день первый...
Не владея языком, трудно излагать истины, а тем более - прописные. Да и откуда он мог взяться этот язык, если предки рабоче-крестьянского происхождения? Отец – рабочий, из крестьян, мать- медик, из них же.
К плюсам можно отнести то, что деревню в детстве я узнал неплохо, то есть далеко не понаслышке. И месяцами проводил в ней время, и не только лето, а и осень, весну и зиму, во время каникул. В робу крестьянского труда влез с самого раннего возраста. Ох, не лёгкое это дело – огромный огород, который надо вскопать, прополоть, собрать урожай, и мало-мальски обработать всё, что было собрано, чтобы добро не пропало. Плюс к этому вечно голодная скотина : корова, свиньи, коза, кролики, утки, куры, голуби, пчелы. Собака и кот были из отдельной категории, но тоже есть просили.
К плюсам еще можно отнести то, что мне удалось, сызмальства, поработать в колхозе, по протекции бабушки перед бригадиром, которой ей приходился дальним родственником. Поэтому лошадей, грузовик – газон 61-й, во время уборочной, я изучил не плохо и, познал, как достается на гора хороший урожай зерновых – пшеница, ячмень, овес, горох.
Еще несомненным плюсом был воздух – чистейший, степной, звенящий на солнце с самого рассвета и, огромные раскаленные, буквально ощутимые на ощупь, волны стелющиеся над степью, в обед. Юг украинской степи, что вы хотели. Порою горячий воздушный раствор захватывал лёгкие, целиком, до самого укромного местечка, и, казалось, что начинаешь медленно плавиться вместе с этим воздухом и парить над полем,
Пока не сбежишь в тень или не хлебнешь ледяной родниковой или колодезной воды.
Ну и холодная была, если с размаху, полный рот, то зубы сводило. А сладкая…
Кстати, деревня было не из рядовых. Хотя сегодня весь юг нынешней Украины забит подобными русскими деревнями, почковашихся там от времен Потемкина до Александра III - некрасовки, сергеевки, дмитриевки, борисовки, и так без числа.
В деревне было два огромных, даже три, ключевых пруда, до такой степени насыщенных рыбой и раками, что народ на выходные, приезжал из районных городков и даже из областного центра, стоящего на великом Днепре – порыбачить. И хотя дорога и была прямая асфальтовая, но в то время по жаре, градусов под сорок, два часа на машине или автобусе, без кондиционера, удовольствие не из самых приятных. Тебя выжимало, пока ехал, как половую тряпку. И майка, и рубашка были насквозь. Сидишь, обиваешься потом в старом, дребезжащем и завывающем львовском автобусе, с трудом умещая ноги между сидениями, глотая порции паров бензина и выхлопных газов, неизменно набивавшихся, почему-то, в салон.
Маленького меня вообще без конца укачивало от всех этих прелестей дороги. Даже помню, иногда приходилось останавливать автобус, и не раз, чтобы меня не выплеснуло в салоне. Со временем, когда дожил до подросткового возраста, всё как-то само ушло и урезонилось. Хотя духоту я и сейчас недолюбливаю. Жару переношу неплохо, а вот когда душно…
Хорошо, что еще машин тогда у народа было раз, два и обчелся. Поэтому, пришлые нам не сильно докучали, половили и уехали. Зато мы деревенские и около деревенские, как я, могли насладиться прудовой прохладой с головой. И покупаться, и понырять, и порыбачить, места хватало для всех. Рыбалка это вообще отдельная тема.
А если ко всем плюсам и минусам деревенской жизни добавить южно-украинское столование, особенно летом и осенью, и это в далеко не сытные 60-е годы, то становилось понятно, что плюсов из всего этого выходило столько, что и не пересчитать.
