Сердце у меня периодически болело, но я, как сапожник без сапог, работая в ЭКГ кабинете, не удосуживалась сделать электрокардиограмму. Хотя можно было бы вспомнить описанный ранее случай в Крыму.
Наступил день, когда сердце снова напомнило о себе. Оно разболелось так, что я всё же решила сделать ЭКГ. Когда я увидела плёнку, мне стало ещё хуже: это была картина резкой ишемии миокарда, предвестника надвигающегося инфаркта.
А дальше началась череда недоразумений и нелепостей. Не оказалось дежурной машины, чтоб отвезти меня домой: о больнице я почему—то и не подумала. Вызвала лифт, и, конечно же, по закону подлости он застрял между этажами. Я и в нормальном состоянии не переношу замкнутого пространства, а тут… Наш, находящийся в состоянии хронического похмелья, лифтёр не растерялся: изо всех сил ударил кулаком по дверце, лифт вздрогнул, подергался и стал опускаться.
Домой меня привёз на своей машине один из моих больных. Но вскоре я поняла, что без больницы не обойтись. Но это только в кино бригада врачей мчится на помощь больному. Реальность намного прозаичнее. В районной больнице не было кардиологического отделения. Спасибо нашему главврачу: он позвонил и попросил принять сотрудницу, т.е. меня, в кардиологическое отделении города.
Повёз меня тот же больной. В приёмном покое дежурный врач заглянула в мою электрокардиограмму и ахнула: «Как хорошо, что вы вовремя приехали!». А дальше начались чудеса. Отделение наотрез отказалось принимать «чужую» больную. Дежурный врач ушла «утрясать вопрос». А меня попросили выйти в полутёмный, холодный коридор, практически, подвал. Вокруг не было ни души.
Наступила ночь. Было слышно, как на улице воет ветер, началась буря. Вернуться в посёлок мне было не на чем, ведь я отослала машину, уверенная, что теперь я под крылом родной медицины. А «родная медицина», похоже, забыла обо мне. Но нет. «Не прошло и часа», как дежурный врач вернулась в сопровождении медсестры, которая повела меня пешком (!), с подозрением на инфаркт (!) на третий этаж в кардиологическое отделение.
Определили меня в палату на четыре человека. Моими соседками оказались больные с инсультом. Кроме нас в палате постоянно находились их родственники. Свет всю ночь не выключался и светил прямо в глаза. Никто меня «не спасал», только утром после бесконечной ночи пришла медсестра и сказала: «Сейчас Вам придут делать электрокардиограмму, ходить Вам нельзя». Лежу, жду.
Прибегает другая медсестра: «Что же Вы лежите?! Вас ждут в кабинете ЭКГ на первом этаже!». Это была последняя капля. Я осторожно встала и начала собираться. Домой. Я поняла, что в этой «шарашкиной конторе» я лечиться не буду ни за что! Но меня убедили остаться в больнице.
Назначили какие—то таблетки, от которых мне стало только хуже. К тому же, ночью в нашу палату поступила цыганка. Ночь не спали: свет, суета медперсонала. Повышенное внимание к новой, довольно бодрой больной мы расценили как финансово простимулированный. И не ошиблись. Утром в палату почти в полном составе, включая детей всех возрастов, прибыл табор. Они, не стесняясь, расселись на наших кроватях, тут же ели, а потом и вовсе запели. Бесплатный концерт привёл нас в отчаяние.
Врача мы практически не видели, а сёстры вели себя с нами вызывающе грубо. Я не ожидала ничего подобного. В советское время всё это было немыслимо. И вдруг что—то изменилось. Проходя мимо сестринского поста, я услышала реплику: «Ну, я же не знала, что она врач!» А на другой день утром сказали, что меня переводят в другую палату. Я удивилась, но молча собрала свои вещички и последовала за медсестрой.
И началась для меня совсем другая жизнь в удобной одноместной палате. Были назначены капельницы, персонал стал вежливый. Оказывается, из отпуска вернулась завотделением. И быстро навела порядок. Моё настроение и состояние улучшились.
Наступил день выписки. Мне даны были рекомендации продолжить лечение по месту жительства, запрещено работать, вести щадящий образ жизни. Но меня не устраивала перспектива стать беспомощным инвалидом, ведь я хотела вернуться на свою любимую работу. Значит, надо восстанавливать силы, надеяться только на себя.
Разработала программу реабилитации. Во — первых, отказалась от таблеток. Во — вторых, начала ходить на прогулки. Конечно, было трудно и страшно. Но в кармане куртки был нитроглицерин (на всякий случай), а недалеко прогуливалась моя подруга со своей собакой. Я считала шаги: сначала 50, потом 100 и т.д. Через некоторое время прошли боли в сердце и одышка. Я окрепла, а потом и вовсе вышла на работу.
Так что, никогда не надо падать духом. Наш организм надёжнее, чем нам иногда кажется. Возможно, я подсознательно ориентировалась на случай из моей практики. Однажды в нашу больницу поступил больной с инфарктом миокарда. Это был главный инженер комбината. Ему были созданы все условия, но он потребовал, чтоб с ним находилась его красавица жена. Возражений не было, поставили дополнительную кровать.
Через некоторое время выяснилось, что спят они в одной. И даже не просто спят… Конечно, южный темперамент, но больному—то предписан строгий постельный режим. Сначала пробовали поговорить с ним об этом, а потом просто оставили их в покое.
Инфаркт был серьёзный (трансмуральный). Я как врач наблюдала на ЭКГ всю его динамику. Несмотря на постоянное нарушение постельного режима и диеты, наш высокопоставленный пациент выписался с улучшением, но с открытым больничным листом для продолжения лечения амбулаторно.
Однако он остался верен своей психологии здорового человека. От продления больничного листа и от предложенной группы инвалидности он наотрез отказался, вышел на работу.
Однажды ко мне в кабинет вошла растерянная медсестра: «Тут Г. пришел на контрольную ЭКГ», и подала мне ленту. Какое же было и моё удивление, когда я не увидела на этой ленте никаких следов перенесенного недавно инфаркта миокарда передней стенки левого желудочка!
Возможно, активное поведение больного и его оптимизм способствовали раннему развитию коллатеральных сосудов, т.е. дополнительных путей кровоснабжения сердечной мышцы.
Вывод делайте сами.