросы, и причины для недовольства возрастали ежедневно. Но это было уже концом трагедии, а начиналось все еще десять лет назад. События ускорились15 марта 1932 года, когда имамом провозгласили Моцу Шамилева. Мой прадед Азак Канаев родился и вырос в селе Бачи-Юрт. У него был один брат, по имени Адам. Азаку было тогда около пятидесяти лет (ровно столько, сколько сегодня правнуку – автор), и к этому времени уже шестеро детей.
Трое сыновей – Черниска, Солта и Бисолта – и три дочери. Младшему Бисолте во время военных действий исполнилось семнадцать лет. Он был инвалидом с детства. Сноха Азака, жена брата Адама, была из села Майртуп, являлась двоюродной сестрой шейха Дукку. Когда начался военный конфликт, она с тремя детьми ушла к отцу в село Майртуп, но ее не приняли. Трое ее детей умерли заложниками, от холода и голода, под присмотром ОГПУ.
Мой отец Тота, дядя Шема, тетя Роза были еще детьми, но принять их отважилась только родня с материнской стороны из Бачи-Юрта. Дяди отца по матери, Атцела и Черкси из рода харачой приютили своих племянников, но поплатились за это: восемь человек из них арестовали чекисты.
Как рассказывали, операция по уничтожению восставших началась в 1932 году, в конце декабря, и продолжалась она в течение трех дней и ночей. Квартал, где жили Азак и его семья, полностью оцепили войска ОГПУ, совместно с армейским полком, направленным из Ростова-на-Дону специально для этой операции.
Вместе с Азаком из его рода было всего тринадцать человек: Азак, Адам, Черниска, Солта, Бисолта и другие. На помощь им прибыли известные противники советской власти – абреки, братья Саид и Шоип Бехоевы из села Центорой, тоже из из тейпа цонтарой, а также двоюродные братья из села Майртуп, Гази и Маккал Газгериевы, которые прорвались через войсковое оцепление. Однако Азак и его товарищи были заранее оповещены о готовящейся крупной войсковой операции против них. В пользу этого говорит то, что они основательно подготовились к обороне: у братьев оказался большой арсенал оружия и боеприпасов. Для защиты они выставили по разным точкам семь пулеметов «Максим», двадцать семь английских пулеметов «Льюис», было много винтовок, револьверов, гранат и бесчисленное количество патронов.
Они были состоятельными людьми. По всей Чечне и за ее пределами поддерживали связь с известными политическими деятелями, такими как: Тапа Чермоев, Али Митаев, Шита Истамулов, имам Моца и другими. По меркам того времени у них было все – известность и богатство, но всех их объединяло одно – ненависть к советской власти, глубоко чуждое традиционному укладу жизни и менталитету чеченцев. Сравнивая, относительно недавнюю войну горцев против Российской империи, они не находили ничего похожего с этими богоотступниками (за последнее время вышли некоторые материалы об имаме Моца – публикации М.Х. Курбанова, А. Кусаева, А. Асталова.
Моца Шамилев происходил из чеченского тайпа шоно, был последним имамом Чечни. Человек далекий от политики, как утверждают выше названные публицисты, его выдвигал на политическую арену определенный круг людей. Народные волнения в Чечне начались 15 марта 1932 года в маленьком хуторе, где жил Моца. Как пишет Мусхаб Курбанов: «В НКВД не ожидали такого массового подъема… Мой дед Курбан Аласханов работал председателем шариатского суда в правительстве Узун-Хаджи 1918-1920 годы. Командующим артиллерией эмирата был Мазлак Ушаев, а в середине 1930-х гг. он работал оперативным уполномоченным НКВД Саясановского района.
А. Асталов в своей книге «По лабиринтам памяти» пишет: «Организаторы мартовских событий имели связь и получали руководящие и направляющие директивы от руководства антисоветского движения извне. Эти события готовились известными абреками Маккал из Майртупа, Асахи (Азакх) и его брат из Бачи-Юрта Курчалоевского района… Им нужен был человек в роли имама, под водительством которого можно было поднять народ для восстания против Советской власти… После этого абреки возвеличили Моцу и наделили титулом имама, и с горсткой своих подвижников двинулись через Шуани в сторону Беноя». (Имам Моцу был пойман и расстрелян в Ростове – автор).
