Через два года решил снова замахнуться на Вильяма нашего сами понимаете, да не просто, а сразу на 66-й. Столкнулся с ещё бОльшими трудностями, чем в первый раз. Переводить стихи с английского вообще трудно, потому что слова там короче и ты встаёшь перед ужасным выбором: ломать размер или что-то пропускать (в основном, эпитеты) - что неминуемо влияет на смысл. А здесь ещё хотелось сохранить построение с повтором первых слов первой строки в последней и с десятью "And" в начале строчек.
Судить, как говорится, не мне. Как и в прошлый раз, специально не читал классические переводы - в данном случае, Маршака и Пастернака, которые по своему невежеству не помнил.
Потом посмотрел. Оба перевода, конечно, прекрасны и виртуозны. Вместе с тем (извиняюсь за наглость) отмечу, что Маршак "выторговал" себе лишний слог в конце каждой второй строки, что, на самом деле, огромное преимущество, и не сохранил вышеупомянутую структуру - видимо, счёл, что смысл важнее. Мне кажется, искажён также замысел строки "And needy nothing trimmed in jollity" - пожалуй, моей любимой, потому что прикрывание весельем пустоты - это то, чем мы каждый день занимаемся.
А Пастернак, наоборот, четко выдержал шекспировское построение, но, на мой вкус, допустил уж слишком много вольностей. Например, у Шекспира вообще не было ничего про "и как шутя живётся богачу, и доверять, и попадать впросак". Опять же вспоминается герой Евстигнеева: "Прекратите отсебятину. И потом: во времена Шекспира не было сигарет "Друг"".
Удивило также то, что оба перевели "my love" как "друг". Нет, я помню про белокурого рыцаря, которому с некоторых пор Щекспир всё посвящал. Но почему Маршак и Пастернак решили подчеркнуть именно этот гей-мотив, которого в сонете нет? Какая разница, какого пола любовь? Загадка. Милонова на них не было.
А по поводу самого сонета - удивительно, насколько ничего не изменилось. Только указывать на пороки стало считаться неполиткорректным и вообще дурным тоном. Simple truth miscalled simplicity.
***
Tir'd with all these, for restful death I cry,
As, to behold desert a beggar born,
And needy nothing trimm’d in jollity,
And purest faith unhappily forsworn,
And gilded honour shamefully misplac’d,
And maiden virtue rudely strumpeted,
And right perfection wrongfully disgrac’d,
And strength by limping sway disabled,
And art made tongue-tied by authority,
And folly, doctor-like, controlling skill,
And simple truth miscall’d simplicity,
And captive good attending captain ill:
Tired with all these, from these would I be gone,
Save that, to die, I leave my love alone.
Устав от жизни, я хочу уйти.
Ведь лучшим выпадает нищета,
И искренняя вера не в чести,
И за весельем - фальшь и пустота,
И слава достаётся не тому,
И дев прекрасных превращают в шлюх,
И нет дороги силе и уму,
И бездари святым проклятья шлют.
И власть искусству затыкает рот,
И правда простотою прослыла,
И мэтром понукает идиот.
И что добро? Слуга покорный зла.
Устав от жизни, я уйти готов,
Но как оставить здесь мою любовь?