У недавно ушедшей поэтессы Риммы Андрияновны Дышаленковой в особом почете и уважении - два кумира и идеала, которых она боготворила. Александр Сергеевич Пушкин и певец горы Магнитной Борис Александрович Ручьев, давший молодой поэтессе путевку в жизнь.
К юбилею поэта я предложил ей написать совместный очерк о начале его творческого пути, основанный на ее воспоминаниях. Она согласилась, но только под одной фамилией – моей….
Начало трудовой деятельности юного Бориса можно назвать "обычной биографией в необычное время".
На Магнитке он - плотник, бетонщик, журналист, член СП СССР. Однако здесь, в городе, который он воспел, появились истоки личной драмы поэта. Позже Ручьев с болью вспоминал: "На Магнитке исключен из комсомола по решению комсомольской ячейки за то, что "выбросил за окно вещмешок со статуэткой вождя пролетариата Маркса" (факт, имевший место, связан с личными обстоятельствами жизни поэта).
Из города юности, отмечал Ручьев, он "уехал с разбитым сердцем", работал в газете "Челябинский комсомолец". 26 декабря 1937 года арестован в Златоусте и направлен в специальный корпус Челябинской тюрьмы.
По пункту №7 он привлекался "за подрыв промышленности, транспорта, денежного обращения и кооперации". Следующий пункт обвинял в терроре, последний - "деяние, которое готовилось организованно..."
На первом допросе 15 февраля 1938 года опальный поэт показал: "Никакой антисоветской деятельности я не вел и никогда не имел никаких связей с контрреволюционной организацией правых".
После "обработки" следователем Ручьев признался "во всех смертных грехах".
Вызывает недоумение и сомнение в искренности обвиняемого строка, явно "пришитая" НКВД: "Лично я, как оголтелый фашист, клеветнически доказывал, что партия разрушает литературный фронт, а в литературе господствует "застой" и "делячество".
Видимо, обвиняемому жизнь спасло то обстоятельство, что он был "только вовлечен", но не являлся активным участником контрреволюционной организации. Сравнительно "мягкий" приговор стал Голгофой поэта, отлученного от творчества на двадцать лет.
С началом перестройки заговорили о провокаторах, доносах, писателях, попавших в застенки, но освобожденных: значит, они кого-то выдали.
Он как-то рассказал, что у него в Москве вышел сборник стихов с большим, по тем временам, гонораром.
По этому случаю решил как следует угостить друзей, молодых строителей города, увлеченных поэзией, веселых и энергичных.
Застолье продолжалось до рассвета.
Поддавшись общему пафосу пожеланий самого невозможного и несбыточного, он неожиданно заявил:
- Ребята! Если бы я был председателем совнаркома, я бы Васю назначил наркомом обороны, Колю - наркомом иностранных дел, Серегу - наркомом просвещения...
И так он распределил все "портфели" в своем "кабинете"...
- Кому-то, видимо, не понравился "портфель": на следующую ночь за мной пришли.
Следователь, которому меня передали, сказал, что на меня поступило сообщение, вообще-то правильнее, донос, в котором говорилось: "В Магнитогорске в ночь с такого-то на такое Борис Ручьев формировал новое правительство страны".
Естественно, я ему все популярно объяснил: мол, чепуха, мальчишеская шалость, поэтическая блажь.
- Почему вы, поэт, не о женщинах, не о стихах или чем-то подобном говорили? - резонно допытывался следователь.
- Помню, ему сказал, что ответить на это вопрос не могу: блажь она и есть блажь. Она-то и стоила мне десяти лет лагерей.
Поэтесса Римма Дышаленкова вспоминала о последней встрече с Ручьевым: «Доносы писали рядовые люди и знакомые, друг на друга или враг на врага, - горько говорил поэт.- Ты знаешь, как звучит донос на Ручьева? Мне его достали в партийном архиве писатели Гроссман и Шмаков. "На Урале распространителем идей Бухарина является поэт Кривощеков, скрывающийся под фамилией Ручьев". Это был 37-й год, когда в Москве начались преследования Бухарина. Какой же из меня распространитель?"
По утверждению поэтессы, его незадолго до кончины навестили челябинские писатели Гроссман и Шмаков, оставившие на листке настольного календаря копию этого доноса, исковерковавшего судьбу поэта.
Изучаем календарь 1973 года, хранящийся в музее-квартире поэта, пытаемся убедиться в факте подлого заявления. Увы, отдельных сентябрьских листков нет, и искомый документ отсутствует.
Был ли донос анонимным или под конкретной фамилией - неизвестно. И уже сегодня не так важно,кто был его автором.
Этим трагическим событиям прошлого Римма Дышаленкова посвятила стихотворение «Поздние встречи», вошедшее в ее сборник «С высоты Земли».
Обалдевший могильщик
на исходе луны увидал,
что явился и выжил
тот, кто он давно закопал.
Заявился воскресший
не к неверной любимой жене,
принимай, помертвевший,
гостя в доме при ясной луне.
Не с упреком пришел,
не предателя взять на испуг:
закопал хорошо,
как надежный и преданный друг.
Оказалось, могильщик,
не погибелью – пухом земля,
вот и выжил, явился,
а другим и явиться нельзя.
Он рассказом нездешним
не потряс небеса.
Просто выжил, сердечный,
знай, могильщик, что есть на земле чудеса.
Дважды в землю закопан,
он пришел в твои грешные сны,
чтоб стоять против окон
вместо солнца и вместо луны.
Есть еще одна версия ареста Ручьева, которую связывают с, якобы написанной им частушкой начала 30-х годов.
"Сидю я как-то в зале,
народу в зале нет.
Висить-висить на стенке
карлмарксовый патрет.
Докладчик докладает,
народу в зале нет.
Висить -висить на стенке
карлмарксовый патрет.
Докладчик докладает
народу в зале нет!
Сорвался вдруг со стенки
карлмарксовый патрет.
Докладчик убегаеть,
и гаснет в зале свет.
Но путь нам озаряеть
карлмарксовый патрет"....
Кто знает ныне, все может быть...