Ибрагим рассказывает дальше, что «группа Азака в полном окружении вела вооруженное сопротивление три дня и три ночи. Как рассказывали наши родные, у военных были огромные потери, несколько сот человек. В Бачи-Юрте, где за одну ночь было арестовано несколько сот человек, оцеплена каждая улица, каждый дом, а по всей Чечне арестовали до двух тысячи человек. Что характерно, за все время ведений боевых действий, в течение трех дней и ночей внутри оцепления, ни на минуту не прекращалась игра на гармошке и чеченская пляска.
Я слышал от старших, как еще до начала тех событий, Тапа Чермоев*, сын Махма-Хаджи, Исак-мулла из Бачи-Юрта и многие другие упрашивали Азака покинуть родину. Рассказывали, что Тапа два раза направлял своего представителя из Парижа с предложением выехать к нему. Третьего посланника, по доносу, ГэПэУ сумела задержать. «Чтобы навсегда покинуть родную землю, я никому не делал зла», – отказывался Азак. В бачи-юртовской Рузбан-мечети Азак три раза публично просил оставить его семью в покое, не докладывать органам о каждом его шаге. В трагедии нашей семьи прежде всего виноваты осведомители ГэПэУ. Но злые языки продолжали свою грязную работу. В конце концов, дошло до военного противостояния.
На второй день войны командование спецоперацией направило к Азаку парламентеров, из числа уважаемых в Чечне людей, для переговоров о прекращении сопротивления и условиях мирного урегулирования конфликта. Власть предлагала Азаку сдать братьев-абреков, Саида и Шоипа из Центороя, и армия снимает оцепление. Азака и его семью обещали оставить в покое.
Азак прекрасно знал, с кем имеет дело, и ни на какие сделки с властями не пошел. Он просто отказался от подобных позорных условий. Парламентеры ушли ни с чем, и бой продолжился.
Во вторую ночь, чудом преодолев оцепление и блокаду, на помощь к Азаку и его товарищам, прибыл абрек из Дарго Кукни Решедов, а также житель Бачи-Юрта Мюстиг, который, кстати, не был абреком. А известный абрек Хасуха так и не смог прорваться к повстанцам.
В третью ночь, Азак, до рассвета перед штурмом при прорыве блокады , разработал стратегию выхода. Он с одним из своих сыновей, у которого нет семьи, останется прикрывать остальных, а это почти смертники. После чего собрал свою семью и назвал 18 имен осведомителей ГэПэУ, из нашего села, подлежащих к уничтожению. Сказал, как заклинание своему брату, сыновьям, жене и дочерям. Кто останется в живых, тому не будет прощения, если они не выполнят его завещание. Добавил, не трогать семьи и не предавать огласке их деяния. Попрощались друг с другом и в бой.
Как и предвидел Азак, погибли он и его сын Солта.
Верные товарищи вынесли его тело из окружения и похоронили в селе Энгель-Эвла. А тело Солты Мюстиг захоронил под бруствером одного из окопов.
Из окружения вышли все, кроме младшего сына Азака, Бисолты, женщин и малолетних детей. Все они, кроме одной дочери, погибли, умерли в тюрьмах. В том числе и малые дети.
Одну из дочерей Азака, которая была замужем в нашем селе, выгнали из дома, отобрав сына. «Мы не хотим гибнуть из-за абреков», – сказали они. Позже вернулась из заключения жена Черниски, сноха Азака. Судьба младшего сына Бисолты до сих пор не известна.
От большой и дружной семьи Азака остались на тот момент всего четверо мужчин, но и они погибли в разные годы. Его сын Черниска погиб в одном из боёв, прикрывая своих друзей в 1937 году.
Мустиг, племянник Азака и брат Оки Бухади, а также братья из Центороя Саид и Шоип Бехоевы погибли на Аллероевском хребте, во время боя с чекистами в апреле 1939 года. Позже их тела выставили напоказ перед Центороевской мечетью. Тела были изуродованы до неузнаваемости. На второй день власти увезли тела в райцентр. Но даже из этого боя Ока с двенадцатью ранениями и с шестью соратниками выходит из окружения. В этой крупной операции были уничтожены одиннадцать абреков. Ока был последний мужчин из семьи Азака, погибших в борьбе с советской властью.
