Длинная дорога от маленькой станции... часть II

Ольга Фунтикова Бояркина
      Летнее время в тайге - пора заготовки ягод и грибов. Она начиналась с первым теплом и продолжалась до холодов. Сначала на открытых солнечных полянах появлялась земляника, душистая и манящая своими красно-белыми бочками. Первые грибы не были VIP-категории, а простые сыроежки, свинухи; везло, если попадали рыжеголовые стайки подосиновиков или скромные, на толстой белой ножке с коричневой шляпкой, похожие на молодые боровики, но обычные подберёзовики, или по-сибирски обабки. Вечерняя жарёха первых грибов с картошечкой, лучком и зеленью сводила с ума своим аппетитным запахом несколько соседних дворов...

      Позже грибов было несметное количество, и возили их не просто вёдрами, а полными люльками мотоциклов и багажниками легковых машин. Царствующее положение в иерархии занимал белый груздь, за ним - волнушки и рыжики, которые засаливались на зиму бочками. К концу лета валом валили опята. Они устраивали нашествие на грибников и окружали их пнями в человеческий рост, со всех сторон усыпанными гирляндами из монеток-опяток, бросались под ноги целыми шеренгами "мал мала меньше"... И ночью после такого грибного беспредела нельзя было глаз сомкнуть - они нагло лезли нескончаемым строем в сознание, просто до головокружения.

      С ягодами было то же самое. Ежедневные походы по жаре, комарам, мошкаре
в лес за малиной и смородиной, красной и чёрной, за черёмухой, (с которой зимой пекли такие пироги, что можно было проглотить язык,) поглубже в тайгу ездили за жимолостью. Ягодами были усыпаны заросли вдоль железной дороги, в районе котлованов. Малина была сладкой и крупной, как напёрстки, но обычно соседствовала с крапивой; смородина чернела и околдовывала огромными, как глаза барашка, ягодами; а в более тенистых и влажных местах, среди валежника, росла красная смородина, кислица, и походила на гроздья винограда. Ягоды после дождя были покрыты капельками, вот-вот готовыми сорваться от дуновения
ветерка или прикосновения.

      Хозяйки, смешав все три вида ягод, прокручивали их с добавление сахара, и получался такой ароматный, красивый на цвет и вкусный необыкновенно, конфитюр, что отдыхали все болгарские и венгерские консервные промышленности, вместе взятые... Варили малиновое варенье на случай зимней простуды, даже сушили и малину, и смородину, компоты в те годы не закатывали, видимо, было несподручно. И весь погреб был уставлен на зиму банками, вёдрами, бочками и бочонками всякой витаминной и просто вкусной лесной благодати...

      Особо надо упомянуть о таком сибирском таёжном явлении, иначе и не
назвать, как кедровые орехи. Это не только продукт - дар леса, это и вкусное лакомство, и лечебная кладовая здоровья, (в посёлке жил человек, которого во время войны мать, потерявшая молоко, выкормила орехами: щёлкала и толкла ему их, а потом давала сосать сквозь марлечку, сама потом осталась почти без передних зубов!) и самое настоящее богатство, ведь за кедровый орех осенью
заготовители выручают большие деньги.

      Развлечений особых, кроме кино и побегать, в посёлке не было. Женька
любил читать. Будучи маленьким, он просил маму вечерами читать ему или рассказывать, а может, мама приучила его чуть ли не с пелёнок к чтению, и он
уже на уровне рефлекса испытывал обязательную потребность в этом. Когда он
пошёл в школу, у него был очень богатый словарный запас и умение хорошо пересказывать. Он мог этим "томить" часами. В то время на телеэкране не было
ста безумных каналов и шоу каких-то олигофренов... Шли фильмы, такие как:
" Щит и меч", "Тени исчезают в полдень", "Вечный зов", "Семнадцать мгновений
весны". Женька мог красочно пересказать всю серию, с монологами и диалогами,
с интонацией, была только одна загвоздка - слушателей не было. Вот отчасти
поэтому, чтоб удовлетворить свою потребность в общении, Женька и любил ездить
в гости в Ачинск, к родственникам уже пенсионных лет, тётушке Глафире и Виктору Андреевичу. Они были педагогами, интеллигентными, хлебосольными и
добрыми. У них всегда находилось время выслушать всю Женькину трескотню.

