Весна

Фёдор Ивановски
               


     В начале лета, на Севере, света  много и люди не спешат сделать всё задуманное пока светло. Светло постоянно. Они и не торопятся. А зимой  света намного меньше, очень мало. И поэтому человек  уже никуда не спешит. Всё равно темно.  Успеется. 
Главное - было,бы тепло. Природа оставляет свой отпечаток на всём живом и неживом. Кажется, что на севере люди живут спокойно, как камни. Степенно что ли, нежели где-нибудь на юге. Но, так или иначе, Богдан жил на севере 35 лет и был уже вполне состоявшимся мужчиной во всех отношениях. Богдан давно привык к причудам Севера.  Он любил это время года: конец весны. Начало мая.
     В этом году, в  мае снег уже сошёл и оставил голую землю  ласковым  лучам   солнца.  Деревья  и кустарники  ещё  дремали. Но жизнь уже проснулась в каждой клеточке живых организмов. Зима отошла-таки. Земля проснулась. Она открывала свои глаза синими озёрами, унося с них ручьями и реками остатки грязно-белого льда и снега.
    Обо всём об этом думал Богдан и улыбался, наслаждаясь свежим ветерком, который обдувал его лицо. Он стоял посреди добротного деревенского двора своих родственников и вдыхал мягкий чуть сладковатый воздух.
     Богдан и Лиза  иногда выбирались из пыльного города к своим родным,  за город. Они были безумно рады и весне, и теплу, и смене обстановки после долгой  тёмной зимы. Они, впервые, все вместе, в этом году  прибыли сюда, чтобы открыть свой новый «шашлычно - банный»  сезон.  Прожили они вместе немного – немало: 20 лет, и нажили двоих  детей.
 Сейчас мальчишки,  собирали  сухую ботву на небольшом картофельном поле, и вместе с двоюродными братом и сестрой  кидали пожухшую траву в костёр.
     В доме, как обычно,  хлопотали  женщины. Топилась  баня, которую муж  Лизиной сестры поставил совсем недавно. Богдан и его свояк разжигали мангал для будущих шашлыков. Но свояк отошёл к соседу по каким-то дачным делам, и Богдан остался у мангала разводить угли.


     Глядя на разгоревшееся пламя, Богдан погрузился в размышления и воспоминания. Между ним и Лизой много было чего в жизни.  Но в эту зиму  Богдан ощутил наиболее остро, то ли охлаждения их чувств, то ли  появление чувства  привычки. Что-то ушло.
  Он понимал, что быт заедает всех. 
 «Какими бы пылкими  и романтичными отношения не были  в начале семейного пути, всё равно с годами что-то проходит. Появляются дети, требующие внимания и любви. Возникают заботы, проблемы, которые приходиться постоянно решать. Начинаешь меньше внимание обращать на себя, да и на любимого человека тоже. Проходит беспечность, которая так присуща молодости… Но это же неплохо! Появляется  опыт. А за ним – степенность, рассудительность, солидность и так далее. Во! Куда меня понесло»,- мелькнуло в голове Богдана.

   Всё это Богдан понимал и раскладывал по своим верным, как ему казалось, логическим  мужским полочкам. И всё вроде было правильно. Жизнь шла и шла. Дети росли, работа любимая была, достаток в доме присутствовал, и не малый. И как говорится: «Что ещё нужно мужчине, чтобы встретить  старость!?!». Но то-то и оно!
 Это и не давало покоя Богдану.  Видимо ему казалось,  что  «ещё не вечер». Ему было мало. Мало всего.  И был ещё, точно – «не вечер»!  Он был достоин чего-то большего. Он не хотел встречать или провожать старость. Он вообще не хотел думать о ней. О старости. И его отношения с женой, вернее, сказать чувства к ней, заставляли его вновь и вновь задумываться над такими, казалось бы, понятными вещами, как любовь. Ну и…  остальное… там.
 - Может  во мне дело всё? Может, в самом деле, старею? И она стареет!? – пробурчал он огню, который игриво облизывал берёзовые поленья.
 «….И Лиза стала какой-то другой. Менее внимательной. Куда-то исчезли юмор, озорство, остроумие. Или всё это он накручивает сам себе? Придумывает себе в оправдание, потому  что у самого «рыльце в пуху»? Подозревать её в изменах?! Ревновать!? Бессмысленно. Ведь за столько лет супружеской жизни Лиза ему, ни разу и повода-то  не дала, даже подумать об этом. Нет.»
    Богдан был уверен  на тысячу процентов  в том, что ничего такого и быть не могло.
    Она - Лиза, в отличие от Богдана, никогда не лгала супругу. И он прекрасно знал это.
  «Скорей всего она просто устала. Или стала  меньше меня любить меня.  Время идёт.  Она – не девочка. Я – уже не красавец», - как-то сумбурно прыгали мысли Богдана,
  «Разглядела? Да я и не был никогда красавцем! С моим-то лошадиным профилем! И верблюжьей походкой… ,- он улыбнулся, - Хотя вряд  ли.»
   «Может быть какие-нибудь  женские дела? Но, какие? Если бы, что не так – Лиза бы сразу сказала. Нет. Она-то как раз покруче будет, чем я. Красавица. Сорок пять! А навскидку не более38! Ну, 39!» – убеждал он сам себя с гордостью,- «Хороша она!»