Завещание отца они выполнили, от себя добавили ещё шесть человек. Одна из дочерей Азака умерла в 2003 году в возрасте 88 лет, но при происшествии 71 года, она не называла ни одной имени.
А жаль! А надо бы поимённо огласит весь список подонков. Чтобы из поколения в поколение сельчан передавалось имена этих мерзавцев! А потом прибить знак к надгробию. Чтобы потомки чекистов знали, от какой мрази они родились!
Наш сосед Каратаев Абдурахман (из рода шейха Махма-Хаджи) до последнего дня своей жизни рассказывал, как он своими глазами видел телеграмму, отправленную из станции Гудермес в Москву:
«Товарищу Сталину
Сегодня в селении Бачи-Юрт уничтожен последний оплот контрреволюции в Чеченской автономной области – банда братьев Канаевых…»
После этих событий брат Азака Адам возглавил более пятисот абреков при нападении на Грозный (достоверных сведений об этом выступлений повстанцев пока нет – автор).
Сподвижники Азака, оставшиеся в живых, не могли оставаться равнодушными наблюдателями за безвинно страдающими односельчанами. И вот однажды они пришли за советом к уважаемому ими богослову из нашего села. «Что же делать, как остановить беспредел, творимый советской властью над людьми? Может, нам сдаться? – спрашивали они. Но тот не одобрил их намерения.
Власти шли по проверенному пути: псевдорелигиозным деятелям дали задание проклинать в мечетях людей из окружения Азака. Некоторые из них с особым рвением выполняли это указание. В конце противостояния совсем ослабли и семьи повстанцев. Мой отец, дядя и тетя рассказывали, как сжигали и уничтожали тяжелой техникой остатки жилья, разравнивая с землей весь родовой участок. Жить, естественно, было негде. Оказывается, во время этой спецоперации известный чекист Мазлак Ушаев был направлен в город Ош Киргизской ССР, и по приезду он посетил то место, где мы некогда жили. Даже такой безжалостный и подлый человек был потрясен увиденным и поручил построить домик для оставшихся в живых женщин и детей. Построили лачугу.
Даже в день окончания мусульманского поста люди боялись подавать им милостыню.
Остаток жизни Ока и его друзья посвятили борьбе с советской властью, – и это им частично удалось (после подавления мятежа братьев Канаевых и Ибрагима Нинхаджиева в 1933 г. Чеченское оргбюро РКП (б) направило в село уполномоченного ОГПУ Мазлака Ушаева. Писатель В. Костерин в своем очерке «По Чечне» еще в 1924 году охарактеризовал его так: «Мазлак Ушаев – один из самых ненавистных «героев» в истории вайнахов, считающийся олицетворением предательства и лютой ненависти к своему народу» – автор).
Рассказ 88-летнего Хаса Бакруева из села Бачи-Юрт.
Когда Азак восстал против советской власти, мне было восемь лет. Столкновение началось в конце декабря 1932 года. Бой продолжался три дня и ночи. Азаку было около пятидесяти лет, у него было шестеро детей: три сына, три дочери и брат Адам. Во время боя Азак поклялся, если останется жив, он отомстит всем виновным, но был смертельно ранен. Место захоронения властям указали подлые люди. Потом жителей села заставляли выкопать могилу, а тело Азака увезли через Бачи-Юрт в райцентр Курчалой. Был январь месяц, и стояли сильные холода, поэтому, когда раскапывали его могилу, разводили костры над его могилой.
Еще до начала военной операции прибывший из Грозного уполномоченный по заготовкам объявил представителям села налоговую декларацию власти, которым обложено население. Столько-то пудов кукурузы, пшеницы, столько-то яиц, большое количество тыквенных семечек. Представители сельской общины стояли, низко опустив головы. Тогда сын Азака Солта обратился к уполномоченному:
– У жителей Бачи-Юрта нет таких возможностей, но я могу тебе дать вот эту штуку, – и сунул под нос уполномоченного браунинг, который словно вылетел из-под пояса, как крыло сизого голубя. На второй день прибыли войска, оцепили село, а там, где жил Азак, началась война.
