Вихрастым пареньком, подпоясанным лыковым ремешком, Володя Солоухин лазал по деревьям к птичьим гнёздам, чтобы стать обладателем пёстрых, белых или небесного цвета яичек птиц.
Брал по совести: только по одному яичку из кладки. Как самое дорогое сокровище он мечтал, что подарит когда-нибудь своей любимой набор птичьих яичек, положенных в хрустальную вазу.
В стихотворении «Погибшие песни», он горестно замечает:
Из них ведь птицы быть могли,
А птицы петь бы стали!
Человек вовсе не всемогущ, и многие явления природы не подвластны ему, а всё-таки:
Мне не унять метели,
Не растопить снега...
Но чтобы птицы пели -
Это в моих руках.
Вот могучий лесной красавец лось, бросив на спину свои тяжелые рога, прорывается через орешник, услышав призывный голос подруги (стихотворение «Лось»).
Но в миг, когда он шёл долиной,
Одним желаньем увлечён ,
Зрачок стального карабина
Всмотрелся в левое плечо.
Мало того, что человек в охоте использует выдуманное им безотказное средство охоты - заряженное ружьё, он ещё додумался до того, чего никогда не применяют животные по отношению друг к другу, например, быть коварно обманутыми звуком умело сделанного манка охотника.
Вот чайка, океанская вольная птица, случайно запуталась в ветвях дремучего леса. И долг человека – спасти птицу (стихотворение «Чайка»).
Я простор тебе дам. Только ты не спеши
О тяжелые ветви разбиться,
Залетевшая в дебри таёжной тиши
Легкокрылая милая птица.
Вот клин гусей в небе, летящих в неведомые страны юга, над северными сёлами. Впереди гусей ждёт ветер странствий, вольный полёт, но вот что может случиться на рассвете: птица получает «полнапёрстка дроби под крыло» (стихотворение «Гуси шли в неведомые страны»).
И повиснут крылья, а пока
Легок взмах широкого крыла.
Услышал зов свободного полёта гусей на сельском дворе краснолобый медленный гусак. До этого времени он жирел и был доволен своей участью. Но вдруг от крика вожака гусиной стаи в ожиревшем сердце гусака «дрогнул ветер странствий и полёта» и он рванулся:
«И, ломая крылья о дорогу,
Затрубил свободу и тревогу.
Но, роняя белое перо, он упал.
. . . . . . . . . . . . . . .
А на юге в небе светло-синем
Таял зов, на крыльях уносимый».
В стихотворении «Журавли» слышится зов памяти поэта к свободному полёту птиц:
Годы мне для памяти оставили,
Как стоял я около реки
И, покуда в синем не растаяли,
Журавлей следил из-под руки.
И сокровенное желание поэта, жившего в городе - это снова когда-нибудь увидеть журавлиный клин.
Журавли!
Заваленный работою,
Вдалеке от пасмурных полей,
Я живу со странною заботою —
Увидать бы в небе журавлей!
Вот поэт в роли охотника в стихотворении «Боги» становится как бы вершителем судьбы птицы. Ловкий стрелок он может сделать так, что путь от жизни птицы до её смерти будет короче мгновенья. Но вот (как бы солнце проглянет) в охотнике появляется подспудно живущее в нём чувство сострадания:
Улетай себе, птица, оставайся жива.
Поэт подчёркивает сообразительность и хитрость наших пернатых собратьев.
Только птицы хитры, улетают заране,
Мол, на бога надейся, но лучше в кусты…
Вместе с тем птицы очень доверчивы к человеку.
Белогрудая ласточка села на провод,
Восхищённо глядит, хоть в упор её бей.
Так за что ж её бить, за доверие, значит?
Для того, чтоб она нелюдимой была,
Та, что даже детишек от взгляда не прячет
И гнездо у тебя над окошком свила?
