Моя студенческая жизнь всегда была предельно насыщенной. Если описать её математически, то я был в самом фокусе событий. Ни одно мероприятие, ни один мало-мальско значимый скандал не проходил без моего участия.
Я был беден, жаден до приключений и не капельки не жалел свою молодую печень, обильно отравляя её алкоголем.
Надо сказать, что я был не одинок в своих пагубных пристрастиях. Практически все мои однокурсники вели подобный образ жизни.
Несмотря на наше философское отношение к бытию, на жизнь зарабатывать приходилось всеми возможными способами.
Некоторые из нас пытались преподавать, другие разгружали вагоны, третьи трудились лаборантами, а самые отъявленные лентяи уходили в охранные структуры.
Мои два закадычных друга и однокурсника - Рома и Петруха - долго выбирали место своей трудовой деятельности. Точнее, они всеми правдами и неправдами пытались устроиться ночными охранниками в 22-ю школу, двор которой находился прямо под окнами арендуемой мною квартиры.
После продолжительных уговоров директриса школы сжалилась и согласилась принять студентов-физиков на работу.
Что и говорить, каждый Божий вечер мы собирались небольшой компанией и крепко выпивали прямо в стенах учебного заведения, под укоризненными взглядами Некрасова, Пушкина, Гоголя и прочих классиков.
В один прекрасный вечер, а прекрасным он стал потому, что друзья не позвали меня на очередную пьянку, мы с младшим братом с удовольствием выпили по кружке чёрного чая, посмотрели какой-то старый советский фильм и легли спать.
Сквозь сладкий сон зазвонил телефон.
Я поднял трубку.
С минуту некто с той стороны пытался что-либо произнести. Наконец, голос в трубке сообщил:
- Алан, Петруха - как свинья! Как свинья Петруха! Нас тут убивают, Аллллан, выххходи... - и замолчал.
Окончательно проснувшись, я поинтересовался:
- Кто это?
- Алл... - икнул голос - ллан, Петруха - как свинья... Рома я... В школе мы. Вых... - икнул он ещё раз - хходи..
Схватив по дороге единственное имеющееся в доме оружие - текстолитовые нун-чаки, я бросился на помощь друзьям.
За стоявшим в проходной школы старым деревянным столом сидел Рома и дремал, нежно обнимая обшарпанную старую настольную лампу.
Увидев меня, он попытался снова сказать мне, что Петруха как свинья, но я его остановил и спросил, где, собственно, свинья? Рома махнул рукой в сторону подвала.
По телу пробежали волны неприятной дрожи. Моё извращённое фильмами ужасов воображение лихо нарисовало жуткую картину изувеченного друга. Я даже слегка вздрогнул, но всё же несмело шагнул в направлении подвала.
Горевшая в углу перед входом маломощная лампочка едва подсвечивала подтопленный подвал. Было тихо. Были слышны лишь булькающие звуки падающих с потолка тяжёлых капель.
Чтобы как-то передвигаться к многочисленным вентелям, сантехники побросали на пол доски, которые, причудливо извиваясь, уходили в непроглядную мглу.
В паре метров от меня из темноты донеслись нестройные всхлипывания.
- Петруха, Петруха, выйди пожалуйста. - попросил я.
- Аланчик! Это ты?! Я щас, я щас ещё раз посмотрю и выйду! Сука такая!
Через пару минут он вышел ко мне из темноты.
Увиденная мною картина была чудовищна. Он, действительно, был весь в крови. Его правая бровь была глубоко рассечена и стала похожа на слегка приоткрытый рот. Лицо, покрытое слоем уже подсыхающей крови искажала гримаса ужаса. Контрастировавшие на этом фоне белки его глаз зловеще отражали свет тусклой лампочки.
С минуту провозившись, чтобы вывести нас из подземелья, мне удалось уговорить Петруху пойти ко мне домой, чтобы обработать и перевязать рану.
Когда мы дошли до входной двери, где мирно продолжал дремать Рома, раненый друг вырвался и, добежав до середины коридора, крикнул во весь голос:
- Выхххходи, мразь! Я не боюсь тебя!
После этого он взял меня за грудки и проплакал в лицо каждое сказанное им слово:
-Алан, завтра сюда придут дети, а ОН же тут! ОН ЖЕ ТУТ!!
Безумный блеск его глаз не оставлял никаких сомнений: мой друг, что называется, "выхватил белку".
Я очень осторожно попросил рассказать его, как всё было. Он заплакал:
- Алан, ты всё равно мне не поверишь. Ты мусульман!
- Да ладно тебе, Петруха! У меня же матушка христианка. Чего ты? Рассказывай.
Он стал ходить из угла в угол, заламывая руки и периодически испытующе заглядывал мне в глаза. Зрелище было страшное.
Наконец, он решился.
- Алан, я зашёл в подвал и увидел там ... самого...
- Кого?! - удивился я.
Да, да, да, Аланчик! Его, его! Дьявола, суку, дьявола! Краснокожего дьявола с рогами и острым хвостом.
Присев на корточки Петруха стал впадать в истерику. Я присел рядом и положил ему руку на плечо, чтобы поддержать морально.
- Я, когда его увидел, Аланчик, то застыл на месте от страха, а он...а он... он прошёл сквозь меня...
Мне стало не по себе. Решив слегка разрядить ситуацию, я спросил, что случилось с бровью.
Петруха потрогал грязной рукой рану и страстно сообщил:
- Когда он прошёл сквозь меня, то взмахнул хвостом и зацепил бровь! Понимаешь?! Это он сделал, чтобы я не забыл! Понимаешь?! Ты же мне веришь, веришь?!
Я, подняв брови, сделал понимающий вид и неловко закивал головой.
Применив все имеющиеся у меня актёрские способности и запас красноречия, я сумел затащить его в квартиру.
Мы с братом обработали ему рану, перевязали и уложили спать.
Среди ночи он пару раз ещё вскакивал и выбегал на балкон, крича куда-то в ночь:
- Выходи, тварь! Я тебя не боюсь! - а мой бедный младший брат аккуратно упаковывал его обратно в постель.
Прошло много лет. Ни я, ни Рома, ни мой брат никогда не напоминали Петрухе про этот случай.
Он переехал в Москву. Во Владикавказе бывал редко. Остепенился. Завёл семью. Дослужился до большого начальника.
Как-то, во время очередного его приезда, мы собрались и хорошенько посидели. Все были в отличном расположении духа. Было весело.
Когда мы уже расходились, Петруха подошёл ко мне, по-братски обнял и, опасливо оглянувшись, шепнул:
- Ты думаешь я ничего не помню? Всё я помню, Аланчик. Был он там, был...
#аланскиехроники