- Бабуля, мне очень интересно, как мой отец оказался в Нижнем Тагиле, - спрашиваю я уже не первый раз.
И бабушка продолжает свой долгий рассказ.
- Упрямый был Геннадий! Что в голову себе вдолбит, уж никак не уберёшь из его мозгов! Год готовился к побегу. Где-то достал вагульскую плоскодонную лодку и прятал её в двух километрах от поселения, в затоне – это, внучек, когда брёвна зацепляются за корягу или дно, и собираются в такую большую кучу, которая и называется затоном. Часто мужиков посылали разбирать эти затоны. Очень опасная работа: брёвна скользкие, тяжёлые, а по ним ведь надо бегать, и если затон сдвинется и попадёт в течение реки, то гибли даже люди. Вот Геннадий и прятал в таком затоне свою лодку.
Дед наш к тому времени стал прорабом по сплаву. Я работала в детском саду. Числились мы на хорошем счету. Хозяйство своё, огород – ведь привычку трудиться не сломали. Даже комендант у нас каждый день брал по кринке молока.
Дед и попытался однажды поговорить с ним о том, что учиться бы надо парням, и не отпустят ли их на волю. Николай Николаевич, вечная ему память, так звали нашего коменданта, предложил такой вариант: «Ты, как отец, напиши-ка, Никитыч, заявление с просьбой о желании ребят учиться и направлении их на учёбу. Я это заявление положу под сукно, ходу ему не дам, а ребята пусть сами без огласки «выбираются» отсюда».
За свою доброту и пострадал, наверное, Николай Николаич, – перекрестилась бабушка и что-то прошептала.
Как-то уже к концу лета, когда всё переделали по дому, Геннадий и говорит: «Завтра с Афанасием бежим!» Как? А подготовиться? Ведь у тебя и документов никаких нет! «А кто мне даст документы? – Никто! - отвечает Геннадий, - побежим «на удачу».
Собрали торбочку с провизией, сколько было денег, и ночью с отцом проводили детей до спрятанной лодки. Ребята уселись в неё, взялись за шесты, молча помахали нам рукой, и река подхватила лёгкую лодчонку и мигом скрыла в речном тумане. Мы с дедом всплакнули, пока шли по тайге до дому, думая, как объявить об отсутствии ребят на работе.
- Боялись мы с отцом за детей, ох, как боялись. Буквально в середине лета как-то прибило к нашему пологому берегу бревно, а на нём - два человека. Прибежал народ, мужики еле разжали у них руки, которые, как клещи, держались за сучки. Вытащили бедолаг на берег. Хоть лето и было тёплое, да вода в реке поточная - холодная: у людей «зуб на зуб не попадал», их трясло, как в лихорадке. Один мужчина, невысокий, тёмненький, всё стонал и просил: «Хлебушка дайте, трое суток кроме воды ничего не ели». А мужчина постарше - крупного телосложения, вроде бы из интеллигентов, одно просит: «Не выдавайте нас, мы сейчас поплывём дальше».
Сбегала одна поселенница домой, принесла каравай хлеба, а он – горячий, только что вынутый из печи, завёрнутый в тряпицу. Разломили пополам - одному и другому подали в руки: тот, что тёмненький, с жадностью начал хватать горячий хлеб, давясь, проглатывал большими кусками, а интеллигент положил свой пай за пазуху мокрой рубахи и рассказывает собравшейся толпе, что они бежали из северного лагеря, что комендант лагеря - сущий зверь, придумывает разные издевательства, чтобы извести человека: битьё, голод ему уже не подходили, так он заставлял охрану раздевать донага человека, привязывали его руки и ноги к сосне – гнус делал своё дело: облеплял беднягу с головы до пяток - и немногие выдерживали сутки, умирали стоя. «Вот стервец!» - раздавалось из толпы, - а у нас, значит, ещё рай в сравнении с вами».