Далее в стихотворении поэт, пораженный доверчивостью птицы, восклицает:
Ты её не убьешь и пойдешь по дороге,
Онемеет в стволе окаянный свинец…
И как призыв к общечеловеческой ценности:
Пуще глаза, о, с громом и молнией, боги,
Берегите доверие душ и сердец!
Вот стихотворение «О скворцах». Люди по древнему обычаю весной готовят скворечники.
За морями родные скворечни
Обязательно снятся скворцам.
Здесь родились, летать научились,
Значит, родина ихняя здесь.
Поэт особенно выделяет скворцов от других птиц.
Можно галку убить и сороку,
Но обычаи наши строги:
Ни один сорванец босоногий
На скворца не поднимет руки.
Но вот что наших скворцов нередко ожидает в южных краях.
Помню, раз заходили в Австралию,
Там на тонны считают скворцов.
Расставляются гиблые сети,
Из капрона тончайшая снасть.
Потом скворцы идут на стол как деликатес.
Соберутся высокие гости,
Драгоценные камни надев.
И ломаются тонкие кости
На жемчужных зубах королев.
А вот о задиристых петушках (стихотворение «Петухи»). Цыплята бегали дружной стайкой «по зеленому лету».
Но вот к осени среди дружной ватаги цыплят выявились два драчливых петушка- соперника.
И раньше или позднее
Быть великому спору:
Который из них сильнее,
Кому вожаком быть впору.
А кому под топор на плахе…
А хорошенькие молодки наблюдая за петушиным боем даже про корм забывают. Вот сдавшийся петушок скрылся в сарае. Его окружают заботой, откармливают овсом. И весной окрепший петух берёт реванш.
Вышел, качая гребнем,
Красным, словно кирпич,
И раздался по всей деревне
Боевой петушиный клич!
Заматеревшему петуху впору бы снова сразится со старым вожаком кур, но тот струсил:
Вздрогнул вожак и даже
Не принял повторный бой.
А мой среди кур похаживал,
Покачивая головой.
А вот ощущение залихватской гонки на санях:(стихотворение "Сани").
Зря меня учили деды —
Не в свои сани не садись!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Кони взяли с ходу-срыву.
Дело – крышка,
Дело – гроб.
Или вынесут к обрыву,
Или выкинут в сугроб.
Но прочь страх: грубые руки уверенно держат вожжи, узда врезается в бархатные пенистые губы лошади.
Не такие шали рвали,
Рвали шелковы платки,
Не такие утихали
Вороные рысаки!
Упоённый победой седок восклицает:
Не свои я эти сани
Куда хочешь поверну.
Последние строки стихотворения носят судьбоносный смысл. Именно Солоухину, деревенскому парню из Владимирской глубинки довелось счастливо сесть «не в свои сани», и он их повернул согласно своему призванию – на писательскую стезю. Ему, как продолжателю обычного крестьянского рода была бы уготована участь рядового колхозника (в лучшем случае, сельского бригадира). Ему предстояло, например, возить в санях по слегка подтаявшему мартовскому снегу навоз для удобрения пашни.
Но Солоухин после окончания семилетней школы вырвался из сельской жизни (не вправе судить, хорошо это или плохо) но он поступил во Владимирский механический техникум, а потом после службы в армии, да ещё в комендантском полку Кремля, окончил литературный институт в Москве.
А вот стихотворение «Волки».
Мы – волки, нас мало,
Нас можно сказать – единицы.
Мы те же собаки,
Но мы не хотели смириться.
Далее в стихотворении волки продолжают измываться над собаками:
Вы смелыми были вначале.
Но вас прикормили,
И вы в сторожей измельчали.
И льстить и служить
Вы за хлебную корочку рады,
Но цепь и ошейник
Достойная ваша награда.
Дрожите в подклети,
Когда на охоту мы выйдем.
Всех больше на свете
Мы, волки, собак ненавидим.
А вот гордая свободолюбивая птица (стихотворение «Ястреб»).
Я вне закона, ястреб гордый,
Вверху кружу.
