- Спасибо! Спасибо! Среди зимы «Октобер-фест» какой-то! – выпалил счастливый бортрадист Добрый, когда Женя ставила Хольстен на стол между ним и Клещенком, чуть подвинув своими красивыми плечами обоих.
- На здоровье! – игриво улыбнулась она, - и курочка ваша уже шкварчит, минутку, – все будет готово.
Над столом взметнулись кружки, застучали глухими перезвонами донца. За родителей! За экипаж! За здоровье и удачу, за рога и копыта (за штурвал и шасси)... Типичное застолье в день рождения с пивом. Шеф заведения не сдержался, подошел и в своей неспешной манере обратился к гостям с восточным акцентом и достоинством.
- Позвольте, уважаемые, преподнести в дар молодому юбиляру этот тайный мужской эликсир. Двадцать восемь трав из Зарафшанской долины! Володя, когда захочешь сына, пей его по пятьдесят грамм за ужином. Не успеет Луна выйти из очередной фазы, а бутыль опустеть, как твоя жена съест трехлитровую банку соленых огурцов, и быть тебе счастливым из отцов, - с этими словами и улыбкой он протянул Клещенку коричневый сосуд с черной этикеткой тайного бальзама.
Виновник торжества встал, принимая с радостным благоговением подарок, и поставил его в центр стола.
- Без тоста мы тебя не отпустим, Эргаш! – выразил общее мнение Николаич, под одобрительные возгласы экипажа, - Женя, пожалуйста, принеси для шефа кружку с пивом! Какое он предпочитает?
- Женя, давай сюда "Старый Самарканд", мою бутылку! – разошелся хозяин.
Тем и ценен грамотный персонал - один намек, и серебряный поднос (допускаю, мельхиоровый) сиял у летчиков на краю стола, и девять рюмок (не буду утверждать - хрустальных) вокруг бутылки коньяка - пешки, взявшие в осаду короля, готовили ему тотальную расправу.
Хозяин лично разлил волшебную жидкость чайно-вишневого цвета. Экипаж встал за командиром, разобрал стопки. Каждый по-своему оценивал тонкий аромат напитка.
Эргаш выдержал паузу:
Что – воздух? Поведи рукой.
Мы в суете его не замечаем, просто дышим,
Просто знаем, что он есть, что он такой.
Что - друг? Добавим – дорогой,
К нему мы тянемся, но тут же с головой
Уходим в проблемы, коих нам не счесть
- Такую в оправданье лесть приводим...
Но если ты нашел друзей в чужом краю,
Навек обрел и хлеб, и крышу, и семью,
И воздух - опору крыльев, данных свыше.
Там родственную душу мы скорее слышим,
Где не легко. И чтобы впредь уверенно лететь,
С друзьями нужно пить, грустить, а чаще петь!
- За тебя, дорогой!
- О-о-о! Какой тост! – шумел народ, - Замечательный!
- Эргаш, не пойму, ты летчик или поэт? Или то и другое сразу? – шутил командир под общее одобрение стола.
- Наш человек, сразу видно! – подхватил штурман Чапай.
- А кто в душе не летчик? – смеялся хозяин, отшучиваясь, - было время, терся я наземником в Тузеле (военный аэродром в Ташкенте), давно это было.
- Слоны (наземники) – всегда в почете, - подхватил бортинженер Домовитый.
В зале поплыла медленная музыка.
- А вот и моя любимая песня у «Любэ», - поделился личным хозяин.
«Было время, был я беден, и копейке каждой рад… На еду хватало меди только-только в аккурат» - подкинул Расторгуев лирическую тему.
- Эргаш! – вскочил с места как ужаленный Клещенок, - разреши пригласить Женю, на один танец!
- Ну, ты брат даешь! – не ожидал такого поворота шеф, - она же работает! Ай, ладно-ладно, что с тобой поделаешь! Скажи, что я разрешил! - снисходительно усмехнулся бывший наземник из Тузеля, - аккуратней только, не висни на хрупкой девочке!
Авдеев пытался вспомнить, когда-либо раньше народ танцевал в «Алтын Хуросче», но поймал себя на мысли, что такое даже в голову никому не приходило.
За соседним столиком сидела группа молодых корейцев, человек десять, разодетых в броскую заграничную одежду. Дальше шли столики поменьше. Они были заняты людьми попроще, разных возрастов. Но все, буквально все посетители глазели на танцующую пару.
Два сильных молодых лебедя, взволнованных нежданной встречей, не замечали никого вокруг.
Нет, я не завидую, - уверял себя Виктор. Нет, это не черная зависть, точно не черная. Но до чего же хороши - эти наши, двое! Красиво быть молодым и сильным…
- Так, ребята, - скомандовал комэска, - «стременную» объединяем с «забугорной». «Коню в морду» разрешаю выпить, но в хате! И отбой!
Три тачки, старых жигуля, в любой конец - по два рубля, у гриль-бара разом захлопали дверцами и гордым караваном потянулись в ночь.
Кузьмич с Морозом в своем номере придвинули кровати, из соседней комнаты притащили второй стол. «Кровавую Мэри» замешали в заварном чайнике, порубили ветчины и сыра – накрыли, как в лучших домах.
- Ну, нельзя завершать праздник без песни, командир, - обратился Добрый к Николаичу, на правах деда.
Авдеев сбегал за гитарой. Польская, с широким грифом, с нейлоновыми струнами, - сумасшедший по Союзным меркам дефицит, она запросто была приобретена в местном музыкальном магазине за двенадцать рублей и являлась особой гордостью Виктора.
- Так, мне еще нужно пройтись по экипажам, а вы тут - полчаса и все, - расщедрился комэска, ограничив одного себя той самой стопкой «коню в морду», - Чапай – за старшего, и утром в два часа – без опозданий! – бросил он напоследок и плотно прикрыл за собой дверь.
- Конечно, Николаич! – заверили бывалые члены экипажа его спину.
- Да-а! Тяжело быть старшим – и в праздник толком не погуляешь, - сокрушался главный прапорщик Белоруссии Мороз.
Пили из пиалушек по глотку на тост и ход ноги. Пели вполголоса, что душе угодно, на заказ.
Авдеев выводил свою любимую: «А первая пуля, а первая пуля…», когда в дверь постучали.
- Мы вроде никому не мешаем, чай пьем, если что, - придумал отмазку Кузьмич, показывая всем на чайник и пиалы.
Дверь приоткрылась и в нее заглянула ЖЕНЯ.
- О-о-о-о! – заполнило всю комнату раскатистое низкое многоголосье.
- Ты смогла! – вскочил и бросился навстречу Клещенок, - но как же ты меня нашла?!
- За рубль на входе, я даже знаю номер твоей комнаты, - пожирала она его своими огромными глазами, - а на этаже стало понятно, где тут "любо братцы жить"... Я же обещала тебе спеть в честь дня рождения, - и она с красным носом и красными ушами, сначала робко, но с каждым словом все увереннее и увереннее запела:
Знаю, милый, знаю, что с тобой –
Потерял себя ты, потерял.
Ты покинул берег свой родной,
А к другому так и не пристал…
Авдеев с белой завистью и смущенной улыбкой, будто он был всему виной, пытался попасть в их тональность на гитаре…
Продолжение: http://www.proza.ru/2017/03/23/1676
Начало: http://www.proza.ru/2017/02/08/681