Сама семья Азака, конечно имела большие возможности, они были людьми зажиточными и знали, как трудно живут другие. После подавления восстания власти забрали все имущество Азака.
Многим людям принесла беда это война. Власти не гнушались ничем. Арестовывали, расстреливали, сжигали жилье. Сожгли дом у Маила (у них жила дочь Азака, Йисита, позже ее посадили, и она отсидела лет пять), у Мацы. Арестовали Япу, соседа и родственника Азака, который отсидел пятнадцать лет. Арестовали Ису, сына Мюстига. После ареста пропал без вести еще один сосед Азака, Таймасханов Медиг. Разве всех перечислишь? Не все помню, – но многие спасались отказом от принадлежности к роду цонтарой (в газете «Даймохк» №120 от 01. 11. 2012 г. вышла статья журналиста Алмирзы Медигова, внука Медига Таймасханова. В статье автор приводит копии архивных документов:
«По делу жителей села Бачи-Юрт братьев Канаевых – Азака, Черниски, Оки – которые были убиты в Бачи-Юрте во время спецоперации в декабре 1932 года, 10 февраля 1933 года был арестован житель села Бачи-Юрт, Таймасханов Медиг.
Он «был осужден тройкой УНКВД по Дальневосточному краю от 26 марта 1938 года повторно. Обвинялся: «Будучи враждебно настроен, проводил повстанческую пораженческую агитацию». Приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 20 мая 1938 года. Постановлением Президиума Амурского областного суда от 17 августа 1963 года постановление УНКВД по Дальневосточному краю от 26. 03. 1938 г. отменено, дело прикрашено за отсутствием состава преступления. Таймасханов Медиг реабилитирован» – автор).
В то время ГэПэУ находилось в харачоевском квартале села, у Атгириева Межеда – там, где ныне живут братья Асланбек и Джамбул. Позже участок земли Азака отдали под склад заготконторы. Кто остался в живых из рода Азака, до конца своих дней боролись с властью, попутно уничтожая и агентов ГэПэУ. Одним из последних, в 1943 году был убит Оки, который исполнил предсмертное завещание Азака. Он добил последнего чекистского шептуна. За прошедшие десять лет ни на одну ночь он не оставался в родном селе, уходил в Гудермес. Он страшно боялся мести, и она его настигла. Однажды он все-таки решился остаться у своего друга, ведь прошло столько лет, и в ту же ночь его убили. Одного его брата убили, когда он возвращался домой после женитьбы, второго, когда пас табун лошадей.
Семья Азака была порядочной, они честно трудились, никому эта семья не делала зла – даже тем, кто впоследствии их погубил. Это была людская злоба и зависть, а она не имела границ.Так закончил Хаса свой рассказ.
Единственная из живых, кто нюхала порох восстания Азака – его внучка, дочь Черниски, Бичуева Роза**, живущая в селе Курчалой. И мы поехали к ней. Словами не передать, как она взволновалась, когда узнала с чем мы пришли. Было видно, насколько глубоко в ней сидит рана, нанесенная еще в детстве. Мы стали уже сожалеть о своем непрошенном визите. Зачем тревожить на склоне лет старую женщину, которая до краев испила чашу семейной трагедии? Было видно, что рана еще не затянулась, даже через восемьдесят прошедших лет. Только ее сын, считающий себя, по чеченской традиции, племянником села бачи-юртовцев, с трудом сломал ее неумолимость.
«У Азака были три сына и столько же дочерей, – тихим голосом начала говорит старая женщина, – но до известных событий он потерял одного сына. Его убили. Власти велели Азаку сдать триста килограмм тыквенных семечек. «Но у меня нет такой возможности», – ответил дед. Людей загоняли в колхоз, они жили бедно. У родителей были два пастуха, которые пасли наш скот. После подавления восстания власти и некоторые наши односельчане растаскали скот и все наше имущество.
Ни один житель села не принимал нас, мы с моими двумя братьями тайно ночевали под мечетью, которая стояла на больших камнях. Днем мы там не могли находиться, вернее не давали. Долгое время мы жили в лесу на Качкалыковском хребте. Нас от Черниски осталось трое: Тота, Шема и я.