Харч был высшего разряда. Не надо иронично улыбаться. Вы даже не можете себе представить, после пластмассовой Азбуки вкуса, Ашанов и Метро и Пятёрочки, что такое еда из свежих, только с огорода, или только что бегало, продуктов. К тому же бабушка, и это не отнять, была отменным кулинаром. Ребята, шеф-повара из 5-ти звёздочных мишленов удавились бы от зависти, пробуя борщи, супы, каши, компоты и прочие прелести настоящей, свежей, здоровой, деревенской южной кухни, за деревянным столом, на лавках, и в тени яблони или абрикоса.
Когда периодически стол ревизуют осы и пчелы, но по - привычке, на это не обращаешь никакого внимания, наоборот к нудной, низкой ноте чересчур любопытной и назойливой осы или пчелы, вконец привыкаешь, и только иногда лениво, разомлев от благодати и роскоши стола и изобилия на нём, отмахиваешься, считая необходимым ежедневным атрибутом и почти главной декорацией обеда или ужина.
Сегодня это уже не достижимая высота. Залезть на Эверест сегодня гораздо проще, чем попробовать картошку только что выкопанную, почищенную и сваренную в чугунке или глиняном горшке в печи, на настоящих дровах – шелковице, вишне, вязе, со сливочным маслом или сметаной собственного приготовления, из молока собственной коровы.
То же относиться и подсолнечному маслу. Плюс редиска, щавель, редька, помидоры, огурцы, и прочая, прочая, прочая.
Не скажу, чтобы кто-то был толстым в деревне. Ну вот не помню. Во-первых жара, во-вторых ежедневный, без выходных и отпусков, труд - от рассвета до темна, пока сверчи и лягушки не заведут свои хороводы – конкурсы, кто кого перещеголяет на высоких тонах. А вот помню, если стали полоть, а бурьян в черноземе, после дождя, он прёт как проклятый. Так вот, если стали полоть, то от рассвета до конца огорода, будь он не ладный. И в колхозе точно так.
А светало - ой как рано. Будильник никому не был нужен. На стене в основном висели ходики на цепочках с чугунными грушами, точность хода которых проверяли по радио.
А если вспомнить уборочную, то вообще уходили затемно. Вы представляете, что такое затемно летом в деревне, во сколько это ? Я, например, пацан, а глаз вообще не мог продрать, настолько всегда хотелось спать. Однако, взялся за гуж – не говори, что не дюж.
Желающих поработать на уборочной под комбайном всегда хватало. Можно сказать конкурс был. Платили совсем неплохо. Уборочная, одним словом. Нынешние и не поймут, а хороший комбайнер за месяц сбора пшеницы мог заработать семьсот рублей и больше. У нас. Это в конце шестидесятых, начале семидесятых годов. Я не знаю как в других местах, но в нашем колхозе выходило на нос прилично. А еще кукурузу убирали, подсолнечник. Но здесь я ничего не могу рассказать, мне приходилось уезжать домой, в школу.
Естественно не будем забывать зиму, но это уже другая тема
А будильник что ? Петухов было в деревне столько– пруд пруди. У каждого дома по нескольку. А дворов в деревне сто двадцать. А слышимость - на десять километров как кто-то закашляет, не говоря уже, собака залает. Закукарекали, закричали, захлопали крыльями, значит, курятник нужно открывать и всех отправлять на поиски червяков, мушек, остатков просыпанного зерна, ну, и за другой добычей. В общем, дел курам с утра хватало. А хозяевам частичная экономия, не всё же пшеницу и кукурузу им сыпать. С утками, кроликами и свиньями другая история. Кстати, если свиньи голодные, да еще в загоне, и не одна, то визгу и крику столько, что и петухов не надобно.
