Балерины на моем окошке

               

На моем окошке к началу марта весело зацветает фуксия. Я не представляю себе окна без этого комнатного цветка и еще со своего деревенского  детства  помню это приятно цветущее растение, украшение почти каждой избы.
 
Завезенное из далеких  тропиков, оно у нас так «обрусело», что ни один деревенский подоконник не обходился без цветущих фонариков, которые больше похожи на маленьких сказочных балерин.

 Помню далекие деревенские вёсны.  Чем ярче светило солнце, чем звонче за окном вызванивала мартовская капель, тем больше изящных балерин недвижимо никли вниз тычинками. Ничего еще не цвело на подоконнике, даже неприхотливая герань, а фуксия нежно, покорно кланялась малиновыми юбочками всему тому, что было за окном.

А за деревенским окном бывало всякое: и капель, и солнце, и ветер, и в разрывах облаков небо, синее-синее и такое высокое, что захватывало дух. Там шалил март, дразнил фуксию, лукаво манил её на весенний карнавал и пиршество. Да и мне самому хотелось тайком сбежать из дома, прихватив небольшой горшочек с безмолвно-покорным цветком, чтобы водрузить его на ноздреватый гребень оседающего сугроба. Мне думалось, что бесчисленно распустившиеся фонарики скорее растопят снежные дюны, и извилистыми змейками засеребрятся ручьи, и обнажится земля, и пойдет от неё видимый глазу живительный пар.

 Помню: лечу  вон из дома, устанавливаю горшочек с фуксией на самую вершину сугроба, с детской убежденностью веря, что случится чудо, что чудесные алые фонарики растопят  надоевший за долгую зиму снег… Теперь-то я понимаю, что бабушка, подоспевшая к странному моему ритуалу,  спасла от неминуемой гибели красные юбочки фуксии и весь цветок, дав побыть ему несколько мгновений на холодном насте, чтобы я утолил свое желание приблизить приход весны горячим пламенем балерин, обильно расцветших на фуксии.  Но в то мгновение весны, счастливое для меня,  я видел, как  улыбалось солнце, попав своими лучами на алые бутоны фуксии, и цветок пламенел костром на белом снегу, как смеялась бабушка, помолодевшая и такая же счастливая, как и я.  Цветок был похож на фонтан с блеском радужных искр, а бабушка - на красную весну…

Смотрю  из окна городской квартиры, чуть сдвинув  фуксию, чтобы она была видна всему свету. Вокруг её кроны висят ярко-красные бутончики,  похожие на сказочных балерин, застывших в танце.
 
На улице меркнут сугробы, бегут, блестя серебром, ручьи.  С юга нестерпимо бьет  лучами солнце. А на северо-западе внезапно вырастает с белыми краями туча. Она не успевает затмить солнце. Зато с этой тучи стремительно летят, пронзая всё вокруг, снежные стрелы. На землю они падают тяжело, звучно, и серебряные шарики, освещенные солнцем, отскакивают высоко вверх от земли, брызжут всеми цветами радуги, и мне кажется, что они похожи на танцующих балерин на кроне у фуксии.
Однообразной мелодией звенит капель. Ей особым серебряным колокольчиком подпевает овсянка. Отмолчалась за зиму. Теперь ей звенеть всю весну и лето.

 Радостно, выразительно о чем-то своем разговаривает синица. Вдруг она, вспорхнув с березы, садится  возле моей рамы и, словно дятел, колотит по стеклу, за которым ало  сияют, поникнув тычинками книзу, балерины моей фуксии.

Солнечный луч легонько касается  цветов  фуксии, но они по-прежнему недвижимы, тихи, стеснительны, словно милые девушки,  которым никогда не придет в голову кокетничать, жеманничать или флиртовать. Милые танцовщицы, изящно взмахнув легкими гибкими ручками, застынут в неопределенном своем «па», да так и останутся до своего последнего часа увядания.
 
Но вырастут новые цветы. И не цветы даже, а балерины, легкие и нежные в своем изящно-неизменном наряде.