    С Лизой у них  сложилось как-то всё  само собой. Работали в одном коллективе, знали друг друга несколько лет. Все эти годы тайком симпатизировали друг другу и, присматриваясь, подглядывали друг за другом. Они даже не встречались толком. Просто, взяли  и поженились на удивление всем  окружающим. Да ещё и обвенчались! Тогда было лихое время. Страна в полном смятении! Крах коммунистов.  Начинались самые нестабильные  90-е годы.  Денег  полно, а  купить нечего. Карточная система. Можно сказать голод. Люди все задёрганные, как животные, которые  чувствуют приближение очевидной катастрофы. А у них любовь «образовалась»!
    А летом  90-го года они взяли и обвенчались.  Тогда и венчание модным-то не было. Стало модным чуть позже.  А вот Богдан почему-то настоял на венчании. Он даже сам не понимал, зачем  оно и к чему, но почувствовал необходимость в этом. Это потом уже, в лихолетье, под конец   девяностых Лиза и Богдан, осознано к Богу пришли.  А сначала – интуитивно, наверное.
    И первенца своего в  той же церкви крестили, где и венчались – под  Калугой.
  Богдан и Лиза, и с работы вместе ушли, чтобы начать всё с нуля. Они как-то в одночасье оба поняли, что не могут жить друг без друга. Да и не хотят! И Лиза, тогда, полностью доверилась Богдану. В чём никогда не жалела. Она любила всё то, что создавала сама. Мужа, детей, семью, свой дом и свою любовь.
     Вот так и потекла их размеренная семейная жизнь.  Иногда  экспериментальная,  иногда  экстремальная, а иногда идеально тихая и счастливая. Но…