Хотите честно ? Если уж быть честным, то до конца. Деревню я не любил. Родился в большом промышленном центре, с кучей заводов, кинотеатров, просто театров, но тогда я в них не ходил вовсе, музеев, с парками, пляжами на огромном острове посередине реки. В городе оставалась друзья, к тому же ещё с детского сада, Славка, которого я помню лет с трёх. С которым мы не расставались до самого поступления моего в ВУЗ, когда довольно далеко пришлось уехать. С вечной компанией ребят, а Славка тогда бренчал на гитаре, организовал в своей школе ансамбль, он учился в другой школе, а не в моей, и они играли там на всяких, как сейчас бы сказали, вечеринках и пели. Мы были обыкновенной командой, не разлей вода. Ходили везде гурьбой, прятались и пытались петь песни по подъездам, при плохой погоде или по вечерам, по беседкам в детских садиках. Не помню, чтобы громко. Дети рабочих, у нас, по крайней мере, привыкли уважать чужой труд и отдых, и нас никто особо и не гонял. Конечно, у нас было деление по кварталам. Конечно, мы знали всю местную шпану, но среди них как-то не попадались те, кто за что-то отсидел. А посадить тогда могли разве что за банальное воровство. Но мне не попадались знакомые, кого бы это могло прельстить и увлечь.
В основном все были детьми рабочих металлургических или машиностроительных заводов, а их в городе было с избытком, выше крыши. Родители в основном работали по сменам, по гудку. Зарабатывали они не плохо, завод, к тому же, давал квартиры, поэтому на хлеб с маслом и на отдых летом в Крыму хватало всем.
Ну и как всё эти удовольствия было бросать и ехать в деревню ? Я упирался, но обстоятельства были сильнее, и ехать приходилось всегда. Да и бабушку я не любил. Огород, сад были огромными. За всем нужно было ухаживать, кормить, поливать, убирать, опрыскивать, таскать, копать, носить, рубить… И так без конца и края, все каникулы, а порой и выходные дни. Естественно, лень иногда брала своё. А бабушка заставляла, требовала, настаивала, спрашивала. Когда мы с двоюродными братьями были поменьше, могла нас, и для острастки и внушения, и кнутом стегануть. Не могу сказать, что сильно, но кожаный кнут на вишневом черенке это серьезный предмет. Попробуйте на досуге.
Я, вообще, и сейчас не представляю, как она со всем этим справлялась. Пока корова не дернула за цепь и не сломала, уже изрядно постаревшей и ослабевшей женщине, тащившей в одиночку на себе десятилетиями огромное хозяйство, руку. Беда не приходит одна, плюс возраст, ну и пошло и поехало.
Это уже потом, через много лет, когда я стал намного старше, когда уже и бабушки давно не стало, я понял, насколько это был золотой и добрый человек. Жизнь, иногда, ставит нам такие рамки, что и золото можно не разглядеть, принимая его за медь, или еще того хуже. Даже с близкого расстояния. Поэт сказал, - Лицом к лицу лица не увидать. Мне много удалось увидеть, пережить, знать, точнее, узнать на собственной шкуре. И вот с высоты этой, я уже много лет ношу на сердце груз, тяжелый груз, что я не смог хоть немного, хоть как-то отблагодарить золотое, настоящее живое сердце своей родной бабушки. Пусть земля ей будет вечным пухом. Уже и кости, и гроб ее наверно истлел под Днепром, а память о ней, бесконечной труженице, всё время бьется и живёт в моём сердце. А сколько их таких самоотверженных, неустанных, неугомонных женщин жило и ещё остаётся в наших деревнях ? Хотя время уходит, а с ними постепенно и исчезают дома, хозяйства, целые деревни, которые держались на их согнутых, под тяжелейшим крестьянским трудом, плечах. Где каждую, каждую травиночку нужно посадить или вырвать собственной рукой.
Вы слышали про деревенский загар ? Скорее всего - нет. Это когда лицо и руки, по плечи, почти черные от реально ощутимого у себя на коже солнца, как будто оно прикасается рукой к каждой твоей обнаженной и подставленной клеточке, когда это прикосновение ощущаешь просто физически. А тело, когда снимают рубашку или платье, чтобы умыться – белоснежное. В буквальном смысле, потому что соль выступившая с твоим собственным потом, разъедает и одновременно выбеливает кожу.
Вы скажите - условия выживания были такими. Возможно. Но мне кажется, что суть кроется в той жилке, которая находится внутри тебя самого и толкает на беспрестанный, почти каторжный труд.