К толпе подошёл наш комендант Николай Николаевич и строго просящим голосом сказал: « Ну-ка, ушли отсюда, и чем быстрее, тем целее мы все будем – сюда уже едут органы ЧК!» Народ послушно, а некоторые даже бегом отошли на достаточное расстояние. Прибежали местные охранники, наставили стволы винтовок на беглецов. Интеллигента поставили на колени, руки за голову, а тёмненький катался по берегу, крича в голос, поджимая колени к животу. Кто-то в отдалении стоящей толпы прокомментировал, что, мол, начался заворот кишок от съеденного горячего хлеба: не жилец, бедолага.
ЧК не заставила себя долго ждать – видно за беглецами давно следили с берега. Машина остановилась, не доезжая до берега метров пятьдесят, так как там уже начиналась топь, и она могла застрять. Из кузова спрыгнули два солдата в синих фуражках, а из кабины вышел их командир. Подошли к Николаю Николаевичу, поздоровались, пожали руки. Сначала за ноги потащили тёмненького, не открывая кузова, раскачали за ноги и руки и перебросили через борт, как мешок с картошкой: человек уже не кричал, да и стона не было уже слышно. Интеллигента подвели, заставили залезть в кузов. Старший – в кабину, бравые солдаты – через борт и на лавку у кабины.
Машина, газуя, резко рванула с места и видно попала на бугор – подпрыгнула, сидящий у заднего борта интеллигент вдруг или сам, или от тряски перевалился через борт и упал на дорогу. Охранники немедленно вскочили, неистово стуча по крыше кабины – машина остановилась. Один из охранников вытащил наган, положил на свой локоть, прицелился и сделал два выстрела – интеллигент уткнулся лицом в пыльную дорогу. Спрыгнули, точно также раскачали и перебросили через борт уже труп человека. А на дороге осталась краюха хлеба, которую так и не попробовал человек.
Вот так, внучек! Поэтому-то мы очень и переживали с отцом за детей.
Месяц твой дедушка говорил, что ребят переслали на другой участок, по решению коменданта, а это был закон: «Раз комендант - это уже бесспорно!» А потом как-то уже и никто и не спрашивал, каждый подумывал по-своему: «Направили на другой участок, или в бегах – это их дело» - все успокоились.
Ребята выбрали место пристанища – Тагил, потому что прошёл слух, что несколько семей уехали из нашей деревни до раскулачивания и обосновались в Нижнем Тагиле. «Так лучше к землякам, чем в безызвестность!» - приняли решение братья. Больше месяца искали ребята своих земляков, перебиваясь временным заработком.
И вот повезло. Геннадий случайно наткнулся на земляка, который работал трактористом в одной городской организации. Встретились, обнялись, разговорились:
- Ну как родители? Что думаешь, Геннадий, делать?
- Ищу работу, да Афанасия надо пристроить.
- Ну, работа - не волк, в лес не убежит! – поговоркой пошутил земляк. – Давай-ка я схожу к своему начальнику. Он - мужик серьёзный, трудовых людей любит. Поговаривают, что в его роду есть репрессированные. Так что, Генша, приходи этак денька через три. А вообще, где тебя найти?
- Тут недалече: у одной бабки квартируем за то, что перекрыли ей тесовую крышу, забор поправили, а сейчас «колим» дрова с Афанасием. Подкармливает и в ночлеге не отказывает, добрая душа.
- Ну, лады! Давай, как договорились.
В назначенный день Геннадий поспешил на встречу с земляком, Афанасий увязался за ним. Подошли к гаражу. Геннадий и говорит:
- Ты, Афоньша, пока зайди за угол и посиди там. Если что, позову.
А сам пошёл к воротам гаражного бокса, с трудом открыл их и видит - во дворе стоит разновидная техника: легковые машины, «эМКа», «Опель», в углу – трактор «Сталинец», без кабины, с широкими гусеницами, а из отсека двигателя торчат чьи-то ноги. Геннадий подошёл ближе, покашлял, обозначая своё присутствие – ноги сразу «зашевелились», и из двигателя «выполз» земляк.
