Не входить! Идёт операция

Татьяна Никитина 7
Жившие в СССР наверняка припомнят леденящий душу случай, произошедший накануне Перестройки: пятилетней малышке Расе отец по неосторожности срезал ножки сенокосилкой. Вся страна тогда с болью и надеждой следила за судьбой литовской девочки и за исходом уникальной операции, которую проделал московский микрохирург Датиашвили. Много позже я узнала, что в Гродно, оказывается, тоже есть врачи, которые реплантируют  (восстанавливают) отрезанные или оторванные пальцы, руки и ноги. Делали это тогда в отделении микрососудистой хирургии медсанчасти химкомбината «Азот».

Честно говоря, поначалу это показалось мне не слишком правдоподобным. И уж никак не рассчитывала я, что мне разрешат присутствовать на такой операции. Согласитесь, кому хочется, чтобы в самый сокровенный момент его работы за ним с любопытством наблюдали? Но мне разрешили. Помимо меня наблюдал за ходом операции и глаз кинокамеры, эта плёнка пополнила архив, в котором уже тьма видеокассет с отснятыми операциями.

В двух операционных блоках одновременно идут две операции: шунтирование искусственной артерии на ноге  и восстановление сосудов на подшитых пальцах руки.

ххх

Над ногой колдуют хирурги Владимир Радилович, Николай Дымович и Александр Радилович, студент-медик, проходящий практику под руководством отца. В постоянном напряжении, не сводя глаз с операционного поля, помогает им хирургическая сестра Маша Пальчукевич.

На столе – грузный мужчина пятидесяти с лишним лет, у него облитерирующий атеросклероз, это уже пятая операция,  накануне он сам сказал мне об этом. Пациент согласился на частичное, только для нижней части тела обезболивание и находится сейчас в полудрёме.

- Ну что, начали они? – спрашивает он у меня, не чувствуя, что нога его уже располосована и разверзнута. Что ему ответить, чтобы не слишком прислушивался к своим ощущениям?..

- Нет, еще совещаются…

- Сколько можно совещаться?!

Слава богу, ничего не чувствует. Несколько раз во время этой операции мне хотелось молиться: чтобы ему не было больно, чтобы у врачей всё сложилось удачно, чтобы не подвела техника, хватило инструментов и марли (их ушла уйма!), чтобы впору пришелся американский протез артерии, с которыми только-только начали здесь работать. Почему такое волнение? Может быть, потому, что говорила с этим человеком, видела его уставшие глаза и тоже несу какую-то ответственность  за исход операции? Интересно, молятся ли мысленно врачи? Так и не успела спросить…

ххх

На втором операционном столе - красивый двадцатилетний парень, под общим наркозом, и его будто нет в этом зале, а чуть в стороне склонились над его рукой, приникнув к окулярам большого микроскопа, хирурги Сергей Трусь и Игорь Казак. Я сразу увидела эту распухшую окровавленную руку, вскрытые пальцы и запястье, из которого извлекали сосуд, чтобы вживить в подшитый накануне палец.

Эту беду парень причинил себе сам, когда циркуляционной пилой неосторожно коснулся левой руки, разом лишив себя четырех пальцев. Микрохирурги смогли восстановить только два, и те приживаются плохо, то и дело по очереди отключаясь: тромб закупоривает сшитый сосуд. И тогда всё начинается сначала.
 
Эта операция началась раньше и закончится много позже. Она ювелирна, кропотлива, изнурительна, выдержать ее хирургу можно только сидя, а медсестре Инне Силевоник, подающей инструменты, приходится терпеливо пережидать долгие паузы, и это утомляет порой больше, чем постоянная занятость. Нестерпимо жаль парня, так не вяжется изуродованная рука с молодым сильным телом. До чего же не ценим мы незаменимость, единственность своего тела, своих рук, ног, их природное совершенство, понимая это и спохватываясь порой слишком поздно.

   Пришитый палец, а тем более рука или нога, сделай это даже самый искусный хирург, никогда не заменят настоящих. Это вам скажут сами хирурги. После многочасовой операции они еще долго описывали ее в истории болезни, а потом, глубоко опустошенные пережитым напряжением, рассказывали:

- На сто процентов полноценного пальца после реплантации не будет. Да, форму и функцию мы восстановим, для этого нужно составить кость, фиксировать ее, сшить сухожилие, артерию, хотя бы два нерва (а каждый из них напоминает многожильный кабель, и каждую жилку в отдельности надо сшить), две вены, сделать аккуратный наружный шов. И длиться это может от двух до восьми часов. Но мышца всё равно иннервируется и частично гибнет.

- Слышала, что бывают и более долгие операции, когда микрохирурги по шестнадцать часов сидят за микроскопом. Но как вы тогда обедаете?

- Представьте, не хочется.

- Так поглощает операция?

- Когда хорошо идет - да. Но если не клеится, работа кажется каторгой.

- Вы очень тихо переговаривались во время операции, а прося у сестры инструмент, даже успевали сказать «пожалуйста», но случаются, видимо, и более напряженные ситуации, когда дело доходит до крутых выражений?

Один из моих собеседников неопределенно качает головой, потом замечает:

- Вообще-то лучше не горячиться, тогда результат лучше.

