Анатолий Владимирович Жигулин

Эдуард Кукуй
Могли казнить за много меньше,
но не желая раздувать-
могла  и область пострадать:
быть нужно было сумасшедшим,
чтобы мальчишек расстрелять...


подпольная в СССР Коммунистическая Партия Молодежи

http://www.proza.ru/2015/04/18/735
ппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппппп

Жили рядом почти что...
 Анатолию Жигулину на 70-ле
................................

Исаак Нюренберг(1933- 2017.26 января...

Жили рядом почти что, друг друга не зная.
Это нынче известно уже, – почему:
я с девчонками бегал, стишки сочиняя,
когда ты угодил со стихами в тюрьму.

На маршрутах её ты увидел бескрайность
человечьей души и российской земли.
От расстрела тебя сберегла лишь случайность,
чтобы Музы тебя в Новый век привели.

Семь десятков прошло у тебя за плечами
и гнилою тайгой, и колымской тропой,
чтобы литься из книг золотыми стихами
И делиться с читателем щедрой душой.

По квершлагам и штрекам исходивший немало,
как и ты, там встречавший геройство и смерть,
как педант-ревизор, настоящий, бывалый,
верю в честность твоих поэтических смет.

1.01.2000.


ИЗ ВИКИПЕДИИ
..................

Анато;лий Влади;мирович Жигу;лин
(1 января 1930, Воронеж, СССР — 6 августа 2000, Москва),
советский российский поэт и прозаик, автор ряда поэтических сборников и автобиографической повести «Чёрные камни» (1988).

Биография

Родился в семье выходца из многодетной крестьянской семьи Владимира Фёдоровича Жигулина (род. 1902) и Евгении Митрофановны Раевской (1903-1999), правнучки участника Отечественной войны 1812 года, поэта-декабриста Владимира Раевского.

Отец работал почтовым служащим и страдал открытой формой чахотки. Поэтому детьми (их кроме Анатолия в семье было ещё двое — младшие брат и сестра) занималась в основном мать. Она любила поэзию и часто читала детям стихи (мать умерла в 1999 году). В доме деда в Воронеже, где семья жила с 1937 года, уцелела библиотека семьи Раевских, в том числе и фамильные альбомы нескольких поколений.

Воронеж и область в течение 8-ми месяцев были во фронтовой зоне и не участвовавший в войне. По малолетству Анатолий полной чашей испил голод и лишения войны и жизнь в полуразрушенном городе в послевоенное время. Позднее тема родного города, детства и войны отчётливо зазвучит в творчестве Жигулина…

Подпольная организация и арест
В 1947 году Анатолий и несколько его друзей-одноклассников создали «Коммунистическую партию молодёжи» — подпольную организацию, целью которой молодые люди видели борьбу за возврат советского государства к «ленинским принципам». Также «в Программе КПМ содержался секретный пункт о возможности насильственного смещения И. В. Сталина и его окружения с занимаемых постов» (Жигулин 1989, с. 45). Вскоре организация насчитывала порядка 60 человек. В 1948 году Анатолий стал членом политбюро КПМ.

Весной 1949 в воронежской газете появляется первая публикация. Толе Жигулину было 19 лет, и он собирался поступать в Лесотехнический институт. Отлично учившийся юноша любил и технику, и природу… Однако, тщательная конспирация не спасла членов КПМ от раскрытия их «заговора» и последующего преследования. В сентябре 1949-го, когда члены КПМ из школьников превратились в студентов, начались аресты. Всего было арестовано примерно 30 человек, то есть половина от общего числа членов КПМ. В числе арестованных оказался и Анатолий. Арестованных содержали в здании № 39, находящемся на улице Володарского.

24 июня 1950 года решением «Особого совещания» Жигулин был приговорён к 10 годам лагерей строгого режима.

В сентябре 1950 — августе 1951 годов Жигулин отбывал наказание в Тайшете (Иркутская область), работал на лесоповале.