Мать нашу звали Уми. Помню, где-то уничтожили каких-то абреков, на одном нашли шапку, сшитую матерью. Нашелся человек, который донес, что мать наша для абреков шапки шьет. Ее арестовали, и оттуда она уже не вернулась. Чтобы как-то выживать, мы сооружали на скорую руку лачугу, а утром неизвестные ломали ее. Это также делали некоторые наши сельчане.
Братья Ока и Бухади нашему отцу Черниски приходились двоюродными братьями. Азак завещал перед смертью, чтобы отомстили всем виновным в трагедии нашей семьи…»
* * *
После разгрома выступления Азака в 1933 году во главе антисоветского движения стал шейх Ибрагим Нинхаджиев из с. Бачи-Юрт. По некоторым данным он имел связь с Тапой Чермоевым, эмигрировавшим в Париж. Они готовили восстание, создавали подпольное правительство Чечни из пятнадцати членов, но по доносу агентов ГПУ в Бачи-Юрте и в других населенных пунктах начались спецоперации. Триста человек были отправлены в Сибирь. Руководителя движения Ибрагима Нинхаджиева арестовывают, а впоследствии расстреливают. С трудом удается получить его тело, по некоторым неполным данным он похоронен на кладбище в Шали.
Авлия Ибрагим-Хаджи был тридцать вторым в Золотой Цепочке тариката Накшбандия. Авлия Абаст-Хаджи (Аза из с. Аллерой) перед смертью передал ему право проповедования.
Ибрагим-Хаджи родился в селении Бачи-Юрт в 1868 году. Отца его звали Нинха. Отец и мать Ибрагима в свое время совершили паломничество в Мекку. Его предки прибыли в Бачи-Юрт из Харачоя. У Ибрагима было три жены. Одна была родом из Бачи-Юрта. У нее не было детей. Вторая – из Иласхан-Юрта и третья – из Аллероя (Ножай-Юртовского района).
Вместе с отцом арестовали и его сына Магомеда. Через несколько лет тюремной жизни Магомед вернулся домой. Дальнейшая судьба Ибрагим-Хаджи неизвестна. Место его захоронения тоже неизвестно. До самой смерти сын Ибрагима-Хаджи, Дауд, искал место захоронения своего отца, чтобы исполнить завет отца: найти его могилу и построить святыню. В настоящее время поиски могилы Ибрагима-Хаджи продолжают его внуки.
…Зима 1933 года выдалась особенно холодной. Однажды жена Ибрагима-Хаджи вышла из дома по хозяйским делам. В доме оставались два сына – Хамзат и Дауд. Хамзат лежал в колыбели. В это время работники НКВД окружили дом Ибрагима-Хаджи. По воле Аллаха в этот момент Ибрагима-Хаджи не было дома. Выкинув на снег детей, налетчики стали разрушать дом. Рискуя жизнью, вторая жена Ибрагима-Хаджи, Белита вынесла из окружения двух братьев и вместе со своим двоюродным братом отправила на санях в село Аллерой, что в Ножай-Юртовском районе. Дети оставались там до выселения в 1944-м году. По возвращению в Бачи-Юрт Ибрагима-Хаджи арестовали. На авлия донес его односельчанин. Рассказывают, что когда Ибрагима-Хаджи доставили в сельский Совет, доносчик был там. Он встретился с ним лицом к лицу и, обняв доносчика, сказал: «Я прощаю тебя. Мы все будем отвечать за свои поступки перед Всевышним Аллахом».
Ибрагим-Хаджи умер в Грозненской тюрьме. Начальник тюрьмы разрешил землякам вывезти труп и похоронить там, где они пожелают. Дал им в помощь полуторку.
* * *
Родители наши рассказывали еще одну трагическую историю, которая произошла через десять лет в том же Бачи-Юрте в 1943 году. Под видом ареста дезертиров и последующей отправки на фронт захватили 19 человек из Бачи-Юрта и Центороя. Но среди них оказалась 15-летняя девушка из нашего села, вся вина которой заключалась только в том, что она хотела освежить глиняный пол. Когда НКВДэшники стали ходить по нему в сапогах и вытаскивать шматками верхнюю, тонкую глиняную пленку, она в сердцах воскликнула: «Чтобы вас Бог покарал! Как вы надоели!» (Дала х1аллак дойла шу! Ма амал дайина аш!). Среди конвоя оказались чеченцы, и один из них перевел ее слова. Имя этого ревностного служителя советской Фемиды соответствует его местоположению в природе – его звали К1еза (Щенок).