На ваши поднятые морды
Я вниз гляжу.
. . . . . . . . . . . . .
Чтобы клевать зерно с панели,
Как голубям?
Иль для иной какой-то цели,
Не ясной вам?
Так что же, бейте, где придется,
Вы нас, ловцов.
Все против вас же обернется
В конце концов!
В коротком стихотворении «Третьи петухи» заключается вся предрассветная жизнь села:
Но выйдет солнце непременно,
В селе,
Вокруг,
Из-за реки,
По всей предутренней вселенной
Горланят третьи петухи.
В стихотворении «Журавли улетели» солдат,прошедший войну, одногодок поэта в полупьяном подпитии поёт ресторанную песенку об улетевших журавлях, которые оставили зимовать одного из них с перебитым крылом.
Нет, я с ним не знаком и не знаю подробно,
О каких журавлях он тоскует сейчас.
Но, должно быть, тоска и остра и огромна,
Если он выжимает слезу и у нас.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И какое крыло у него перебито?
И какое у нас перебито крыло?
Но задумались мы. И вино не допито.
Сладковатой печалью нам душу свело.
Завершается стихотворение философским раздумьем о превратности судьбы многих из нас:
Иль у каждого есть улетевшая стая?
Или каждый отстал от своих журавлей?
В стихотворении «У зверей» рассказывается о зверях в зоопарке, чьё поведение как бы не дружеские шаржи, а злые шаржи на людей.
Огромный обезьяний самец застыл в неподвижности, отказывается от еды.
Он, вероятно, болен или
Погода для него не та?
Да нет. С подругой разлучили.
Для важных опытов взята.
Человекообразный самец проявляет железный характер, которому мог бы позавидовать любой человек:
Средь нас не выберешь из тыщи
Характер, твоему под стать:
Сидеть в углу, отвергнуть пищу
И даже глаз не поднимать.
В стихотворении «От меня убегают звери» поэт сожалеет о том, что всякий зверь в ужасе, не разбирая дороги, убегает прочь. Человек идёт без ружья, а звери не верят. Вот озабоченная лиса, с клочьями линючей шерсти, несмотря на добрый взгляд и улыбку человека с ужасом в звериных выразительных глазах рванулась прочь. Как будто человек семиглавое, кровожадное чудовище, готовое наброситься, разорвать и съесть.
А человек хотел только погладить её шерстку.
Вот заяц выскочил из хвороста и пустился, как от выстрела, наутёк.
Но ведь я не хотел обидеть зайчишку.
Он мог бы запрыгнуть ко мне на колени,
Подобрал бы с ладони корочку хлебца. . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я иду по лесам, раздвигая зеленые ветви,
Я иду по лугам, раздвигая зеленые травы,
Я иду по земле, раздвигая прозрачный воздух,
Я такой же, как дерево, как облако, как вода...
Но в ужасе от меня убегают звери,
В ужасе от меня разбегаются звери.
Вот какое горе. Вот какая беда!
Считают, что у зверей есть инстинкт – опасаться людей. В каком- то кончике наследственной хромосомы гнездится с самого рождения животного боязнь человека. На самом деле этот инстинкт скорее всего не врожденный, а просто условный, то есть приобретённый в жизни рефлекс. Сколько случаев, когда не видевшие человека птицы и звери ради своего любопытства доверчиво подступают к незнакомому существу. Не раз я замечал, как несмышленый цыплёнок смело подбегает к свирепой собаке или даже к уличной кошке, но те только отступают в недоумении.
Возможные читатели меня упрекнуть в обилии приведенных здесь отрывков из стихотворений Владимира Солоухина. Мол, где моё литературоведческое суждение о стилистике, об образности стихотворных строк поэта, посвящённых любви к животным.
Понятно, как во всех баснях Ивана Андреевича Крылова под видом домашних или диких животных подразумеваются люди с их жизнью, пороками и жизненными коллизиями, так и животные в произведениях Владимира Солоухина следуют этой линии.