После этого был отправлен на Колыму, где провёл три каторжных года. Здесь он стал свидетелем завершения «Сучьей войны» и… празднования смерти Сталина[1]

В 1955 году Анатолий Жигулин был освобождён по амнистии, в 1956-м полностью реабилитирован.

На свободе.
Путь в литературе
В 1960 году Жигулин окончил Воронежский лесотехнический институт (ныне — Воронежская государственная лесотехническая академия)[2]. За год до этого в Воронеже вышел первый сборник его стихов — «Огни моего города».

4 ноября 1961 года Жигулин знакомится с Александром Твардовским, который с января 1962 года публикует в «Новом мире» несколько подборок стихов поэта. А в 1963 году в свет выходит первый «московский» сборник стихов Жигулина — «Рельсы», который собрал множество положительных отзывов критики. В том же году Жигулин поступает на Высшие литературные курсы Союза писателей СССР. С этого времени он живёт и работает в Москве.

В 1964 году в Воронеже выходит в свет книга стихов поэта «Память», затем в Москве публикуются его сборники «Избранная лирика» («Молодая гвардия», 1965) и «Полярные цветы» («Советский писатель», 1966).

В последующие годы из печати регулярно выходят сборники стихов Жигулина — это «Прозрачные дни» (1970), «Соловецкая чайка», «Калина красная — калина чёрная» (оба 1979), «Жизнь, нечаянная радость» (1980), «В надежде вечной» (1983).

В 1987 году опубликован цикл стихов поэта «Сгоревшая тетрадь».

Лирика Жигулина рождается из его собственного душевного и жизненного опыта. Две темы варьируются в его творчестве: природа Средней России, Северо-Восточной Сибири и заключение в лагере. При этом он всегда избегает публицистичности. Даже в исполненных боли строках у него преобладает позитивный общий тон и постоянным остаётся стремление преодолевать выпавшие испытания судьбы. Он рассказывает с максимальной точностью о лично пережитом, последовательно развивая свои мысли. Жигулин пользуется в работе записными книжками, окончательные варианты его стихов, благодаря неоднократной переработке, приобретают законченность и цельность, когда нельзя заменить ни одного слова. Его поэзия убеждает простотой и ясностью языка, близостью к природе и нравственно-гуманистической позицией немало пережившего человека.

— Вольфганг Казак
«Чёрные камни»
В 1988 году в 7 и 8 номерах журнала «Знамя» вышла в свет автобиографическая повесть Жигулина «Черные камни», вызвавшая большой общественный резонанс. В книге он рассказывал о своей семье, о детстве и юности, но подробнее всего — о подпольной организации «Коммунистическая партия молодёжи» (КПМ), действовавшей в Воронеже «один неполный год — с октября 1948-го по август 1949 года» (Жигулин 1989, с. 45), об аресте её участников и о жизни в заключении. Повествование иллюстрируется стихами самого Жигулина, написанными в те годы.

Последние годы
В июле 2000 года поэт закончил составление нового сборника — «Стихотворения», вышедшего небольшим тиражом уже после его смерти.

Умер Анатолий Жигулин в Москве на 71-м году жизни.[3]



Анатолий Жигулин
.....................

***

Послевоенная Россия,
Буханка хлеба - сто рублей.
Но если бы сейчас спросили, -
Дней не припомню веселей.

Наверно, жизнь лишь в раннем детстве
Так первозданна и свежа,
Что никаких утрат и бедствий
Не хочет принимать душа.

Я убегал тогда с урока
В запретный ельник за селом.
И ржавый танк с пробитым боком
Не увезли в металлолом.

Над обездоленной равниной
Дымок струился от села.
И блиндажей сырая глина
Ещё травой не заросла.

Но я судьбою был доволен,
И сердце прыгало в груди.
И жизнь весенним тёплым полем
Ещё синела впереди.
1969
***

Зелёные дали померкли.
Но осень суха и чиста.
По старой разрушенной церкви
Узнаю родные места.