     Лиза подошла тихонько, чтобы муж  её не сразу увидел, и прислонилась к поленнице, которая  чуть  прикрывала спуск к нижнему  палисаднику.
    Она стала наблюдать за Богданом с высоты. Он ловко орудовал  двумя тонкими палками в  мангале и что-то колдовал над огнём. Лиза любовалась  им. Богдан был невысокого роста, чуть коротковат в ногах, но хорошо сложен. Он,  в свои  пятьдесят лет, мог дать  фору  любому  тридцатилетнему  мужику. Про таких  «мужичков» женщины обычно говорят, хмыкая и поднимая правую бровь  – «интересный мужчина».
    Лиза  смотрела на его плечи  и крепкие руки. Она наблюдала за игрой мышц на них  и знала, насколько они могут быть, сильными и крепкими. И насколько, эти же руки могут быть  мягкими и ласковыми. Лиза очень любила его руки.
 - Ну как костёр?- спустя минуту, наклонив голову вправо  и лукаво улыбаясь, спросила она.
 - Го-о-рит… - на распев ответил жене Богдан, продолжая руководить костром в мангале. Он  всегда чувствовал Лизу, когда та приближалась к нему, но никогда не показывал ей этого. И сейчас Богдан знал, что она стоит где-то  сзади и наблюдает: что он делает и как.
    Богдан решил не напоминать ей об их размолвке, случившейся по дороге к родственникам. Не нагнетать и так раскалившееся пространство между ними, за последний месяц по разным пустякам. Он  повернулся к ней лицом и широко улыбнулся.
 - Мяса хочешь, да?- спросил он, наклонив голову, передразнивая жену.
 Яркое полуденное солнце ослепило его. И Богдан попытался закрыть солнце рукой, чтобы увидеть Лизино лицо.
 - Не-а! – мотая головой, озорно  ответила Лиза. Она отшатнулась от поленницы, чтобы  закрыть своей спиной  солнце от Богдана. Тем самым, давая ему понять, как она заботится о своём муже. На фоне нежно  голубого  неба  зачернел её стройный  силуэт в  ореоле тонкого ситцевого платья.
 - А чего ж ты хочешь? Боярыня моя?!- с паузой произнёс Богдан.
 - Я-а-а? - протянула жена и хихикнула.
 - Я в баню, боярин, хочу… – через мгновение ответила Лиза. Также с паузой, и также лукаво, и даже чуть-чуть бесстыже. Она смотрела мужу прямо в глаза.
 - Ты дрова не подкладывал ещё? В баньке, в печь, – не сводя с Богдана своих серо-голубых глаз, начала спускаться Лиза вниз по лестнице в палисадник. В руках она крутила какую-то веточку.
 - Нет, милая. – Богдан отложил свои палки на маленькую дровницу. Он  поймал её взгляд и почувствовал в нём какую-то цепкость.
   - Нет…, боярыня моя, - опять сказал Богдан. И, вытирая руки, он тихо пошёл ей навстречу, повинуясь этому гипнотизирующему взгляду. Сердечко его забилось, словно  воробей, который пытается вырваться из ловких мальчишеских рук.
    Они, не торопясь, подошли друг к другу и прижались. Веточка выпала из рук Лизы.
 Его руки скользнули по знакомым бёдрам на талию, а она нежно обняла его за шею. От Богдана пахло дымом и свежестью, а от Лизы исходил тонкий аромат печёного  хлеба. Она чуть приоткрыла свой ротик и погрузила в него мягкие и сочные губы Богдана. Поцелуй длился не очень долго, но очень страстно и нежно.
 «Ах, какие они сладкие и…нежные!!!» - пронеслось эхом в Лизиной голове.
 - Так ты не…подкладывал…, значит? – переспросила  Богдана жена, не сводя взгляда с его влажных губ. Богдан,  молча отрицая, повертел головой, как послушный конь.
  Быстро стрельнув глазами вокруг, он потянулся к её губам, чтобы продолжить сладкие мгновения.
 - И… мы не замёрзнем? – шутливо, с иронией,  тихо спросила  Лиза, съедая  взглядом губы Богдана. И, положив на них свой изящный указательный пальчик, чтобы он продолжал молчать, нарочито строго закончила:
 - Тёща сказала, что нужно обязательно подложить. Вот так.
 Она медленно повернулась и также медленно стала подниматься обратно к поленнице.
 - Ну, раз, тёща…  сказала, то конечно…- с ироничной безысходностью, ответил Богдан и развёл руками.


     Лиза поднималась по крутым ступенькам всё выше и выше, и муж  не мог оторвать взгляда от её длинных красивых ног, которые заканчивались не менее красивым завершением, которое немного выглядывало из-под  подола платьица.  Лиза специально не прикрывала подол платья рукой, как это обычно, машинально, делают женщины, поднимаясь по крутой лестнице. Она  чувствовала  взгляд  мужа на себе и поэтому чуть-чуть задержалась на последней верхней ступеньке, давая насладиться картиной  Богдану.  Да и себе тоже.
 - Вот лиса! – улыбаясь, прошептал себе под нос Богдан.
 «Что это с ней?», - подумал он, Когда Лиза скрылась из виду.
 «Как это можно объяснить? Она, что? Мысли мои читает? Вот ведь! Чувствует, что ли она о чём я думаю? Или всё это совпадения?»,- возникали вопрос за вопросом у Богдана в голове, - «А может это время другое? Другая весна, другой май. Другая жизнь?!»
    А в это время, сделав  детям на поле маленькие наставления, Лиза уже шла по деревянным мосткам. «Трусики-то, наверное, надо было бы снять»,- приближаясь к дому,  думала она о Богдане и улыбалась,- «Ладно, ещё успею…. Снять», - Лиза оглянулась  на баню и вошла в дом.