       Виктор Андреевич обращался с ним, как со взрослым, при встрече даже
здоровался за руку, и они важно и обстоятельно беседовали обо всём. Голос у
Виктора Андреевича был мягкий, очень хорошая дикция, и характерная интонация
и произношение некоторых звуков: как оказалось, это как раз и свойственно речи коренных забайкальцев, некая напевность. А тётушка Глафира, филолог по
профессии, встречала таким милым забайкальским говором, несмотря на то, что
с юных лет, с периода репрессий, всю жизнь прожила в Сибири: - Ой, моя ты!
Паря, кто это нагрянул-то?! - и всплеснув руками, начинала собирать на стол.
Она была невысокая, полненькая, с вьющимися волосами, со жгучими живыми глазами на красивом светлом лице, всегда озарённом доброй улыбкой. "Коронкой"
у тётушки были пироги... В любое время, когда б ты у неё ни появился, к чаю
у неё было сорта три, не меньше, разных пирогов и тортиков.

      Мама называла тётушку то по имени-отчеству, то почему-то Лёлей. Как
оказалось, во время войны мама училась в начальной школе у тётушки, та уже была учительницей. Родство было не кровное, сестра её мамы была замужем за бабушкиным братом, но очень роднились, все тяготы ссылки, а потом и войны,
переживали вместе. Да у неё просто в характере было всем постоянно помогать.

      В новогодние каникулы в первом классе Женьке вообще пофартило...
Ни с того, ни с сего мама без предварительных сборов вдруг решила поехать в Забайкалье, на все каникулы. Туда ехать поездом, правда, было долго, но зато
новые ощущения и впечатления... Выехали ночью с 27 на 28 декабря, а 30 числа
были на месте, у подруги мамы, тёти Гали, в шахтёрском посёлке Харанор, или
Шерловая Гора - I. Туда же приехал из Приаргунска, (где Женька сподобился родиться,) старший брат мамы Александр Ефимович. Ему уже исполнилось 65 лет,
но он был очень крепкий и активный, Женьке понравился. В Приаргунск был въезд только по спецпропускам, там была пограничная зона, вот и решили повидаться
все на "нейтральной" территории. От поездки у Женьки осталось приятное воспоминание, куча всяких дум в голове, неразрешённых вопросов, хотя одной загадкой стало меньше: имел теперь представление о Забайкалье. Одним словом,
впечатлился на ближайшее будущее.

       А про будущее никто не знал, даже предугадать было не возможно, что
станет через десяток-полтора лет со всей страной, большой и монолитной, проверенной победой в Великой Отечественной войне и немыслимо быстрым послевоенным восстановлением. Что будет безжалостно вырубаться и гореть тайга
по всей Сибири и Дальнему Востоку. Что маленький посёлок в тайге будет почти
что на грани... - развал леспромхозов, безработица и безденежье, в семьях
безвыходные ситуации. Что многих ровесников уже нет на свете по различным причинам. Его, Женькино, будущее тоже будет не таким, каким ранее мечталось.
Приближается полувековой рубеж, а итоги не радующие: дом не построил, дерево
не посадил, сына не воспитал. Есть и дочь, и сын, и деревьев посадил не считанно...- но это всё где-то... разбросано по дорогам жизни.

       Имя ему дала старшая сестра, когда он родился, Евгений - благородный.
Вот только то и радует, что по жизни не предавал друзей, не делал подлостей,
больше всех навредил себе и огорчил маму: она очень страдала за его судьбу, молилась ночами и любила всем сердцем.

       Где-то в сибирской тайге, в маленьком посёлке Кытат, наступает тихо
и неторопливо очередная весна... А мимо пролетают поезда.

       08.03.2017г.

  на фото природа в окрестностях Кытата зимой