Динамик гремит у дороги
О первых полётах к Луне.
Давно позабыли о боге
В родимой моей стороне.

Трава зеленеет привольно
В проломах заброшенных стен.
Взбираются на колокольню
Рогатые черти антенн.

И только у края покоса
Над жёлтой осенней парчой
Тревожно мерцает берёза
Нетающей тонкой свечой.
1969
***

Полынный берег, мостик шаткий.
Песок холодный и сухой.
И вьются ласточки-касатки
Над покосившейся стрехой.

Россия... Выжженная болью
В моей простреленной груди.
Твоих плетней сырые колья
Весной пытаются цвести.

И я такой же - гнутый, битый,
Прошедший много горьких вех,
Твоей изрубленной ракиты
Упрямо выживший побег.
1965
Дорога в Плёс

Петляет дорога, ведя на просёлок.
Лобастые камни лежат у ручья.
И маковки церкви за пиками ёлок —
Как дальняя-дальняя память моя...

И девочка-спутница с синим колечком,
И хмурый шофёр, что спешит в сельсовет,
О чём-то забытом, но мудром и вечном
Задумались, глядя в холодный рассвет.

И колокол чёрный опёрся на брусья,
Задумчиво слушая гулкую тишь.
И веет дремучей, глубинною Русью
От серых замшелых осиновых крыш.
1964
* * *

Полынный берег, мостик шаткий,
Песок холодный и сухой.
И вьются ласточки-касатки
Над покосившийся стрехой.

Россия… Выжженная болью
В моей простреленной груди.
Твоих плетней сырые колья
Весной пытаются цвести.

И я такой же – гнутый, битый,
Прошедший много горьких вех,
Твоей изрубленной ракиты
Упрямо выживший побег.
1965
ФЛАГИ

Шили флаги косынею
В давнем веке у нас.
И летел над Россиею
Шитый золотом Спас.

Под багряно-червлёными
В том великом году,
Под святыми знамёнами
Дмитрий шёл на Орду…

И вскружил над столицею
Синий стяг Ермака.
И могучею птицею
Пролетел сквозь века.

И победными красками
Созывало на бой
Знамя князя Пожарского
Над горящей Москвой.

А с полками Суворова
В честь российской земли
Стяги с лентой Георгия
Через Альпы прошли.

И забыть нам не велено
Славный крейсер «Варяг»
И горящий, простреленный
Тот Андреевский флаг…
1976
***

Последний вздох сентябрьской музы.
Ракиты в чёрном серебре.
Сухие былки кукурузы
И грустный суслик на бугре.

Стою, печально разминая
Колосья пыльные в горсти.
Прости меня, земля родная.
За что — не знаю, но прости.

Под тихий шелест листопада
Над остывающим прудом
Мне не стихи писать бы надо,
А жить с тобой твоим трудом.

Но я узнал иные шири,
Не отказавшись от сумы, —
Лихие просеки Сибири,
Седые сопки Колымы.

Там чёрный бор гудел тревожно,
Мела пурга, беду суля,
Но жить и там, конечно, можно,
Там тоже русская земля.

Там далеко, в тайге косматой
Был у меня пушистый друг —
Зверёк таёжный полосатый,
Забавный рыжий бурундук…

И я люблю одной любовью
Тайгу и отчие поля.
Одной душой, одною кровью
Любовь оплачена моя.

И дорог мне лесок далёкий,
И дух степного ветерка,
И этот суслик одинокий,
Российский брат бурундука.
1980
***

Чёрные листья осины.
Зелень кукушкина льна.
Дивной, неведомой силы
Русская осень полна.

Птицы ли вдаль улетают,
Жгут ли на поле жнивьё, -
Эта пора наполняет
Нежностью сердце моё.

Как бы прошёл я все муки
В той неуютной дали,
Если б не помнил в разлуке
Запах родимой земли?