Анди Джамалдинову не было еще и года, когда его отец Зелимхан оказался в этой группе. Конвой с арестантами пересекали речку Гансол (на берегу которой расположено село), и Зелимхан стал уговаривать сотоварищей, чтобы они брали камни и нападали на конвой и что они больше не увидят родной юрт. Такого трагического финала никто не ожидал, и все они надеялись, что все обойдется. Но первые роковые выстрелы прозвучали на левом берегу реки, где сегодня кладбище. Прибежавшие сельчане нашли страшную картину: изрешеченное пулями тело 15-летней девушки и рядом труп молодого человека. Видно было, что он на ходу ел сискал (кукурузный чурек), когда его настигла смерть, – крошки чеченского хлеба так и застыли у него во рту и на губах. Зелимхана убили уже за селом Майртуп, и его жители стали свидетелями, как он пытался схватить лошадь конвоира за узду и кричал, бился как зверь в клетке, но ничего не мог делать. Из 19 человек в живых остались только двое, оба жители села Центорой. Один получил по советским меркам «на всю катушку», второй вернулся, получил должность мельника в мельнице Бойси (Бойси-Хьер), что являлось исключительно престижным и доходным местом в то время.
«Мне было около четырнадцати лет во время депортации – рассказывает жительница села Центорой Масра Муртаева, – это было страшное утро.
Было еще страшно вспоминать обо всех бесчинствах, которые творила советская власть до выселения… По анонимным доносам арестовывали людей, и они бесследно пропадали. Небезопасно было интересоваться их судьбой. Опасаясь ареста, некоторые мужчины уходили в леса и становились абреками. Те, кто оказывал им помощь – пусть самую незначительную – кусок чурека дадут, глоток воды – тоже пропадали без вести. И даже если кого просто подозревали в сочувствии, этот несчастный также мог оказаться под арестом.
Нередко аресты бывали массовыми. Помню день, когда аресты прошли в нашем и в двух соседних селах в Бачи-Юрте и в Аллерое. Арестованных было около сорока человек. Их разделили на две группы и повели разными дорогами в Курчалой. Над селом стоял душераздирающий крик женщин, детей. Все были уверены, что тех, кого повели через лес, расстреляют по дороге. Однако трагическая участь ожидала другую группу ту, которую погнали через село. Помню, как моя тетя Язу пыталась подойти к арестованным, но солдаты, угрожая оружием, не допускали никого, и тетя, плача, шла рядом. Среди арестованных был ее деверь Алади, мой двоюродный дядя Сулим, жители села Астемир, Убайд и другие. Среди военных были чеченцы. Конвоиры были на лошадях и гнали арестованных бегом. Вскоре вся эта группа покинула село.
Еще рассказывали, как и почему арестовали в селе Бачи-Юрт ни в чем не- повинную девушку пятнадцати лет. Через много лет, отсидев полученный срок, Убайд вернулся домой. От него люди узнали подробности, как первой убили девушку, а потом стали расстреливать и других…».
* * *
Шли годы. За непокорность сатанинской власти чеченцев выселили. Через тринадцать лет вышел Указ Хрущева о возвращении на историческую родину. Автор этих строк помнит тот июньский, теплый вечер, когда он впервые с вершины Качкалыковского хребта детскими глазами посмотрел на Бачи-Юрт, о котором в Киргизии пели песни, слагали легенды и, конечно, рассказывали о героизме Азака и его семьи. Изрядно утомившись от новых впечатлений, я, наверно, рано уснул и проснулся рядом с матерью. Среди плотной, южной ночи до моего чуткого слуха доносились протяжный вой и женские причитания. Прижавшись к матери, я шепнул ей на ухо: «Баба, что это за шум?» «Это аварские женщины плачут, они теперь должны уехать из нашего села». Это было 8 июня 1957 года, а мне через 16 дней будет пять лет. Так прошла моя первая ночь в родном селе, и я помню ее.
