В республиканском театре на встрече с ним люди, висевшие на перилах бельэтажа, упирались ногами в плечи зрителей, стоявших на плечах других в проходах партера - так писали газеты, латинский пафос. Так вот Аскеллони весь вечер под овации и аплодисменты ругал власть и всех, кто её поддерживает. И последних и первых он называл жабами, тараканами, ничтожествами, восклицал, что не боится ни жандармов, ни суда, ни лютой смерти, и пусть весь мир идёт на него войной - он не отступит.
К концу вечера наконец стали задавать вопросы, касающиеся искусства. Аскеллони и здесь был в своём репертуаре: от любой даже отвлеченной темы он переходил на дебилов-писателей, безглазых художников и глухих музыкантов, кажется смешав с грязью всех своих современников. Вот тут-то и произошёл казус, благодаря чему этот вечер запомнился - выделился из других.
Некто из партера задал вопрос: "Дон Аскеллони, что вы думаете о женщинах в искусстве? Или, скажем, встречали ли вы женщину, которая понимает искусство хотя бы интуитивно, если нельзя профессионально?"
Тут престарелый мастер,грозивший только что за свободу встать под расстрел, огладил серебристые усы и растерянно повернулся к стоявшему в углу сцены пресс-секретарю: "Мигелле, не знаешь, я уже умер?"