Сергей Митрофанов, известный российский журналист опубликовал в интернете статью под названием «ОТ ФЕВРАЛЯ ДО ФЕВРАЛЯ», посвященную столетию Февральской революции 1917 года. И хотя сам автор в самом начале статьи сетует на дефицит божественного откровения и отсутствие нового знания о предмете исследования, я все же считаю необходимым высказаться по поводу данной статьи, поскольку в ней есть несколько моментов, перекликающихся с моим материалом «Девятный Спас, или как Акунин потерял Россию».
Автор утверждает в начале статьи, что раньше, февральская и октябрьская революции воспринимались, как двуединые в широкой народной массе. Как два звена одного общего процесса. Теперь же обе эти революции стали в общественном сознании разделятся более явно. С этим заявлением Митрофанова нельзя, к сожалению, согласиться. Убеждение, что Ленин сверг царя продолжает оставаться главенствующим в общественном сознании. И не столько, потому что масса в целом безграмотна и не любопытна к тонкостям исторического процесса, сколько потому, что февральская революция и сегодня фактически не существует в России, как некий наполненный собственным смыслом исторический феномен. У неё нет ни героев, ни злодеев.
Теперь рассмотрим следующее заявление Митрофанова, сделанное в статье:
- в посткоммунистической России единый учебник истории, например, тоже стал объединять «февраль» и «октябрь» в некую общую Великую русскую революцию, хоть и имеющую этапы разной степени гадостности. При этом «Россия, которую мы потеряли», для очень многих, в том числе и для «прогрессивных граждан», комфортно разместилась в конце 19-го – начале 20-го века, до Первой мировой войны, а отношение к революциям вообще стало формироваться как к рецидивам социальной чумы. Хотя бы по той простой причине, что в конкретном российском случае этот набор («февраль»–«октябрь») в представлении одних закончился ГУЛАГом и террором спецслужб, а в представлении других – еще и «величайшей катастрофой XX века», гибелью искусственного и потому нежизнеспособного образования СССР. В результате российское общество в массе своей, казалось, достигло консенсуса. И насчет того, на чем стоит современная Россия – по-видимому, на тысячелетней истории православных князей и царей. И насчет того, что является стартом формирования общественных позиций – это веер взаимоисключающих идеологем по отношению к государству и вере, особенно ярко проявленных в конфликтном стоянии и хороводах вокруг Исаакиевского собора в Петербурге.
Конец цитаты.
Здесь автор допускает серьезную ошибку. Ярче всего видно это на примере противостояния вокруг Исаакиевского собора в Петербурге. Имеет ли это противостояние отношение к вере? Ответим прямо. Нет, не имеет! С обеих конфликтующих сторон вопрос веры не стоит. Богослужения в стенах Исаакиевского собора в Петербурге идут преспокойненько и никто против них не возражает. Если бы было иначе, если бы было бы столкновение на почве веры, то тогда протестующий народ бы требовал прогнать церковников из музея, но речи об этом нет.
Нет так же и каких либо призывов к отставкам и иных политических требований. Эти люди, что протестуют против передачи храма, не являются противниками политического режима, скорее наоборот, это его нынешняя политическая основа. Но что тогда там происходит? Почему шумят народные витии? С чем эти волнения связаны?
Я считаю, что с «поисками новых координат «утерянного Рая»», кои ныне ведет российская власть. Главный вопрос. Какой потерянный рай мы будем иметь в виду в исторической перспективе, куда направим свои стопы?
Протестующие люди являются представителями городской буржуазии, то есть теми людьми, кто неразрывно связан с «Россией, которую мы потеряли», чьими символами являются «Дама с вечной собачкой» и «Фандорин» современный герой этой самой страны. Похоже, эта «Пряничная Держава», купеческо-зажиточная, счастливая и знающая себе цену, внезапно вновь потерялась, или близка к тому, чтобы потеряться.
Что же вместо неё? А вместо неё со всех щелей рвется сейчас лубочная Россия, страна таких же лубочных персонажей, в которой главный бестселлер многих веков лубок о Бове-королевиче. Страна эта по определению нищая и патологически несчастная. Таков уж жанр, ничего не попишешь. Героев этой страны мы все знаем, не стану здесь о них распространяться.
Новая страна, «Лубочная Россия» уже почти всё захватила кругом, она то и пытается сейчас подмять под себя комплекс Исаакиевского собора в Петербурге. Вопрос действительно архиважный. После сего акта, передачи Россия окончательно станет лубочным королевством во главе с Бовой-королевичем. И здесь «Россия, которую мы потеряли» эта вечная якобы «Дама с собачкой» встала на защиту не столько музея, к коему она на самом деле глубоко равнодушна, но своего права на сытую и зажиточную жизнь в той самой милой её сердцу «Пряничной державе». Пока это право удалось на время продлить, но надолго ли? Уж, не до октября ли, когда лубочная страна окончательно возьмет верх?
Теперь зададимся вопросом. А какой же идеал февральской революции? Что за Россию мы тогда потеряли? Кто её герой? Кто его современное героическое отображение?
Ответим. Никакого собственного идеала у этой революции ныне нет, потому что её идеал и есть идеал, ныне приватизированный «Россией, которую мы потеряли», то есть если у Февраля 1917 года ранее была похищена самость Октябрем того же года, то сейчас её самость похищена Россией царской, не имеющей тоже на это право. Царская Россия была лубочной нищей страной, но не страной зажиточного капитализма. В этой исторической путанице определенная проблема. Наиболее же близкая к той «России, что мы потеряли» историческая аналогия это период НЭП. Но это слабая аналогия. На самом деле время «России, которую мы потеряли» не имеет для себя в истории страны никакого аналога. Это совершенно новый исторический период в жизни страны.
Путешествие в прошлое, на самом деле, есть поход в совершенно невиданное будущее. И это будущее ни чем не обусловлено, ибо всё, что воспринималось нами, как повторение прошлого, прошлым страны не является.