Но вот и первое сентября: я иду со всеми своими друзьями в школу в пятый класс. Как таковой школы в Куртамыше не было, и классы располагались в разных помещениях монастыря. Нам, пятиклассникам, чтобы попасть в свой класс, надо было подняться по винтовой железной лестнице на второй этаж. В классе было примерно человек тридцать пять – это ребятишки из разных окраин Куртамыша. В перемену бегом по железной лестнице с характерным металлическим шумом вся детвора устремлялась во двор. Солнечные тёплые дни позволяли ребятам в перемену поиграть в разные игры. Девочки
прыгали на скакалках или играли в классики, ну а мальчишки, конечно, футбол или борьба.
В одних из таких погожих дней на перемене «устроили», как сейчас сказали бы, спарринги по борьбе. Мне предстояло сразиться с самым сильным в нашем классе – Михой, он был и выше меня. Но дело в том, что я немного владел приёмами борьбы, особенно мне удавалась задняя подсечка, то есть, подножка.
Нас окружил весь класс плотным кольцом и сразу разделился на две группы. Одна группа кричала: «Миха, давай!», другая – «Толяй, не уступай!» Мне необходимо было прижаться к противнику как можно ближе. Миха не предполагал, что прижимая меня к себе, помогает этим мне исполнить свой коронный приём, который я не замедлил провести. Миха оказался на земле лёжа спиной, а это - победа. Правила были жёсткие: лежачего не бить, кулаки не применять, упал на спину – ты побеждён. Мои болельщики ликовали.
В это время раздался звонок на урок. Миха, как-то зло посмотрев на меня через прищур глаз, процедил сквозь зубы: «На следующей перемене боремся ещё раз. Понял?» Под одобрительные возгласы своих болельщиков я дал согласие. Вошедшая учительница, видя возбуждённый класс, возмущённым голосом сказала:
- Вы пришли с перемены, сейчас – урок: прекратите переговариваться!
А класс видно обсуждал, как это я, небольшого роста, да и не обладавший большой силой, мог ловко уложить на лопатки такого здоровяка, как Миха.
Учился я неплохо, по сравнению с другими. Учительница не раз в период опроса и получая отрицательные ответы, обращалась ко мне: «Ну, а теперь к доске...» и вызывала меня. Я не знаю, каким чудом, но я каждый раз выходил из положения правильными ответами.
- Садись, пять. - И класс с завистью смотрел в мою сторону.
Звонок, перемена. Мне не очень-то хотелось снова бороться с Михой: мы вроде бы с ним имели уже дружеские отношения, но спор двух групп болельщиков, кто же победит на этот раз, раззадоривал нас. Миха подошёл ко мне, толкнул в плечо и зло прошептал:
- Ну, пойдём, сейчас я тебя «уложу».
- Пойдём, - отвечаю я.
И вот мы опять стоим друг против друга в кольце своих одноклассников. И, откуда ни возьмись, подтянулись и ученики других классов: «сарафанное» радио видно работало в школе отменно. В круг вошёл старшеклассник.
- Школяры, вы не против, что я буду судить борьбу между приезжим и нашим богатырём?
- Нет, давай, суди! – раздался крик уже довольно большой толпы ребят.
Судья взмахом руки и голосом «Борьба!» объявил о схватке. Миха проанализировав свой первый проигрыш, не давал мне близко подойти к себе, боясь попасть на мой приём. Итак, под улюлюканье и вой школьной толпы мы уже около минуты, толкая и отбивая чужие руки, ходили в кругу болельщиков.
Но вот мне удалось прихватить за лацкан школьной формы своего соперника и ловко, прижавшись и подставив своё бедро, я оторвал соперника от земли и через бедро бросил его на землю да так ловко, что Миха опять оказался « на лопатках». Он тут же соскочил и в гневе закричал:
- А подраться не хочешь?
- Да не буду я с тобой драться – ты же мне друг.
Но меня мои болельщики подхватили на руки и начали неумело качать, затем поставили на ноги, и все старались похлопать меня по плечу. Только Миха «набычился», отстранил мою протянутую руку и так громко, чтобы услышали все, прокричал:
- Какой я тебе друг! С «кулаками» не вожусь, «кулацкое отродье» не люблю, мне всё рассказали про вас родители. Мой дед раскулачивал твоего деда – мироеда. Зачем сюда приехали: не могли сдохнуть на своём севере!
Прокричавшись, отряхнул штаны от пыли, пошёл в класс, благо раздался звонок на урок. Вся ватага болельщиков бросилась по классам, на бегу обсуждая случившееся и ту информацию, которую «озвучил» Миха.
Я оказался последним входившим в класс, и сразу каким-то неведомым чувством ощутил предстоящую перемену к себе своих одноклассников. Хотя слово «кулацкое отродье» было для меня обидное, но я совершенно не понимал, что это такое, потому что никто на эту тему со мной не говорил, видно опасаясь или оберегая меня от неприятности.
Буквально на следующий день у меня уже не было ни друзей, ни приятелей, а был всеобщий бойкот моей персоне: со мной не здоровались, не общались, а когда в минуты «кризиса ответов» учительница вызывала меня к доске, то класс просто «жжужал», отвлекая учительницу на сохранение дисциплины. Учитель заметила это и не стала больше меня вызывать к доске. Появились отрицательные отметки. Моя тётка, просматривая мой дневник, начала задавать мне вопросы:
- Толя, а почему у тебя тройки, ты ведь получал пятёрки?
- Не знаю,- не подавая вида, отвечал я.
А сам про себя думал: «Вот поучись в таком классе, где все против тебя: обзывают «за глаза» и прямо в глаза каким-то «кулаком, а что это такое, никто не объяснит!»
Но я старался изо всех сил. Правда, драться на меня никто не лез, видно зная, что получит сдачи, но на контакт уже никто не шёл, даже когда приезжал на велосипеде к месту сбора детворы, все сторонились, и уже никто не просил прокатиться на "велике". Дав несколько кругов по твёрдой школьной площадке, я покидал общество расстроенным и с мыслью «Как мне быть? Что делать? У кого спросить?»
Благо на предстоящее воскресенье была намечена поездка в лес за хворостом и клубникой. А полевая клубника, ох, уж какая сладкая, а если её положить в холодное молоко да с мягким белым хлебом, лучше, мне казалось, и лакомства нет. У нас появилась корова: молока и сметаны было вдоволь.