      В  доме кипела работа. Мать пекла хлеб, вернее сказать, уже допекала. Акимовна всегда пекла хлеб, когда её семья: две дочери, зятья и внуки, собирались вместе. Она умела это делать и любила. Все  домашние любили её вкусный и мягкий хлеб. Эта  первая совместная трапеза с домашним хлебом и жареным  мясом означала, что наступает лето и впереди много тепла, света и многих других  удовольствий: бани, купания в реке, рыбалки, застолья,  игры и кувыркания на сеновале. Младшая дочь Акимовны – Лида, сестра Лизы, тоже занималась делами. Она перебирала старые вещи и раскладывала их на две кучи. В одной куче вещи собирались для дальнейшей  работы в хозяйстве, на даче, в другой – для передачи на монастырский  двор, в церковь, для малоимущих и монахов. Это делалось исправно, каждый год. И Лиза постоянно вместе с Лидой отвозили на следующий день вещи на подворье местного монастыря. Сёстры почти во всём были единодушны, и в этом тоже. Им нравилось помогать другим людям, особенно тем, кто об этом не просил, но нуждался. Они прекрасно помнили  своё «счастливое советское» детство, которое никак  не было похоже на  детство  их  детей. Обеспеченное и продуманное. Нет, детство у них было нетрудное, но что такое «нужда» они знали. Поэтому и старались всё продумывать и просчитывать. 
 - Ну как там?- спросила  Лида, увидев, вошедшую сестру.
 - Всё нормально. Все при деле, - продолжая улыбаться своим мыслям, ответила Лиза.
 - В баню-то пойдёте? Или пацанов сначала?
 - Не-е, сначала мы,- махнула рукой старшая сестра, - потом пацаны, потом вы, -  И Лиза вопросительно посмотрела на Лиду.
 - Мы не идём с Борисом, - Лида завертела головой, - Мама тоже. Мы вчера ходили.
 - Кроме вас - все чистые. Все мытые, - выгружая большой каравай из печи, отозвалась Акимовна.
 - Да ну! Мы тоже каждый день в душе по два раза бываем,- помогая матери расположить хлеб на столе, ответила дочь не без сарказма,
 - А старший наш может и по три раза там бывать, - Лиза с укором посмотрела на мать.
 - Девчонка появилась, что ль? – заулыбалась Лида.
 У Лиды с Борисом было тоже двое детей: дочь Татьяна - ей было 22 год, и сын Ромка – 12 лет от роду. И что такое взрослый ребёнок в семье Лида раньше узнала, чем Лиза.
 - Ой! Уже со счёту сбились… Все сбились! И я, и отец, и даже младший - хохотнула старшая сестра.
 - Да-а. Совсем взрослый стал. Изящный получился мужичок, – заключила Лида.
 - Да Ромка у тебя такой же будет! Вот увидишь! Порода, Лидочка! – продолжала старшая сестра, - От Татьяны, вон, глаз не оторвать!
 - Да-а, против породы не попрёшь, - глядя на дочерей и вытирая руки полотенцем, брякнула Акимовна.
 Сёстры посмотрели на мать, переглянулись и, потупившись, заулыбались.
  Женщины не ожидали от своей матери такого откровения, так как Акимовна слыла простой деревенской женщиной, и по своей природе была скромной и застенчивой.
 Но в последние годы, особенно после смерти мужа, отца Лизы и Лиды, у Акимовны случались несвойственные ей словесные  выпады и суждения.
 - Ты когда пойдёшь в баню,- нарушила возникшую паузу Акимовна,- возьми с собой куртку-то.  А то свежо ещё,- дала наказ дочери мать.
 -Ну, тогда, накрывайте на стол. Шашлык быстро готовится. Мы скоро, - взяв куртку и полотенца, Лиза вышла за дверь. 


       Лиза прошла в баню и стала располагаться. Дети по-прежнему  находились на поле, и  уже выполнив указанный фронт работ, запускали воздушного змея. Лиза аккуратно раскладывала  банные принадлежности и свои украшения: серьги, цепочку с крестиком, часы. Заглянув в  моечную и  парилку, она поняла, что париться будет сложно. То есть – холодно. В главном помещении было просто  очень тепло, даже не жарко. Она хотела позвать Богдана, но передумала. Мысли её были именно о нём. Лизу тревожило то же самое, что и Богдана, только с её позиции. Лизе казалось, что, он - Богдан, стал каким-то другим. Он всё чаще и чаще избегал откровенных разговоров, меньше шутил, меньше уделял внимание и ей и сыновьям, ссылаясь на занятость, на нехватку времени. Был каким-то растерянным. А порой резким и категоричным.
   Нет. Если бы у него кто-то появился, по  моложе, и по интересней она бы сразу поняла. Почуяла, что говорится. У неё был уже печальный опыт с Богданом, когда он увлёкся одной молодой девицей. Лиза приняла тогда очень мудрое и верное решение.
   Нет – она бы сразу почувствовала.  Лиза медленно разделась и вошла в моечную. Она решила  сначала помыть голову, подкинуть дровишек для жара, пара поленьев лежала возле поддувала, а потом  уже крикнуть Богдана. Набирая воду в большой таз, Лиза продолжала думать  о муже.

