матрица

Хома Даймонд Эсквайр
в нашем дворе никто косолапую гальку не любил.

за что ее любить, если она убогая и страшная, с рождения у нее одна нога короче другой саниметров на десять и голова на тонкой шейке болтается так неудачно приделанная, что волей-неволей хочется свернуть ей шею, просто, чтоб не раздражала.

еще и сердце у нее больное, совсем как тряпочка внутри, не качает кровь, а бултых- бултых туда- сюда, аж бесит, дрожит вся как истеричная левретка и вечно потеет.

но хуже всего то, что смотрит галька так, будто ты сам виноват в ее уродстве и никто другой.

вышел утром погулять, радостный, а там галька сидит спозоранку и так зыркнет, что тебе уже жизнь не в радость, как тут гулять, когда оно, это, там сидит и злобно смотрит, - почему - то все наши уроды выползают на улицу раньше дворников.

с ней никто даже не разговаривал подолгу, когда ее полувыводили- полувыносили под руки посидеть на лавке, - разные ножки при этом свисали вниз и естественным образом скрючивались на весу.

все, проходя, отводили взгляд или ненатурально нежно лыбились: "здравствуй галя, как мама?"

галю всю передергивало и она отворачивалась, тряся головой, со странным, почти брезгливым, выражением.

жестоко, право, спрашивать урода как поживает твоя нормальная мама, но нормальные люди сознательно или бессознательно этого не понимают и продолжают хитрую пытку.

- да, чтоб она сдохла, - читается на жалком личике гали, но галя молчит и давится эмоцией, зажимая еще глуше дырявое сердце и туже переплетает ущербные ножки.

обычно она торчала весь день у окна и смотрела во двор со злобой и тоской из-за мутного грязного окна с серыми ветхими занавесками, рядом маячил горшок с геранью и лысая кукла.

родители ее тоже были какие-то невзрачные, как они умерли никто и не заметил, похороны таких до того тихи, будто они жили и умерли тайком.

галя пролоджала торчать у окна с горшком и куклой, в квартире всегда было тихо как в могиле, самою галю никто и не числил среди живых, даже когда она с трудом сползала вниз по перилам, от нее все отшатывались как от привидения.

ситуация изменилась резко, когда галя вдруг в сорок лет вышла замуж и прошел слух, что она еще и беременна.

вот это номер!

дом взволновался и ждал продолжения, стало интересно.

и шумно!

муж гали, тихий и невзрачный в жизни, напившись становился буйным и с грохотом ломился домой, куда его в таком виде беременная жена не пускала.

жизнь гали закипела так, что ожил весь дом и только про нее и говорили.

отношения они выясняли бурно и никого не стесняясь.

иногда крик на площадке стоял такой, будто там одновременно орали человек десять, такой громогласной неожиданно оказалась хромоножка.

часто муж спал прямо на коврике у двери, а его вещи в форточку вылетали во двор и стелились там ковром по асфальту.

проспавшись, он с воем тащил все обратно и из-за двери еще долго доносились вопли и грохот.

в конце лета галя родила дочку машеньку, убожество номер два, теперь уже с усиленной генетикой.

даже не верилось, что это произошло, но я в тот момент упорно защищала галю от всех нападок, аргументируя гуманными соображениями, что все люди хотят счастья и любви и что поделать, если она тоже хочет, подумайте, какова ее жизнь, пусть ей хоть немного солнце посветит, а бог если дал дитя, то даст и на дитя.

зачем-то же и такие люди рождаются.

со мной никто не был согласен, тоже трезво аргументируя: "ты на родителей посмотри, что вырастет, и кому оно будет нужно?"

бог на дитя дал руками галиной сестры, нормальной и вполне по-человечески живущей с мужем через пару кварталов, на беднягу обрушился такой вал общественного прессинга, что она не смогла отказаться кормить галину семью, хоть и была счастлива убраться из родительского дома.

бог, он такой, он же деньги не печатает, только через общественное вразумлеие может подать и тогда, если ты крайний, против бога не попрешь, раскошелвайся на нищих и сирот, они уверены, что ты им должен.

вскоре от гали ушел муж, крича на весь двор, что таких шлюх на свете как грязи и он уходит к другой, понимающей.

другая оказалась с тем же именем и фамилией как и наша галя, только глубоко пьющая, - матрица иногда любит пошутить!

страшная машенька стала новым дворовым изгоем, заместив уже не выходящую маму, галю - хромоножку.

есть такие неудачливые дети, сразу с ними все как-то неблагополучно и машенька оказалась именно из таких.

вечно чумазая, с грязной физиономией, со спутанными волосами, даже одежда сидела на ней особенно неряшливо, мешком, и все с нее сползало и свисало, ручки- ножки болтались, падала она на пустом месте и всегда прямо в лужу.

