Был 10 часов утра выходного деня. Время тянулось вязко и бесцельно. За окном стоял поздний ноябрь, безрадостный до депрессии. Солнце тускло светило за завесой сплошных облаков, как лампочка сквозь потертую матовую полиэтиленовую шторку с рваными порывами и мыльными разводами, какую можно увидеть только в замызганной душевой какой-нибудь старой и сильно запущенной коммунальной квартиры. По-видимому, такое положение дел Светило не устраивало и оно все время норовило выглянуть в прореху облаков и улыбнуться, блеснув золотой фиксой. Большинство попыток были неудачные и только раздражали, как раздражает любой явный и назойливый неудачник, да еще в начале дня.
1
Сеня слонялся по квартире, подходил к окну, оглядывал с высоты двенадцатого этажа окрашенную серым ненастьем тоскливую городскую унылость, черно-белые дворовые проезды и безлюдный, словно осиротевший, двор с беспорядочными и беспризорными стайками машин, похожих на потравленных и окочюрившихся тараканов.
Так и не дождавшись, пока поднимется жена, он медленно, с пользой потратил время, плотно и с удовольствием позавтракав, как всегда несколько переев. И, пожалуй, что прилег бы, отдавшись сладостной истоме сна, обычно следовавшего за перееданием. Но взял себя в руки, поскольку повесил на себя обязательства и чувство долга, зачем-то пообещав сотруднице Ане, довезти ее с дочкой до аэропорта, очевидно запамятовав в тот момент, что для этой цели, как нельзя лучше подходит такси.
Сеня уже вышел из детского возраста, ему было чуть больше пятидесяти, но он оставался ребенком в душе и мироощущении, большим, тучным, добрым и кудрявым. Несмотря на открытое лицо, даже без намеков на брутальность, и мягкую манеру общения, работал он руководителем предприятия – небольшого, но уютного кафе, которое сам создал. Он, вложив в него душу и нешуточные риски все потерять, держал свой бизнес на плаву, не давая ему утонуть и погибнуть, хотя был не так деловит, как склонен к эпикурейству и гедонизму. Это получается далеко не у каждого. У многих бизнес сопровождался жесткой борьбой, коварными приемами, болевыми захватами и циничной расчетливостью. Зачастую, не обходится без содействия могущественных сил.
Насчет могущественных сил у Сени все было не так очевидно и однозначно. Скорее всего, Создатель сам брал шефство над бесшабашными, мягкими и щедрыми добряками, с детскими чистыми душами, умеющими легко и бескорыстно отдавать и делиться с другими. Вероятно, он лично помогает им плыть и не тонуть по морю, кишащему хищными акулами, по мере возможности оберегая их, и самое главное, временами осаживая вредноносное создание с хвостом, рогами и копытами.
Очень может быть, что как только дурно пахнущее серой кривоногое копытное подбиралось к Сене совсем близко, с целью сконструировать ему какую-либо значительную пакость, Создатель каким-то образом убеждал того охлынуть и козлоногий, чертыхаясь, смирялся. Нет, чертяка, конечно, по мелочи все равно гадил, такая уж у него натура. Но в данном конкретном случае гадил в «пределах разумного». Совсем запретить это дело ему не мог никто, тогда спрашивается, на кой черт тот вообще нужен.
Доброта поселилась в Семене, как в домике, еще в детстве, а может и еще раньше. Она самовольно выбрала его в качестве места жительства, не спросив разрешения, и проживала в нем без прописки. Доброта выпрыгивала из него, как чертик из табакерки (хотя сравнение это здесь не очень уместно) и предлагала свои услуги, зачастую тем, кто не очень в них и нуждался. И Сеня с этим ничего не мог поделать и только молча подчинялся.