     Богдан Лизу устраивал во всех отношениях. Он был и ласковый, и нежный.  И жёсткий,  когда это  было нужно. И трудолюбивый и ленивый. И умный и глупый, как ребёнок.  Всякий. Он был образован и начитан, но иногда своей недогадливостью и несообразительностью, просто – тупостью, выводил её из равновесия. Да что там говорить! Жизнь прожить – не поле перейти. Конечно, и её вина была в том, что Богдан стал другим. А может, и нет! Лиза просто любила его. Сначала, как девчонка, потом как жена, потом как мать его детей, а сейчас - просто, как красивая взрослая женщина. И на дурацкий  вопрос  «подруг»: «Что ж ты за него  так долго  замуж не выходила, не признавала его»? Отвечала коротко и ясно, обескураживая своей откровенностью: «Дура, была. Глупая».
    Нет, конечно. Что-то, происходило между ними. Но что именно Лиза пока не могла понять. Она, как всегда, по-женски мудро, решила поговорить с  Богданом, но очень осторожно. Чтобы не копить негатив и не дать развиться этой ситуации дальше. А сделать это она решила  сразу после бани. В предбаннике. Сначала смыть весь «мусор» с обоих, и начать всё заново, с белого листа.
 «Погреемся, попаримся..., что-нибудь ещё…поделаем»,- хитрая улыбка мелькнула в глазах зрелой женщины, - «и во всём не спеша разберёмся. И похуже времена были»,- поставив таз на нижнюю лавку, заключила Лиза.