Пышная красота перед зеркалом, и внутренняя красота человека это такие разные понятия, почти как разные галактики. В одной преобладают черные дыры, которые всасывают в себя всё вокруг, для себя любимой, или любимого, а в другой яркий теплый свет дает жизнь многим, многим и многим. И я не думаю, что равновесие вселенной стоит на этой противоположности. Скорее – нет, чем - да. Дающая рука должна быть щедрее берущей, иначе мы бы давно вымерли.
А вот с этим надо бы разобраться, но не сейчас.
Но кстати, чтобы вы там ни подумали, не смотря на каторжный деревенский труд, не смотря на выжигающее степь солнце, на проблемы - семейные, которые цепями держали меня долгие годы на привязи, впечатления и воспоминания о времени, проведенном у своих родных и близких, самые что ни на есть - яркие и радужные, пожалуй, из всей жизни, как бы даже высвеченные таким мощным, театральным прожектором, когда вырывают из толпы главного героя или героиню на сцене, в минуту кульминации спектакля.
Владеть языком, это совсем не значит сочинять шедевры выражений, которые все разом кинутся заучивать, или что-то вроде японо-китайской каллиграфии, на которой японо-китайцы слегка помешаны. Это личное дело и первых, и вторых, и никто не собирается давать им указаний как жить или менять их видение мира. Каждому - своё. Владение языком это умение изложить свои мысли настолько доходчиво собеседнику, слушателю или читателю, что он не кинется в библиотеку Конгресса или Ленинскую библиотеку в Москве, чтобы разобраться с помощью энциклопедических словарей, - что ему всё-таки сказали. Этим грешат наши и не наши ученные, которые сознательно составляют тексты так, чтобы обыкновенный, назовём его рядовым, читатель не смог с ходу разобраться в смысле. В этом то и состоит вся изюминка, на основании которой, потом многочисленные составители сложноувариваемых текстов, получают отличия в виде - ученых степеней и званий. Чего, например, стоят красивые слова – профессор, декан, адъюнкт, член-корреспондент, аспирант. И тут же почёт и уважение окружающих, а там и до Нобелевской премии рукой подать.
Но я не умею создавать такие сложности для тех, кто домучается до этих строк, пытаясь постигнуть, – Что же он на самом деле хочет сказать ? Да, ничего особенного. Так небольшие заметки.
Поэтому, мне бы выражаться - попроще, чтобы смысл сказанного сразу мог достичь самых глубоких и удаленных Марианских впадин человеческого мозга, без лишних и не нужных дополнительных водоворотов и течений.
Так что в деревню и детство я еще вернусь и не раз. По крайней мере, для меня этот отрезок, который мне удается вспоминать только частями, значит многое. И я подозреваю, что нормальный, без выкидонов, среднестатистический человек будет того же мнения.
Вот и первый вывод - нормальный человек сегодняшнего дня это среднестатистический человек, который не пытается сделать каллиграфию смыслом всей своей жизни, так же, как воспоминания о детстве.
Неужели и дальше так будет ? Сомнения меня всего изгрызли, начисто.
«Так отправляйся же отравленная сталь…»
вот и цитата пришла на ум из произведения, которое не имеет никакого отношения к вышеизложенному тексту. Хорошо еще, что оно настолько устаревшее, что правообладатели не смогут предъявить судебного иска за цитирование.
Но минутку, отравленная сталь безвременно ушедших, да ладно, пусть своевременно, как положено, по сроку, но ушедших… И если, в тебе хранится хоть что-то от человека, то эта отравленная сталь утраты всегда будет резать и сидеть в твоем сердце, и периодически будет мучить тебя внезапными приступами, потому что ты всегда теряешь с ними частичку самого себя. И с каждой утратой твоё собственное Я становится всё меньше и меньше, пока не останешься совсем один в мире, как та случайная песчинка, которую смахнули со стола.
Март 2017 г.