- А, Геннадий! Я тебя ещё вчера ждал. Ну, пойдём к начальнику – он о тебе уже знает. Только чур, если спросит, знаешь ли трактор, скажи, что в колхозе тебе его доверяли.
- Как же я скажу, если я его и в глаза не видел.
- Ну, знаешь, ради дела иногда можно и соврать! Я сказал начальнику, что ты знаком с техникой, что ты поможешь мне в ремонте трактора, что мы с тобой подготовим его к зиме, и будешь моим сменщиком.
- Вот это да! – воскликнул Геннадий, - вот это дробь!
- Да, кстати, я тебя расхвалил, что лихо пляшешь – его это заинтересовало. Ну, не робей, паря, пойдём! - проговорил земляк и подтолкнул Геннадия.
Заходят. Начальник пьёт чай с сахаром вприкуску, сидя за большим дубовым столом, покрытым традиционным зелёным сукном.
- Ну, вот. Я привёл своего молодого земляка.
Начальник привстал и через стол подал руку Геннадию. Пожали. А земляк всё вытирал ветошью свои маслянистые руки, приговаривая: «Грязный я». Начальник уселся, отодвинул от себя алюминиевую кружку с чаем, аккуратно на кусочек газетки положил огрызок сахара и, смотря в глаза Геннадия, «прямо в лоб» тихо спросил:
- С выселок бежал?
У земляка и Геннадия глаза «поползли на затылок».
- Не бойтесь, я должен знать, на что иду, а знания – это оружие. Так я спросил, а тебе отвечать.
Геннадий, смотря ему прямо в глаза, и говорит:
- Да, я бежал, и бежал вместе с братом. Брату надо учиться, а мне нужна специальность, а не лес валить да на сплаве мокнуть.
- Хвалю! – сказал начальник. – Зови своего брата.
Геннадий мигом «вылетел» из кабинета, нашёл Афанасия, лежащим на газоне за гаражом, и этаким бодреньким голосом, не теряя достоинства старшего, произнёс:
- Ну, пойдём, юноша! С нами хочет говорить вроде бы хороший человек.
- Итак, ребята, - начал разговор вроде бы хороший человек. – Как я понимаю, договор - только между нами. Земляк пойдёт продолжать свою работу, - и внимательно посмотрел на своего сотрудника, намекая ему на то, что ему пора покинуть помещение.
- Да, да, я пошёл! – сказал земляк, обернулся к ребятам и лихо подмигнул: дескать, всё - «на мази».
- Во-первых, вы – без документов, - продолжал начальник.
- Да, у нас только справки, что мы являемся переселенцами, и приписаны к месту проживания.
- Ну, кладите на стол свои справки.
Из внутреннего кармана пиджака тут же были «достаны» две серые бумажки и доверчиво отданы начальнику.
- А теперь слушайте внимательно, – уже более мягким голосом проговорил начальник. – Геннадий, ты завтра выходишь на работу. Я тебе дам временную справку, что ты принят трактористом к нам в контору, хотя я понимаю, что «окромя» хвостов у коров ты ничего не крутил, - а то тут твой земляк наговорил о тебе…
Геннадий наклонил голову, чтобы этот добрый человек не заметил, как кровь хлынула в лицо и «залила» его красной краской.
- Так вот! Со своим земляком разберёте до винтика трактор, затем соберёте его – вот тебе и академия. Согласен? – спрашивает начальник.
- Да вы что! Это моя мечта, а вы её реализуете. Это же знаете, как здорово! Геннадия переполнили чувства, и он в экстазе «выдал» на деревянном полу кабинета такую дробь, что начальник тут же воскликнул:
- Да, мне рассказывал твой земляк, что можешь плясать, но чтобы так… Я, батенька, удивлён! А может в артисты тебя?
- Нет, что вы. Я точно мечтал познать технику, а тут такая возможность. Я вам «по гроб» благодарен!
- Ну, «по гроб» не надо, а свою благодарность отдашь трудом. Понятно?
- Конечно, понятно.