Вот и на этот раз, бухгалтер Аня, мило потупившись, поведала ему, что в эту субботу она с дочкой улетает в Таиланд. Аня была похожа на трепетную лань - глазки карие, влажные и всегда слегка испуганные. Сама грациозная, на длинных ножках с круглыми коленками, стоящих аккуратно и стройненько. К тому же, они замечательно красиво начинались (или может, заканчивались) сзади, в месте их крепления. Сене, невесть почему, стало жалко Аню. Как она будет стоять ждать такси на холоде в короткой норковой шубке, с громадным розовым чемоданом на колесиках, с дочкой в шапочке с помпоном и рюкзачком за спиной под цвет чемодана? Как только он это представил, кровь окатила сердце и доброта сразу выскочила из него, предложив Ане свои услуги трансфера до аэропорта, хотя ждать такси можно совсем не на холоде, а в теплой и уютной Аниной квартире.
Между тем время начинало поджимать, поскольку Сеня все-таки, неожиданно для себя, чуток закемарил в кресле. Надо было еще успеть разогреть машину, дать запас времени на возможные пробки по дороге в аэропорт, ну и, как положено при международных полетах, прибыть на регистрацию за три часа до вылета. Лишка времени не оставалось.
Сеня напялил легкую демисезонную куртку, не забыв положить в ее внутренний карман сотовый телефон. Как только он отворил дверь подъезда ноябрьский сырой промозглый ветер набросился на него, как сорвавшийся с цепи злобный дворовой пес. Мелкая ледяная крупа плетью стеганула по лицу и полезла под брюки. Под ногами, как осколки вдребезги разбитого автомобильного стекла, заскрипела наледь. Сеня с отвращением сглотнул первую порцию морозного воздуха, словно запил большую и невкусную пилюлю. И уже второй раз за сегодня произнес про себя – «какой черт понес меня на эти галеры», интуитивно верно определив виновника противного неудобства. Весь, съежившись, напрягая ягодицы и скользя, он не очень грациозно засеменил к гаражу по корявой с наледью тропинке, вероятно, протоптанной такими же добряками. Пару раз, взмахнул руками и, комично извернувшись, избежал падения. Наконец, ему удалось преодолеть начальный этап поставленной цели.
Верхний замок ворот гаража сдался без боя, второй - нижний, для разнообразия, вредничал и сопротивлялся, но в итоге, со звуком открываемого танкового люка, подался. Оставалось только отворить ворота гаража. Но вот здесь, по-видимому, Создатель позволил козлоногому слегка набезобразить… Воротина не подавалась, словно ее приварили. Сеня два раза пнул ее носком дорогого ботинка, затем развернулся и пяток разков лягнул, что было сил. Воротина отозвалась громом небесным, но стояла намертво, по-видимому, заклинившая и прижатая вспучившимся от мороза грунтом. Сеня занервничал, запереживал, и, не на шутку осерчав, обозвал воротину сукой. Но даже это не помогло. Он запаниковал, явственно представил стройно стоящую на морозе и пурге трепетную лань Аню с дочуней рядом, а в небе набирал высоту красавец лайнер, следующий навстречу теплу, ласковому морю, трансвеститной экзотике и истекающим соком фруктам.
Сеня задохнулся горячей волной отчаяния, и вспотел под легкой демисезонной курткой. Он отошел от гаража метров на пять, и разъяренно выкатив глаза, понесся грудью навстречу воротам, как бык на тореадора. Один, два, три раза… Ворота, в отличие от тореадора, не уворачивались, зато оглушительно громыхали. Сеня колотил по ним руками и ногами, обзывал обидными словами, и, что ему вообще не свойственно, грязно ругался, справедливо полагая, что только бездонная энергетика русского мата хотя бы частично способна уравновесить и даже нейтрализовать отчаяние и полную безнадегу.
Он не знал, что его мобильный телефон, лежащий во внутреннем кармане куртки, включился от ударов грудью о ворота, и по своему усмотрению, произвольно выбрав номер абонента, успешно до него дозвонился.
2.