Да и сегодня, пожалуй,
Жить мне трудней бы пришлось,
Если бы грудь не дышала
Светом притихших берёз.

Если бы снова и снова
Не осыпал я росу
С зонтиков болиголова
В этом осеннем лесу.
1969
***

О, мои счастливые предки,
Как завидую нынче вам!
Вашим вербным пушистым веткам,
Вашим сильным добрым рукам.

Слышу дальний звон колокольный.
Это солнце гудит весной.
Вижу белые колокольни,
Вознесённые над землёй.

Как легко уходить вам было,
Покидать этот белый свет!
Одуванчики на могилах
Говорили, что смерти нет.

Знали вы, что земные звуки
Будут слышать, назло судьбе,
Ваши дети и ваши внуки,
Вашу жизнь пронося в себе,

Будут помнить о вас и плакать,
Будут вечно хранить, беречь
Ваших яблок сочную мякоть,
Вашей нивы тихую речь...

Как уйду я, кому оставлю
Этот мир, где роса чиста,
Эту полную солнца каплю,
Что вот-вот упадёт с листа?

После огненной круговерти
Что их ждёт, потомков моих?
И смогу ли жить после смерти
В невесёлой памяти их?

И приду ли к грядущим людям
Светлой капелькой на весле?
Или, может быть, их не будет
На холодной, пустой Земле?..
1966
***

Гулко эхо от ранних шагов.
Треск мороза — как стук карабина.
И сквозь белую марлю снегов
Просочилась,
Пробилась рябина.

А вдали, где серебряный дым, —
Красноклювые краны, как гуси.
И столбов телеграфные гусли
Всё тоскуют над полем седым.

У дороги, у ёлок густых,
Если в зыбкую чащу вглядеться,
Вдруг кольнёт задрожавшее сердце
Обелиска синеющий штык.

А простор —
Величав и открыт,
Словно не было крови и грусти.
И над белой сверкающей Русью
Красно солнышко
В небе горит.
1966
* * *

Двадцать второго июня
Ровно в четыре часа
Киев бомбили,
Нам объявили,
Что началася война…
Песня

Колючей проволокой сердце
Рванёт бесхитростный куплет.
И никуда уже не деться
От давних лет,
От горьких лет.

Когда в огне, во мгле чертовской
Земля стонала
И когда,
Как написал поэт Твардовский,
Сдавали чёхом города.

Ужели так всегда в России,
Ужели недруги правы:
Чтоб разбудить святые силы,
Дойти им надо до Москвы?!

Не верю этому, не верю!
Но вижу скорбные глаза
И помню каждую потерю,
Родных и близких голоса.

Нас разбудили, разбудили,
И мы восстали – как один.
Мы победили, победили,
И впредь, конечно, победим.

И жизнь светла и величава…
Но пусть в любой далёкий срок
Нам помниться не только слава,
Но и жестокий тот урок.

И песня пусть продлиться в завтра -
Про тот платочек
И вокзал, -
Которую безвестный автор
Веленьем сердца написал.
1976
***

О, Родина! В неярком блеске
Я взором трепетным ловлю
Твои просеки, перелески —
Всё, что без памяти люблю:
И шорох рощи белоствольной,
И синий дым в дали пустой,
И ржавый крест над колокольней,
И низкий холмик со звездой….
Мои обиды и прощенья
Сгорят, как старое жнивьё.
В тебе одной — и утешенье,
И исцеление моё.
1967
***

Я часто слушал утром росным,
Когда долины спят во мгле,
Как шумно с ветром спорят сосны
На голой каменной скале.

И непонятно, странно было:
Здесь даже травы не растут.
Откуда жизненные силы
Деревья гордые берут?

И не ботаник в мудрых строчках —
Пастух,
Что здесь с рожденья рос,
Помог найти мне самый точный,
Простой ответ на мой вопрос:

Они в гранит вросли корнями,
И зной и холод с ним деля.
Суровый, твёрдый этот камень
Для них —
Родимая земля.
1959