- А твоего младшего брата мы определим в училище, там он и получит паспорт. Тебе с паспортом помогу я. Ну, что, братья, не всё так уж страшно, как «малюет чёрт». Давайте, до завтра. А мне дайте допить чай.
Братья вышли от начальника. Первое время даже не могли произнести ни слова – комок стоял в горле, но за то целый вечер за колкой дров для бабули, где они жили тема была одна и та же, что есть всё-таки люди на свете! Это не те, которые, как саранча набежали, всё похватали, разорили, оставили, можно сказать без средств к существованию, и вывезли всё к «чёрту на кулички».
- Ну, Фенша, нам повезло. Ты давай, учись в училище, не подводи нас!
- А кого это вас? – спросил Афанасий.
- Конечно, начальника, нашего земляка, да и меня, твоего старшего брата. Усёк?
- Усёк, не подведу. Я и сам хотел учиться и получить хорошую специальность.
Глубокой осенью, как и обещал добрый человек, Афанасий уже учился в училище, получил паспорт. Геннадий разобрал с земляком трактор, затем собрали его и на территории гаража обкатывали день и ночь. И вот новый специалист- тракторист уже является работником автотранспортного учреждения.
- А откуда ты это, бабуля, знаешь?
- Из уст твоего отца, моего сына. Ты родился в тридцать восьмом году, в тридцать девятом в июне Геннадий тайком приезжал к нам, на поселение, со своей женой Марией и тобой. Вот тогда-то он и поведал эту историю.
- Бабуля, ты мне столько рассказала!
- Маленький был, вот и не знал. А сейчас уже повзрослел – я тебе и рассказала. Твой отец в твоём возрасте уже вовсю нам помогал по хозяйству.
Вдруг телега остановилась, бурёнка широко расставила свои ноги, подняла хвост, с удовольствием «сделала» своё дело и с облегчением натянула оглобли, чинно шествуя по дороге. Я чуть не залетел в оставленную бурёнкой круглую «мину», в последнюю секунду перепрыгнув её, тем самым вызвав улыбку на лице бабушки. Ну вот, показались первые дома.
Вечером, сидя за столом всей семьёй, пили чай с лесной клубникой и сдобными творожными шаньгами. Это бабушка умудрилась уже состряпать. Я подумал: «Как она всё успевает? Вроде бы и не видно суеты, а всё у неё получается ладно и вовремя».
- Ну что, Анатолий, не идёшь к своим друзьям на улицу, - спросил дед.
- Нет у меня здесь друзей – никто не хочет со мной дружить. В школе вывесили списки, кого будут принимать в пионеры – меня там нет.
- Не переживай, внучек, у меня на работе тоже начались неприятности. Поэтому Анна, твоя тётя, написала письмо твоей матери. Она скоро приедет за тобой. Да и мы, видно, здесь долго не задержимся. Не жить нам около могил своих родителей. Надо убираться в большой город, где никто не знает, что мы репрессированы, раскулачены. Вот грех-то какой, внучек.
- Дед, а деда! Вы ведь хлеб выращивали?
- Да ещё какой хлеб, внучек! Зерно наше шло за границу, считалось элитным, то есть твёрдых сортов с высоким содержанием клейковины. А государству, видно, не надо трудовых людей на земле – вот и оторвали нас от любимого, но очень тяжёлого труда – выращивать зерновые.
- Деда, а если бы государство тебе предложило половину отдавать в пользу страны, ты бы согласился?
- Я, мил сын, и всё бы отдал! Только оставь мне для пропитания семьи и посева, а остальное – забери и корми людей, чтобы они лучше работали. Вот моё мнение! А новая власть сотворила сущее безобразие: наедут, всё выгребут, по зубам надают, да ещё спиртного требуют. А у нас по вере не положено спиртное. Так настаивают. И за это бьют, стервецы! Ну, да ладно, что воспоминаниями жить – Бог им судья, надо думать, как дальше жить.
Раз гулять не идёшь, давай укладываться спать, внучек.