из сочинения "Просто Мария. Интродукция и рондо каприччизо."
Содержание на http://www.proza.ru/2017/12/19/1599
Известно мне только, что объявился он в нашей деревне уже после войны. И уж на что активно замкнутое наше общество тешило себя пересудами, да и - что это скрывать - замысловато закрученными сплетнями, но в этом случае обходилось молчанием. То есть вообще никак не обозначал каждый своё отношение к явлению Моисея народу. А ведь было о чём подумать. Был Мося - так звал его каждый сельчанин от мала до велика - родом из тех краёв, что оказались брошены на милость супостата моими товарищами по замечательно непобедимому русскому оружию. Оружие и здесь сыграло свою историческую роль, прогнали захватчика, освободили брошенные края, да учинили с населением разборки - что да как. То есть как вы, сволочи, сумели пережить эти тысячу с лишком дней под пятой угнетателя, не скурвились ли часом. А спросить было о чём, ведь никаких инструкций регламентирующих обыкновенные действия жителя: чем кормить себя и детей, где взять денежки на повседневные нужды, в каком магазине советские вожди оставили всё это для брошенного на произвол судьбы населения. Дети, между прочим, подрастают, где, как и чему их учить в этих условиях. Все эти прозаизмы никак не учитываются моими современниками из молодёжи. Видимо они предполагают, что в особых условиях жизнедеятельность населения обеспечивается святым духом героического и патриотического наполнения. Ничего из этого не принимал в расчёт житель оккупированных территорий. Каждый выживал как мог. Ну вот и довыживал. Подробности результатов разборок на эту тему предоставим выяснять интересующимся самостоятельно, пока не закрыта борцами с фальсификациям истории такая возможность.
Так что Мося должен быть благодарен жителям деревни за радушие. Тем более, что он Моисей, хоть и Трофимович, но всё же РоманОвский.
В деревне Мося жил, переходя из одного дома в другой как бы член семьи и одновременно - работник. Был он на все руки мастер и зазывали его к себе, тот кто нуждался в мастеровых его способностях - наперебой. Валенки починить? Пожалуйста! Мося приходил, устраивал рабочее место у окна, раскладывал инструменты в особом порядке; чтобы рука сама находила нужный предмет в нужное время. Сначала Мося забивал в подоконник гвоздик, цеплял за него петлёй сложенную вдвое суровую нитку и принимался скручивать да притирать сладко пахнущим куском вара дратву, тут же заблестевшую чернотой. Кусочки вара мы воровали у Моси и жевали её в потаённых своих местах вместо надоевшей серы из смолы лиственниц. Что дальше делал Мося с дырявыми валенками, голенищами валенок безнадёжно изношенных - я , конечно же могу пересказывать и дальше; да ещё, как Мося колол дрова, какие клинья, колун здесь применял; как Мося содержал в любой мороз в готовности прорубь на реке, как...
…Ну, да ладно. Не только о Мосе у нас разговор.
Матушка Мария к тому времени с мужиками, что называется, нажилась. Один из них погиб на войне, второй умер вскоре после войны. Остались дети малые. Первенец умер в войну от тяжелой болезни, а двое Степановых пребывали при ней, их надо было поднимать от земли, приводя в человеческое состояние. Ну, это, Маруся уж твои заботы, а в колхозе ты обязана трудиться, не спрашивая оплаты. А и чего, спрашивается, жаловаться на мизерность оплаты труда, когда у тебя эвон, всё как у людей - хозяйство домашнее: корова, да телёнок, да поросёнок, да курицы, да огород - авось не пропадёте. Дошла, Мария от всего этого богатства до такого состояния, что и в гроб-то нечего положить, если выпадет такая милость. Но не дури! Ведь дети на руках. Да уж какой, однако, сынок ревнивый! Случись тебе на какой гулянке песню запеть, а то и в пляс рвануться разудалой душой в общий круг, где не только одни бабы, но и мужики бывают - но заметит, сколь ревнивую мину скорчит сынуля, какой в глазах его обнаружится стыд ..!
Нет мои родненькие, никто нам не нужен, сами проживём, да так чтоб не хуже других; чтобы сынок, да дочка ни на миг не осознали себя сиротскими детьми нищеты.
А как, спрашивается мне, ребёнку, было реагировать на матушкины, хоть и редкие, но принародно случающиеся чудачества, ведь она, моя матерь, она же безгрешная. И ей не подобает опуститься до мирского.
Каким ветром надуло в мою головушку, сердечко и душу взыскательность такого свойства? Но придуковатость эту мою легко было заметить. Чем не преминули воспользоваться близкие и друзья, как основание для насмешек и розыгрышей.
- Маруся - на подозрительном серьёзе говорит баба Ниса - выходи- ка замуж, легче жить будете!" А сама хитро глядит на меня.
- Никого нам не надо! (Ведь сказал же ещё в четырёхлетнем возрасте у гроба с отцом - "Я сам хлеб буду зарабатывать!")
- Да что ты его слушаешь, Маруся. Вот тебе и мужик - Мося!
Темнеет в глазах, из груди вопль - " Не-е-т!" Подбегаю к бабе Нисе и кулачком - тык в лицо. Все смеются. А мне как бы не заплакать. Но нельзя, ведь я большой уже, я мужик!
Прошло несколько лет, и я оставил деревню. Точнее - матушка вытолкнула меня в другой мир. Ничего не сказано было мне в дорогу, что делать, как быть, чем жить. Да и что могла присоветовать мне женщина, которой судьба устроила такое, что и недругу не пожелаешь?
А вот и есть. Но что - об этом вы не услышите от меня. Потому прежде, что выглядеть мои слова о заветах Матушки Марии– будут явно назидательными. И в этом предполагаемом назидании – всё будет ложно. Всё будет искажено до неузнаваемости. Никому ничего не советовать, а просто сострадать и, если есть возможность, то и поддержать без намёка на демонстрацию благотворительности - таков, кажется мне урок жизни Матушки Марии.
А, может быть, и что-то другое?
Моисей Трофимович тем временем состарился и затосковал - БратЫ у меня есть, зовут к себе. Вспомнила деревня о былых своих общинных традициях да собрала деньжонок Мосе на дорогу. Попутчицей-землячкой и был он доставлен на родину. Некоторое время спустя получили сельчане письмо: - "Просится назад". Собрали вдругорядь, отправили. С той поры - ни слуху, ни духу. Ни Моси, ни денег. Да что деньги? Когда набежит судорогой жалость - с каким же грузом вины перед жителями далёкой сибирской деревни довелось доживать ему дни! Теперь уж никак не возвратить долг. Полно, Мося, не журись, ведь не о деньгах тех живёт моя память о тебе.
А скажи-ка нам вот что, дружок-писатель: «Что ты привязался со своей памятью. Прямо уж достал всех! Чем ты лучше других настолько, чтобы бередить наши чувства своими мотивами с претензией на мессианство, когда у каждого своих забот, что называется, полон рот?"
-Лучше ли, хуже ли – это для меня не вопрос, а вот должен – и всё тут!
Ведь вплетая в полотно повествования нить о себе любимом, я только то и делаю, что говорю о Матушке моей Марии. Нет во мне ничего, что бы не являлось продолжением её деяний на этой земле. Я и есть воплощение её сущности, её продолжение жизни на земле.
Теперь - то я не только чувствую, но и знаю, что надо сказать обо всём этом предельно просто:
- Матушка Мария - даже и не великая мученица нашего времени.
Она - святая.
05.03.2017 11:54:28