Час назад Грише наконец удалось заснуть, выпив граммов 50 виски. Гриша жил в Нью-Йорке, вернее в дальнем районе этого славного мегаполиса, который застроен в основном двух-трех этажным домами и напоминал пригород Сочи, если бы не обилие афроамериканцев, китайцев и ортодоксальных евреев в черных шляпах и сюртуках. Гриша приехал сюда из России в девяностых годах, уже в зрелом возрасте, и в надежде…
Надежда у любого человека бывает всегда только на лучшее. А какое оно лучшее, это у всех по-разному, и не каждый может сформулировать это не только для других, но и для себя. Если человек живет там, где родился, то надежда может легко трансформироваться в мечту, особенно если ты привык лежать на диване. Надежда для эмигранта - это всегда каждодневная упорная, изматывающая работа и каждодневное преодоление себя. Иначе - кирдык. Тяжеленная такая штуковина.
«Лучшее» может оказаться совсем маленьким, вовсе не блестеть, вообще не быть материальным и может затеряться там, в старом отчем доме, как любимая кошка, забившаяся в страхе под брошенный старый и родной для нее диван, забытая впопыхах, при переезде. Увидеть и понять, что это и есть для тебя самое лучшее зачастую можно только из далекого далека, поскольку, как это не банально, большое видится на расстоянии, и мы не ценим то, что имеем…, пока не потеряем. По мне, лучшее - это когда душа на месте. И место это может определить только сама душа. При условии, конечно, что иные могущественные силы позволят ей иметь такую возможность – быть на месте и в покое, и никому не придется бояться за другие родные души.
Гришу разбудил телефонный звонок. И он спросонок поинтересовался у лежащей рядом жены: «Какая еще такая сука сейчас может звонить?». На экранчике его телефона высвечивалось имя давнего его приятеля, еще со студенческих лет, с которым они продолжали дружить и встречались, когда Гриша приезжал в Россию. Приятеля звали Сеня. Гриша нажал на соединение. В трубке послышалась возня, прерывистое дыхание, грохот и страшные удары по чему-то металлическому, затем телефон голосом Сени, сдавленно и задушено тоже обозвал кого-то сукой, и снова послышалась возня и жесткие удары. Затем опять Сениным голосом и несколько коряво трубка разразилась жутким сквернословием, а точнее матом. Гриша от Сени отродясь такого не слыхивал. И тогда он, тоже в отчаянии, заорал в трубку: «Сеня, Сеня, что случилось?».
Первая Гришина мысль была о погроме, но он сразу ее отмел, сопоставив генетическую память с реальностью. И потому Гриша сразу решил, что у Сени отжимают бизнес, вспомнив девяностые годы с их паяльниками и утюгами. Да и ругаться так Сеня смог бы разве что с раскаленным паяльником в одном месте или шипящим утюгом на другом. Похолодев от дурных предчувствий, Гриша принял эту версию в качестве основного варианта.
Он с ужасом слушал как там, в далекой и заснеженной России, его приятель Сеня кричал, бился, грохотал, и не очень умело, но искренне матерился, не отвечая на его позывные. Судя по всему, дела его обстояли совсем уж ни к черту. Гриша пытался дозвониться до Сениной жены, но и ее телефон не отзывался, по-видимому, и это тоже было частью чей-то дьявольской задумки.
Дозвониться до Сени он смог только к утру, когда в России, наоборот, был вечер. Трубку взял Сеня, он как всегда чего-то жевал, чавкал и никак не мог врубиться, что за ерунду молотит Гриша. И он с печалью решил, приняв за основную версию, что Гриша начал злоупотреблять виски.
По ходу, в итоге все утряслось и образовалось. Анечка, не без приключений, все-таки добралась до аэропорта на такси, и даже, в последнюю секунду, успела на рейс. Всплеск неожиданных и нелепых тревог, нарушивших привычный ход жизни Сени и Гриши, улегся сам собой, как разглаживаются волны на водной глади озера после всплеска от брошенного кем-то камня. Их души встали на место, у каждого на свое, по разные стороны океана.
И, если хорошо присмотреться, можно было заметить, как там, далеко на горизонте океана, гребя копытами и поминутно отплевываясь, плыл неопознанный субъект в продранной рогами резиновой шапочке…
Март 2017