     Как только подошёл свояк, Богдан сразу поднялся из палисадника на картофельное поле. Угли были хорошими и  шашлык на шампурах уже «желал» костра, ожидая предпоследней своей стадии. Мясо, впрочем, как и вся кулинария, и вообще всё творчество не терпит коллективного подхода. «Невозможно написать прекрасную картину, или  красивую музыку вдвоём или вчетвером. Этот процесс очень личный,  сродни исповеди или колдовству»,- считал Богдан.  Поэтому он сразу удалился, чтобы не мешать Борису  приготовлению блюда. На поле по-прежнему резвились дети, и он решил заглянуть в баню, и выполнить тёщин наказ. Войдя в предбанник, Богдан понял, что Лиза уже там. Душистый запах сухих берёзовых веников и сосновых брёвен  заползал в него. Дышалось легко.  Богдан тихонько разделся и, чтобы, вдруг,  не напугать Лизу, кашлянул.  Лиза тоже услышала, что кто-то вошёл и, поняв, что это тот, кого она ждала, продолжила намыливать голову.
 - Это, ты, Богданчик?- спросила она, почувствовав, как открылась и закрылась дверь  в  моечную.
 - Нет, это  не я, - открыв дверку печи, пошутил муж и положил на тлеющие угли берёзовое полено.
 - Да-а? Как интересно! – засмеялась Лиза, продолжая мыть голову.
 Богдан положил ещё одно полено и стал дуть в угли, чтобы появилось пламя. Пламя не заставило себя  долго ждать, и, вспыхнув, стало пожирать сухую древесину. В бане было не жарко, но очень тепло. При любом перемещении тела - кожа ощущала горячий воздух, и покрывалось мурашками. Тонкий запах Лизиного шампуня, смешанный с запахом  берёзовых листьев, щекотал в носу. Богдан посмотрел на жену.
     Тусклый свет от окна падал на её мокрые руки плечи и шею, и поблёскивал в пузырьках белоснежной мыльной пены. Красный мерцающий свет от  топки печи,  отражался на икрах и бёдрах Лизы. Она стояла, нагнувшись, широко расставив ноги. На её  лопатках, спине и ягодицах выступило огромное множество бусинок пота. Они  увеличивались и соединялись в извилистые блестящие дорожки, стекая по бокам и ногам женщины. Богдан стоял заворожённый этой  картиной. Он почувствовал, как кровь, пульсируя, приливает к рукам, ногам, голове - ко всем его членам. Глаза его заблестели, и слегка затуманилась голова. Он неслышно подошёл к жене и опустился на колени.
 - А кто же, если не ты? – почувствовав приближение другого тела от движения горячего воздуха, опять спросила Лиза.  И не получив ответа, она ополоснула  лицо горячей водой.
 - Дымовой, - ответил Богдан и начал жадно целовать: сначала икры, потом под  коленки, поднимаясь всё выше и выше.
 По Лизе побежали мурашки. Она посмотрела между своих ног, чтобы увидеть Богдана. Но головы мужа там уже было. Через мгновение она поняла, где находятся его голова и нежные губы. Он целовал её везде. Целовал точно так же страстно и нежно, как Лиза целовала его, совсем недавно, в палисаднике.  Холодная, а потом горячая, как воздух волна, пробежала по её влажным ногам, пояснице и талии, и томный  сладкий  ток пронзил её затылок.
 - О-о, подожди, - еле выдохнула она, - Дым…о…вой…сумасшедший…мой…я  же в мыле…,- тихо сказала Лиза, чуть  глотнув  воздуху.
 - Ну и что… Не могу, - раздался хриплый и скомканный шёпот Богдана сзади, - Не могу остановиться, боярыня моя.
 Лизе очень нравилось всё, что сейчас вытворял Богдан. Но не могла, же она, и в самом деле, «этим» заниматься с намылинными  лицом и глазами. И хотя ей страшно не хотелось, чтобы Богдан останавливался, она собрала последние остатки силы воли, и мягко приказала мужу:
 - Милый! Вылей на меня всю воду…. Пожалуйста. И делай со мной…, что хочешь…
 -Всю-всю-всю !?..И.. Всё-всё-всё-ё?! И что хочешь? - шутливо бросил Богдан,  добравшись своими поцелуями уже до копчика.
 - Да-а, любимый…,- предвкушая будущие события, прошипела Лиза.
 Он взял с полки ковшик, и, зачерпнув воду из таза, стал лить на поясницу жены.  Вода бежала по ложбинке позвонков и врезалась в пышную белую пену с волосами.  Лиза стала быстро промывать голову и лицо руками, чтобы освободиться  от мыльного плена, и продолжить свои наслаждения. Богдан, обливая Лизу водой  с правой руки,  левой рукой - откровенно гладил и ощупывал её во всех нижних местах. Лиза, промыв  голову и облокотившись на лавку руками, рассмеялась.
 - Ты, что там делаешь? Дымовой?
 - Где? - положив ковш на место, отозвался Богдан, словно не понимал о чём идёт речь. Он уже и правую руку запустил в «дело».
 - Да там! Руками, – продолжая смеяться,  ответила Лиза.
 - Я?...Я делаю ревизию и массаж,- с пафосом профессионального массажиста, тоже смеясь, заявил муж.  И  его руки  скользнули  по спине к мягким и нежным  грудям, которые чуть-чуть не умещались в его ладонях. Богдан накрыл Лизу своим телом и начал целовать её покатые плечи. Его плоть скользнула по её ногам  и дыхание участилось.
 - А тут у нас что?- опять как-то лукаво и озорно спросила Лиза. Она  левой рукой  сзади нащупала яички Богдана, а затем правой ладонью обхватила его упругую  и полную плоть.
 - У-у-у! Какой он! – с восхищением  произнесла она, - Давно ты «дружочек», «дома-то» не был! Давно-о-о…, –  и  Лиза тихо захохотала. Глаза её чуть прищурились. Она облизнула уже полусухие губы.  И погладив нежно подушечкой большого пальца влажную и скользкую  головку плоти, которая напоминала ей шляпку молодого  подосиновика,  направила её в себя -  в лоно тепла  и  ласки.
 - Иди сюда, малыш,- заключила она шепотом, и прикрыла от удовольствия веки.
 Богдан как будто всю жизнь ждал этого момента! В голову ударила опять кровь. Дыхание стало прерывистым и частым. Тело охватила мелкая дрожь, и мозг захватило чувство полёта. Медленно входя в Лизу, он наслаждался каждой микросекундой, каждой невидимой волной, которая излучалась от неё. Буря желания и  нежности захлестнула  Богдана.
 Лиза  тоже давно ждала этого момента.  Всё внутри её раскрылось, распустилось, как весенний ирис  под  лучами  первого  майского света.  У Лизы закружилась голова. Она тихо застонала. Волна наслаждения за волной истомы начали накрывать её до потери самообладания. В этот момент Лиза ни о чём не могла думать. Она могла  только чувствовать. А чувствовала она себя - центром Вселенной. Они так нежно и крепко слились в одно целое, что казалось, не одна причина в жизни не может изменить этой гармонии.
    Они ласкали друг друга всеми частями тела, и говорили  какие-то  странные  бессвязные  слова.  Они наслаждались друг другом и своей гармонией. Стало гораздо жарче в бане, чем было, и они перебрались на пол. Отсвет языков пламени от  щелей дверцы печи, мерцал на их мокрых от пота и воды телах.
 - Любимый, ласковый мой, самый лучший… Сумасшедший… Ещё… Ещё, - шептала Лиза,
 - Давай… ещё
 Богдан целовал её шею, щёки, глаза, губы. Он сильно прижал к себе Лизу, обхватив жену одной рукой за талию, другой за лопатки. Она лежала на его руках, едва касаясь макушкой пола. И вот Богдан весь напрягся. Глаза его округлились, ноздри расширились. Он втянул жадно горячий воздух и…
 - О-о-о-о-о! Лизонька! Любовь моя! А-а-а-а! – раздался в бане мужской приглушённый рёв.
 - А! А! А! Люби-и-мы-ый! А! А! – хрипло застонала, извиваясь, Лиза. Глаза у неё закатились, и тело  её колотилось  сладкими конвульсиями в крепких, но нежных руках Богдана.
 Она прикрывала широко открытый рот Богдана своими тонкими пальчиками, чтобы приглушить его звуки, но они проваливались в этой пропасти наслаждения.
 - О-о-о-о-о! Любимый! О-о-о-о!– Лиза поднималась и поднималась по крутой лестнице счастья. Как по той, что вела, с нижнего палисадника к поленнице. Она была полностью во власти Богдана. 