* * *
7 мая 1957 года Главный военный прокурор СССР направил письмо в обком ЧИАССР о привлечении Колесникова к партийной ответственности за необоснованные репрессии и уничтожение безвинных людей такого содержания:
«Суть дела: в апреле 1943 г. в Курчалоевском и Саясанском районах силами подразделений НКВД и милиции под руководством майора Колесникова М.П. заместителя начальника отдела борьбы с бандитизмом проводилась операция по ликвидации «банд» и задержанию «дезертиров» из Красной Армии. В этих операциях были арестованы 19 человек «подозреваемых» лиц, которые были переданы Колесниковым под «ответственность» командиру кавалерийского взвода Волосову для конвоирования из Бачи-Юрта в Курчалоевский райотдел НКВД. При конвоировании 25 апреля 1943 г. по личному указанию Волосова были расстреляны без всякого основания 17 человек, в том числе 15-летняя девушка и один тяжело ранен. В тот же день в Бачи-Юрте конвоирами был убит еще один арестованный. Волосов доложил Колесникову, что задержанные были убиты при попытке к бегству, в то время как это не соответствовало действительности. Колесников же принял меры к расследованию и необоснованно дал заключение о правомерности применения оружия».
А вот решение бюро Чечено- Ингушского обкома КПСС от 22. 01.1958 г. по данному делу:
«Дело Колесникова (докладчик тов. Шаповалов. Колесников присутствует).
Колесников Михаил Петрович родился 1894 году, член КПСС с 1923 года, партбилет №0153120 (на руках), русский, служащий, образование среднее, в момент совершения проступка работал заместителем начальника отдела борьбы с бандитизмом УНКВД ЧИАССР, в настоящее время работает заместителем директора Грозненского научно-исследовательского института. 7 мая 1957 года Главная военная прокуратура СССР сообщила обкому КПСС о проводившихся в 1943 году незаконных расстрелах граждан чеченской национальности. Поэтому Главная военная прокуратура просила привлечь к партийной ответственности в этом Колесникова М. П. и других…
По поводу происшествий Колесников сообщил, что его работники представили соответствующие акты о правильности применения оружия. Этим актам поверили, дело передали в нарком внутренних дел ЧИАССР. Бюро обкома партии постановляет, и следствие подтверждает, что лично Колесников приказ о расстреле не давал.
Из приведенных фактов видно, что Колесников, будучи начальником оперативного сектора по борьбе с бандитизмом, допустил бесконтрольность над подчиненными, за что должен нести соответствующее партийное наказание.
Бюро Обкома КПСС постановляет:
«За допущенную бесконтрольность в действиях подчиненных командиров воинских подразделений, грубо нарушивших социалистическую законность, отсутствие должного контроля над подчиненными Колесников Михаил Петрович подлежит партийному взысканию. Но, учитывая его активное участие в ликвидации бандитских элементов в ЧИАССР, что он сам не участвовал в незаконном расстреле и указаний по этому поводу не давал, а в 1945 году за допущенную бесконтрольность наказан министром внутренних дел в дисциплинированном порядке – ограничиться обсуждением его на бюро обкома…»
Тапа Чермоев* - нефтепромышленник, сын российского генерала Арцу Чермоева. Служил в кавалерии, в том числе в «Собственном Е. И. В. Конвое» Николая II, имел чины хорунжий, сотник. Вышел в отставку в 1908 году.
В период 1-й мировой войны (1914—1918 годы) ротмистр, адъютант в Чеченском полку «Дикой дивизии» В декабре 1917 г. вошел в ядро правительства вновь образованного Терско-Дагестанского правительства, которое просуществовало до марта 1918 г. Чермоев избирается премьер-министром независимой республики Северного Кавказа.
Последние годы своей жизни Чермоев провёл в эмиграции. В Париже выходил организованный им журнал - «Кавказ»- орган независимой национальной мысли, в Праге издавался журнал «Вольные горцы», в Варшаве - «Северный Кавказ».
Скончался Тапа в Лозанне 28 августа 1937 года. .
Роза Бичуева**- умерла феврале текущего 2017 года.