такой дворовый собиратель всех несчастий.

когда выкопали котлован и его залило по весне водой, именно машенька в него свалилась вниз головой, на асфальте остался валяться ее грязный кроссовок.

безымянного прохожего заинтерессовало сочетание кроссовка и котлована.

начали нырять и достали еле живую машеньку, откачали и вернули вопящей гальке, она орала, что всех засудит и посадит за свою кровинку.

нормальный ребенок. пробыв столько времени в холодной воде, врядли бы выжил, но то нормальный...

зимой машенька ходила в осеннем пальтишке, тощеньком и драном как и она сама.

увидев это дитя скорби на улице, до костей продрогшим, я не смогла сдержать слез и быстро собрала ей по знакомым два огромных пакета одежды, включив на полную катушку красноречие и дар убеждения.

в итоге машенька было обеспечена на пару лет вполне приличными и не сильно ношеными вещами.

часто я приносила им игрушки и разную еду, не могла я вот так просто жить рядом с такой нищетой.

галя хватала у меня все из рук птичьим быстрым движением, будто склевывала зерно и хлопала дверю перед носом, не говоря даже спасибо.

но я и не нуждалась в этом "спасибо", собственно, я облегчала свою совесть и снимала так напряжение.

кормим же мы частенько собак на помойке, когда совсем тоска душу гложет.

у меня были знакомые, которые в таком случае просто говорили "собак, чтоль, пойти покормить, а то выть охото"

мы и в полночь ходили собак кормить, когда прижимало внутри.

это как форточку открыть.

все мы смотрим в небо как галя из своей форточки, через мутное стекло, а рядом герань и лысая кукла, это почти картина вечности.

собачек, бомжей не на долго хватает, проходит приход и снова все серо...

итак, я упорно кормила галю и ее порождение.

мне не хотелось частенько жить от переизбытка любви, галя в своем недостатке хотела жить неистово и страстно.

я покупала ее голод, меняла его на кукол и еду, она тоже не могла отказать себе в удовольствии хлопнуть меня по носу дверью.

проблемы начались с телефона, он у родителей был на блокираторе и, как назло, с галей.

в это время можно было уже спокойно ставить любой телефон, но шутка в том, что телефон моих родителей врачей знали множество народу и им постоянно звонили.

я устроила им хорошую подработку, даже очень хорошую, но все время требовался телефон.

казалось бы, ну, в чем здесь можеть возникнуть заковыка, ан нет, именно в это время галька начала с кем -то говорить по телефону не просто часами, а натурально сутками.

похоже, мой гуманизм так разозлил лукавого, что он решил подвергнут его тяжелым испытанием долларом.

галька начала мне дорого стоить.

масса народу не дозванивалась и я теряла кучу денег.

сначала я пыталась с галей поговорить, предлагала поставить ей телефон сама, даже заплатить ей сверху за это, но галя, не слушая, хлопала дверю перед носом.

порой телефон молчал неделями.

трудно поверить, что галя говорила все это время, не переставая, но когда мне удавалось, наконец, позвонить или ответить на звонок, радоваться было рано.
вскоре телефон снова замолкал.

с кем могда говорить, не выходящая из дома галя вопрос, но ведь могла же она перед смертью познать и еще одно удовольствие счастливых, возможность излить душу в разговоре с другой родной душой, но должны же они когда - то спать!

отдыхать, готовить еду, купаться, просто ходить по квартире или это был такой монолитный многомесячный диалог с миром, может она набирала номера по абонентской книге, звонила и просто что-то говорила, говорила, пока не бросали трубку...

такой вызов миру после ее брака и рождения ребенка вполне мог случиться, протест, всплеск, взрыв достоинства, да, я же человек, услышьте меня!

когда я ждала срочный звонок, у меня уже не хватало терпения и я колотила в ее дверь ногой с воплями "галька, сука, открой дверь или положи трубку. ну хоть на пять минут!"

мысль, что вся моя жизнь теперь зависит от настроения и воли гали приводила меня в неистовое бешенство.

я убить ее была готова.

галя же, как ни в чем не бывало, сонная, открывала и смотрела с деланным недоумением: "тебе чего?"
а, выслушав... хлопала дверью!

господи прости, я желала ей умереть страшной смертью.

но так же приносила еду и одежду.

она как чуяла, когда я была не с пустыми руками и открывала быстро.

вид ее был страшен, вся отекшая, сердце уже сдало, мутные глаза, вонь в квартире невыносимая.

маша шмыгала по двору как мышь, ее уже таскали по кустам мальчики.

говорили, что лет в тринадцать точно родит, чудес не бывает.

внезапно телефон ожил, галя умерла...

маша изчезла в неизвестном направлении.

квартира закрыта, из ручки двери торчит ворох квитанций.

в мутном окне уже нет герани, лысая кукла чуть сдала в бок...