    Никто не знает:  сколько длится это мгновение.  Может несколько секунд, может целую минуту! Может несколько. А может и целую вечность! В  этот промежуток времени, а лучше сказать промежуток жизни, за  человеком встают века, эпохи, тысячелетия и цивилизации. Весь род человеческий! От самого Адама и самой Евы!

 
             После апогея этого прекрасного занятия супруги ещё несколько минут приходили в обычное состояние, целуя, и лаская друг друга.  Любуясь, и наслаждаясь друг другом.
 Дверь со двора в предбанник открылась и в раскрытую щель просунулась голова племянницы.
 - Э!-Эй! Люди-и-и! У вас всё в порядке? – спросила Татьяна, прислушиваясь к тишине.
 - Да, Танюш, в полнейшем! – отозвалась Лиза, разглаживая брови мужа и рассматривая его серые лучистые глаза.
 - А кричали чего? – не унималась та.
 - Да это…. Дядя Богдан….Чуть на камни ни сел, - улыбаясь во весь рот, ответила Лиза и шёпотом добавила, - Попой….
 - Всё в порядке, Танюш! – подтвердил Богдан, - Все живы!
 - А- а! – протянула Татьяна и улыбнулась, покачав головой, - Я так и поняла, а то пацаны  всполошились.
 - Передай, что отец жив! - засмеялся Богдан и прижался щекой к груди Лизы. 
 - Пока… жив! - добавила жена.
 - Ну-ну. Я поняла,- хитро улыбаясь, племянница закрыла дверь.
 - Ну давай мыться, что ль? – вставая, сказал Богдан.
 - Я уже. Мне только ополоснуться, - поднявшись, улыбнулась Лиза, - Мойся сам!
 - Да не-е…. Я только попарюсь.… Один разок, - набирая воду, словно извиняясь, посмотрел на жену  Богдан, - Я же чистый, - заключил он.
 Лиза обняла его и сказала:
 - Но только разок, а, то я очень соскучилась, по тебе…  Я очень люблю тебя.
 - Лизок, ты прости меня. Я был, наверное, не прав, я  хотел поговорить…с тобой….  Я тебя тоже очень люблю…, - Богдан не договорил. Лиза опять приложила свой нежный пальчик к его губам.
 - Я всё знаю… Я тоже не права была….Я тебе всё расскажу дома, - прошептала, улыбаясь, Лиза, - парься, я подожду тебя в доме.
 И потом, чмокнув мужа в подбородок, добавила:
 - Сполоснёшь меня?
 Она взяла тазик  с тёплой водой и подняла его над головой. Богдан взял второй таз, и тоже поднял его над её головой. Вода медленно полилась на голову Лизы, омывая её спелое расслабленное  тело от обид,  невзгод  и подозрений.
  Лиза вышла из бани, надев куртку и накрыв голову полотенцем. Она пошла в дом.
 Богдан набрал в тазы  холодную воду  и, вылив на камни ковш горячей воды, уселся на верхней полке.