А результат в отделении микрохирургии на то время был такой: за шесть лет выполнено 1860 операций. На счету микрохирургов 6 реплантаций кисти, когда она была полностью отсечена, и 17 - при неполном отсечении. Самая распространённая операция - реплантация пальцев с пластикой сухожилий, нервов, сосудов. Их выполнено 250. Благополучно проведены две реплантации предплечья и реплантация плеча (то есть руки полностью). Пришито 3 стопы и 3 голени. Увы, в шести случаях врачи оказались бессильны, и ноги (сильно травмированные) пришлось ампутировать. Еще две попытки пришить ноги оказались напрасными: после тяжелейшей, выматывающей операции больные умерли. Причинами неудачных реплантаций чаще всего бывают ранний тромбоз, изменение свёртываемости крови, недостаточное хирургическое мастерство, биологическое и даже психическое состояние больного. И, как бы мы этого ни хотели, хирурги всё же не боги…

ххх

- Анжела! Отсос поменяли?

- Маша! Гепарин! Москит!

- Андрей! Вот сейчас можешь снимать…

- Наташа! Поправь свет.

Десять человек, с ног до головы в белых одеждах, снуют возле операционного стола. Найдено наконец в глубоко залегающей артерии место, поражённое бляшками склероза, оно отсекается, и вместо живого, но бесполезного сосуда подшивается пластиковый, полуметровой длины, вот по нему уже побежала кровь, она вернёт ногу к жизни, заставит ее работать.

Как возникла в Гродно микрохирургия? Вот что рассказал мне заведующий отделением Владимир Михайлович Радилович:

- Школу микрохирургии я проходил в Москве, учился у А. Покровского, М. Князева, В. Крылова, на свое счастье встретил там молодых литовских коллег Римбидаса и Мариуса Гутаускасов, Кестутиса Виткуса, Саулюса Шпакявичуса. Это такие одержимые люди, виртуозы! Помню, еще в 1982 году вёз к ним  в Вильнюс по санавиации женщину из Гродно с оторванным предплечьем. Они тогда были еще совсем молодыми, но сделали реплантацию.
 
Знаете, как бывает: доходишь в своей профессии до какого-то уровня, а потом нужен скачок, качественный. Вот Мариус помог мне сделать этот скачок. Сейчас в нашем отделении уже пять микрохирургов. Кстати, на Западе нет такой специализации, там любое отделение может позволить себе подобные операции благодаря хорошей технике, сверхтонким шовным материалам. У нас же всё это сосредоточено пока только здесь, причем импортное оснащение куплено «Азотом» за баснословные деньги.

- Каким же будет ваш следующий скачок?
 
- Давно хотелось от микрососудистой хирургии перейти к реконструктивной пластической, это пересадка участков тела ради устранения его дефектов, пластические операции на молочной железе, косметическая хирургия, андрологические операции по поводу мужского бесплодия, этим в республике мало кто занимается, но время требует таких операций, и они необыкновенно интересны.   Освоены нами и реконструктивные операции при сосудистой импотенции, ведущей к бесплодию. Страдающих этим недугом немало, но они почему-то не ищут медицинской помощи.

- Владимир Михайлович, а вам известно что-нибудь о Расе? Как ее ноги?

- Когда я видел ее последний раз, она уже ходила, в ортопедических ботинках. А Датиашвили уехал в Америку.

Потом мне показали видеозаписи прошлых операций. Расскажу о той, что потрясла больше всего. Кадры мелькали, сменяя друг друга, и всюду кровоточащие раны, отчленённые, как здесь говорят, части тела. Вот чей-то оторванный палец, безжизненный, желтый, лежит сам по себе в ладони хирурга. Дикое зрелище, но привычное здесь. Когда же ночью в отделение доставили этого мальчика, всех надолго охватили оцепенение и внутренняя дрожь. Голова и пальцы девятилетнего Кости были многократно изрублены, а кисти отрублены, топором. Учинил это родной полоумный дед. В реанимации районной больницы мальчику наскоро всё подшили и отправили в Гродно.

- Лучше бы в Слониме этого не делали, - комментирует плёнку, на которой уже гродненские медсестры осторожно разбинтовывают безжизненные руки ребенка, В. Радилович. - Поскольку ни одна анатомическая структура не была восстановлена, все швы пришлось снять и начинать всё заново.

Всю ночь бригада возилась с чудом уцелевшим ребенком и не дала ему умереть. Пришили кисти и все до единого пальчики (еще в дороге почернела и не прижилась только одна фаланга - часть пальца), заштопали голову. А утром Костя взмахнул своими большими черными ресницами, и тут все увидели, какие у него красивые и измученные глаза.

С той поры прошло уже много времени. Костя смог учиться на одни пятерки, он владеет обеими руками, играет в футбол. Когда приезжал в больницу для реабилитации, оставил открытку, подписанную собственной рукой.

...Если когда-нибудь на улице встречу Машу, Андрея, Сергея Михайловича и других, кого видела сегодня только в масках, я не узнаю их... Запомнились лишь глаза – широко раскрытые, настороженные, серьёзные и в большинстве голубые.