Он шёл по тёмному тоннелю перехода. По стенам в свете тусклого фонаря плясали странные тени. На душе было не спокойно, он спиной чувствовал странную тревогу, надвигающуюся чёрной пеленой. Тёмная тень накрыла его сзади и сверху на шею опустилась верёвочная петля. Кто-то большой и сильный затягивал удавку. Он инстинктивно схватился руками за верёвку, задыхаясь сделал глоток воздуха и... Проснулся обливаясь холодным потом, охваченный жгучей волной ужаса...
Этот сон повторялся с пугающей периодичностью и всегда проснувшись, он несколько минут, лёжа с открытыми глазами, явно ощущал приступ животного ужаса, от которого волосы на его голове начинали шевелиться (глупая, избитая фраза). Ещё в детстве, после смерти деда он начал ощущать этот ужас, когда понял, что такое смерть. Он представлял её как пустоту, когда просто ты перестаёшь себя ощущать, когда не будет ничего — ни мыслей, ни воспоминаний, просто всё превратится в ничто, и от тебя ничего не останется. И когда он себе это зримо представлял, накатывал ужас до безумия, до потери сознания, и у него всё обрывалось внутри, а под ложечкой образовывалась пугающая пустота...
Сейчас, по прошествии десятилетий с тех детских и юношеских лет, он уже не ощущал никакого страха перед смертью, просто старался о ней не думать. А если кто-то и умирал рядом, то это было печально и не более. Жизнь его обломала, научила смотреть на вещи проще, возможно он зачерствел душой.
...Был гнусный весенний день с нудным холодным дождём. Мокрый зонтик болтало в руках от порывов ветра, что гулял по кладбищенским просторам. Он стоял на краю дорожки, мокрый от дождя и ветра. Мелкие капельки стекали по стёклам очков и, скапливаясь на нижней части оправы бусинками пикировали на промокшую куртку...
Что же случилось, и почему именно с ним. Это была явь, не сон. Он не мог понять отчего так, что было ошибочного в его жизни, кому он насолил, не угодил, напакостил, кто мстит, зачем это происходит. Всю жизнь ишачил на благо страны, семьи, пытался для всех быть хорошим... Да, был иногда слишком уверен в себе, считал что лучше других, были амбиции, хотя и не оправданные. А впрочем, всё как у всех.
... Она была вторым ребёнком, не запланированным, но принятым с радостью. Никто об этом не жалел. Он всегда говорил, что сын для продолжения рода, а дочка для души, тем более что у самого не было родных ни брата, ни сестры, и он хотел сестру для сына. Она родилась маленькая и плаксивая. Плакала день и ночь и с ней было очень трудно. По ночам приходилось вставать, наливать в бутылочку сцеженное молоко, подогревать в кастрюльке с горячей водой и кормить, затем укачивать на руках, чуть ли не час расхаживая по комнате в коммуналке, а перед этим вытирать отовсюду молоко, что пролилось изо рта и из носа.
Было не ясно, почему она так много плачет: то-ли животик, то-ли голодная, то-ли ещё что, пока наконец врачи не разглядели проблему в носоглотке ребёнка. Из-за этого пришлось повозиться. Хождение по больницам, консультации, рекомендации, обследования, пока не было найдено окончательное место проведения операции по устранению проблемы.
С речью тоже было плохо, пришлось искать детский сад с логопедическим уклоном и попотеть, чтобы устроить туда ребенка. Но и логопед не смог добиться нормальной речи...
Он вспомнил, как она споткнулась на паркетном полу и упала лицом на пустую трёхлитровую банку, стоящую на полу комнаты. Странно, но банка не разбилась, а вот передний молочный зуб об банку она себе выбила, и в последствии новый зуб вырос маленьким, что для девочки было не очень комфортно. Комплекс из-за дефекта речи остался надолго - многие не понимали что она говорит и это сужало круг её общения со сверстниками. В остальном она была как все дети и ничем от них не отличалась.
… Ей было семнадцать, когда ему по ряду причин пришлось уйти из семьи. Она долго не могла ему это простить, но со временем приняла этот факт, хотя червоточина обиды и затаилась где-то в глубинах её сознания. Ему было приятно встречаться с ней в городе и обнимая её маленькую и хрупкую как подростка, ниже его на голову, он чувствовал нежность и печаль к этому существу, которому не смог дать всего, что как отец должен был дать. А она со смущённой улыбкой пыталась отстраниться, стесняясь его сиюминутной ласки...
Вся его жизнь состояла из случайных встреч и поступков, заканчивающихся поворотами судьбы: работа, служба в армии, женитьба, уход из семьи, новая женщина. И замужество дочери явилось продолжением этой закономерности. На похоронах своей бабушки — его матери, она познакомилась с парнем, которого он пригласил со своей работы подсобить на похоронах, и это определило её дальнейшую судьбу.
Зятя он знал давно — не злобливый, безотказный, простодушный. Но у каждого есть свой изъян — стоило ему пригубить спиртного, и тормоза отказывали, а в таком состоянии он был не предсказуем...
Она никогда не жаловалась ему на проблемы в семейной жизни, а он не утомлял ее назойливыми расспросами. На вопрос, когда ждать наследника, она отвечала, что он об этом узнает первым. Но по этой части были непреодолимые трудности, да и здоровье у неё оставляло желать лучшего. А тут ещё появились проблемы с желудком, вылившиеся в хронических панкреатит. Она зачастила по больницам: то желудок, то странные переломы и разрывы связок.
… Первое апреля, он только позавтракал и был в хорошем расположении духа. Вдруг звонок. Возможно друзья, подумал он, беря трубку. Голос свояченицы: - Твоя дочь умерла. -Хорошая первоапрельская шутка, пронеслось в голове... - Не понял — произнёс он. - Твоя дочь умерла сегодня утром в больнице — повторила трубка голосом свояченицы... Первое апреля, первое апреля, первое апреля...
И вот год спустя, он стоит один под дождём на кладбище, и с фотографии на него смотрит она, его дочь 33-ёх лет отроду, а рядом сиротливо лежит мокрый плюшевый мишка с её рюкзачка...