      
       «Значит вот как!? Всё нормально?! Значит, ничего не ушло, а даже наоборот прибыло!», - спрашивал он себя, - «Значит, я всё надумал, что ли? Придумал? Нет. Не может быть! Значит, ничего не изменилось? И любовь не прошла?». Жар от камней  упал на голову и плечи Богдана. Он взял берёзовый веник и начал неистово лупить себя по спине, бокам и груди.
 «Нет, не всё так просто!», - стучали мысли в его голове, - «Не может всё сводиться к этому…  голому сексу! Тут, что-то ещё есть». Тело его стало красным, как у вареного рака. Богдан соскочил с полатей и опрокинул на себя таз с холодной водой. Он даже не почувствовал разницы температур. Только камни зашипели от разлетающихся брызг. Со вторым тазом пришла долгожданная прохлада и прозрение, наверное. Тело его покрылось белыми пятнами и прозрачными крупными каплями.
 «Нет, не в сексе дело. Секс- это всего лишь…секс. Инстинкт. Необходимость. Но прекрасная необходимость!»,-  мудрствовал лукаво Богдан, улыбаясь и перебирая в памяти недавние ощущения.
    «В баню нужно чаще ходить…Вместе… О!»,- пришла ему вдруг в голову неожиданно простая мысль. Он вышел в предбанник и сел, продолжая размышлять.
    «Дело тут, скорее всего во времени и в нас самих. Нас окружает множество вещей и они, меняясь со временем, или во времени, меняют нас. Как времена года! Каждому растению – своё время. А каждая пора по-своему хороша. Да и года-то…. Все разные. Год на год не приходится, как говорится в народе. Зимой – мы одни, летом – другие. Мать-Земля! Она ведь тоже своего рода живой организм. Она тоже влияет на нас, как и мы на неё. И живёт она не только своими временами, но временами неба, Вселенной! А народ…. Нация – это тоже живой организм. Вон, Инки! Был народ и…. Нету! Видимо влились в другую расу, а пирамидки-то… остались. Да, жизнь…. Она ведь вечна!», - он начал вытираться,- «А  молодость, романтика и прочие штучки двадцатилетней давности, они  и сейчас присутствуют в нас, только  в другом виде. Ракурсе.»- вспомнил он «умное» слово.
    «Правы учёные мужи – всё по спирали! Во, меня понесло! Прям, хоть трактат пиши о семейной жизни. Или о любви!»,- закурив сигарету, думал Богдан, - «Правильно кто-то сказал: « Если человек имеет, хоть одного ребёнка – он бессмертен!»


      С такими и другими мыслями он медленно оделся и вышел. Возле костра пацаны бурно о чём-то беседовали. Татьяны не было.  Увидев отца, к нему подбежали младший его  сынишка  и  племянник.
 - Па-а, ты чё обжёгся, да? Нам Танечка сказала!
 - А! Ерунда, сынок, - Богдан посмотрел в его серо-голубые глаза. В них было полно любопытства и доверия,- Осторожней надо быть около огня,- заключил серьёзно отец. «А  глазищи, как у матери!», - подумал Богдан и взлохматил белокурые волосы.
 - Дядя Бодя! – заорал Ромка,- Батя шашлык сделал! В дом понёс!
 - Это мы что же, так долго мылись, или шашлык так быстро поджарился? - сам себя спросил Богдан, и продолжил:
 - Ну а вы что?! Маленькие что ли? Руки мыть! И за стол! Девчонки наши заждались уж!
 - Девчонки!? – прыснул в маленькие ладошки младший, и побежал к дому.
 Богдан вдохнул свежий тёплый ветер и подумал, глядя вслед мальчишкам: «Новая весна! Новая молодость! Новая романтика! Новая жизнь! Сколько их ещё будет!? Новых времён!  Наверное,  до самого конца!...
  А может, и конца-то никакого нет?!».
 Заложив руки за голову, Богдан пошёл за детьми. На крыльцо вышла Лиза и, увидев идущего мужа, почти крикнула, рассмеявшись:
 - Ну, ты где,…  Дымовой! Тёща уж заволновалась!
 Лицо её сияло, как яркое  тёплое  майское солнце.
 И было в нём что-то божественное.


2010 год.