«...средств на освещение улиц не отпускать, т. к. порядочным горожанам по вечерам надлежит сидеть дома...на ремонт губернаторского дома отпустить 7.000 р.
...на ремонт городской тюрьмы отпустить 1.440 р...»
(Из постановлений верненской городской Думы. 1915.)
...а как первый фонарь на углу засвистел,
Так за ним и другой посвистать захотел.
Ну а третьему — что же лежать не у дел?
Шестигранен, собою хорош, чистотел,—
Свету в грудь поднабрал, взлез на столб — заблестел!
Не желают властя распечатывать тишь,
Ну да разве фонарику что запретишь? —
Свет, он исстари Свет, как не вытемни — Свет.
Стали светы держать меж собою совет:
— Не годится, однако, быть в малом числе,—
Просвещение нужно на этой земле!..
— Революцию нужно!..
— Не сразу, не вдруг,
Агитация прежде, светлейший мой друг,—
Я соседу мигну, в губернаторский дом,
В Благородном Собранье пошепчем потом...
— А потом запылают в округе дома...
— А потом — и на площадь!
— А как же тюрьма?—
Вполнакала живу, все тишком, да тишком,
Даже мухи по мне маршируют пешком,
А в узилищах — стены, пылища, тоска...
— Нет, друзья, мы тюрьму не осилим пока,
Там дремучи запоры, там горы преград,
Но мужайся, наш скорбный, наш сумрачный брат,
Как пророчил старейшина, Первый Рожок —
Город скинет свой пыльный, свой тёмный мешок,
И прожжёт этот мрак золотое тавро
Фонаря фонарей —
Фонаря ГОЭЛРО!..
Так шептались они, темнота, голытьба
(Там не дремлет пророк, где задремлет судьба),
Все шептались, шептались...
Но, черт побери,—
Были правы, мой город,
Твои фонари!
***
Ночь подкралась — домой поворачивай...
Ну и пусть себе, кто «попорядочней»,
(И поныне такое в ходу)
Не рискнут прогуляться по городу,
Пусть с оглядочкой тычут на бороду —
Вот, мол, чёрт!..
Чёрт так чёрт.
Я — пойду.
Вниз пройду я до улицы Кирова,
Постою возле домика сирого —
Жил здесь, кажется, только вчера.
Нетоварный он рядом с товарными,
А когда-то про нас поговаривали:
— Вон, ребята с Большого Двора...
Город строится, вывески тиская.
Нынче — Кирова, встарь — Командирская.
Не из скромников был городок! —
Губернаторская, Казначейская,
Побережная, Первогильдейская,
И Февральская... — под ноготок.
Ну а где там проспект Колпаковского?
Город знал генерала таковского,
Не посадишь деревья — порол!
Это было, конечно, насилие,
И, конечно, листвы изобилие
Не должно бы смягчать произвол,
Но... садочки, аллейки, бульварики,
Переулком свернёшь, а фонарики
Знай себе зеленеют в листве,
Перемигиваются, переливаются,
То аукнут, то в кронах скрываются,
То восходят «грибками» в траве.
Пуще всякого время вечернее
Потому мне дороже, наверное,
Что другого и времени нет,
Где бродилось бы так, и дышалось так...
И милы эти блески шалости
Всем, кто также влюблен в этот свет!