Хозяин тайги

Анатолий Комаристов
Недалеко от Хабаровска, если ехать в сторону Владивостока, за хребтом Хехцир, есть небольшой поселок Корфовский. В середине 50-х годов там стоял 41-й топографический отряд Дальневосточного военного округа. Я служил старшим врачом этого отряда.

Охотничий коллектив отряда - офицеры, сверхсрочники и члены их семей - по выходным дням часто выезжали на рыбалку, охоту, за ягодами, грибами. Любителям поехать в тайгу, а их всегда было много, командование отряда выделяло бортовую грузовую машину. 

Для рыбаков и охотников места в том краю - прекрасные. Голубика, брусника, лимонник, грибы. Многие  офицеры уходили далеко в тайгу, так как были заядлыми охотниками. Женщины собирали ведрами грибы, ягоды и по очереди несли карабин (на всякий случай). Медведи тоже часто приходили «по ягоды». Многие жены топографов стреляли из карабина отлично. Редко в какой семье не было охотничьего ружья и рыболовных снастей. Например, у нашего замполита подполковника Галкина было около двадцати спиннингов.

Коллектив часто выезжал на реку Хор. Река  - своенравная, рыбная, широкая и с очень быстрым течением. Одна из крупнейших рек западного макро склона Сихотэ-Алиня.  После многочисленных поворотов по таежным ущельям река течёт к поселку Дормидонтовка, где и впадает в Уссури - приток Амура.

Животный мир района реки типичен для среднего Сихотэ-Алиня. Есть тигр, рысь, кабан, кабарга. Встречаются бурый и гималайский медведи, барсук, выдра,  орланы, скопа. В водах реки много различной  рыбы — хариус, ленок, таймень.
 
По берегам реки Хор издавна живут удэгейцы. Здесь есть одно национальное село — Гвасюги. Река в этом месте не опасна для сплава леса на всем протяжении. Поэтому и село когда-то поставили в этом месте. В бассейне реки имеется несколько небольших населенных пунктов, связанных с Хабаровском проселочными дорогами, не самого лучшего качества.

Офицеры отряда любили не только рыбачить на реке Хор и её притоках, но иногда уходили подальше в тайгу в надежде убить медведя или кабана. 

Вспомнил я одну историю про охоту на медведя в тех краях.

В отряд прибыло пополнение из  Сибири.  Все призывники, в основном сельские жители, хорошо физически развитые, сильные молодые ребята, выросшие в тайге и прекрасно знающие ее законы. Многие из них с родителями и самостоятельно не один раз ходили охотиться на крупного зверя. Из карабина все стреляли  отлично.
 
Мне запомнился сержант Смирнов (к сожалению, имя его я уже не помню). От остальных сибиряков он заметно отличался не только ростом (около 190 сантиметров!), но и недюжинной физической силой. По утрам во время физзарядки  играл с двухпудовой гирей, как с мячиком. По характеру спокойный, выдержанный, дисциплинированный. Его уважали солдаты  и  командир роты.

Кормили топографов тогда хорошо, но поскольку рыбные блюда и сушеные  овощи (свекла, морковь, лук, картофель) в железных банках; каши, кисель в брикетах, сгущенное молоко, рыбные консервы за время полевых работ всем надоели, командование отряда решило добыть к какому-то празднику свежего мяса.
 
«Мясо» буквально ходило рядом с нашей базой - медведи, кабаны, косули. Никаких лицензий на отстрел этих животных топографы никогда не имели, да их в тайге никто и не спрашивал.

Командир отряда по совету командира роты  решил, что на охоту пойдет Смирнов, как наиболее опытный таежник, имевший на своем счету (по рассказам его земляков) несколько заваленных медведей и кабанов. Собирался Смирнов в тайгу обстоятельно.

Приближалась осень. Иногда по утрам уже были легкие заморозки. Смирнов надел на голову шапку-ушанку, свитер домашней вязки, телогрейку, ватные брюки, взял большой нож, бинокль, компас.

На ноги  надел теплые домашние носки, портянки и высокие резиновые сапоги. Хорошо почистил карабин, проверил патроны. Продуктов  взял всего на день. Командир роты приказал ему к ночи обязательно вернуться в расположение базы независимо от результатов охоты.

Услышав о том, что Смирнов собирается в тайгу на охоту, к командиру роты обратился один солдат, тоже сибиряк, с просьбой разрешить  ему составить компанию Смирнову.
 
Солдат хороший, стрелял из карабина отлично, но был очень хвастливый. Любил  в курилке рассказывать другим солдатам «байки», как он с братом или отцом «брал» не один раз медведя.  Помню, что солдаты звали его «Федька – трепло».  Он сумел уговорить командира роты разрешить ему пойти со Смирновым в тайгу, который, кстати, не очень хотел получить «болтуна» в напарники.

Командир отряда, посоветовавшись с командиром роты, разрешил Федору идти на охоту. Надо было приобщать молодых солдат к образу жизни военного топографа.  Никто не сомневался в том, что Смирнов, в случае необходимости, поможет своему напарнику.

Ушли охотники с базы, как только рассеялся туман.

О том, что произошло на охоте, Смирнов рассказал командиру  отряда. Я присутствовал на этой беседе. Не ручаюсь за абсолютную точность  – слишком много лет прошло с тех пор, но его рассказ звучал примерно так.

«…Мы  прошли по тайге  не более двух или трех  километров от базы. Шли недалеко друг от друга, почти в пределах видимости. На небольшой поляне Федька  увидел медведя, собирающего ягоды. Ветер дул в сторону Федьки и медведь не почувствовал запаха человека.

Когда Федор нажал на спусковой крючок, выстрела не последовало.  Сработал «закон подлости» - в патроннике не оказалось патрона. Почему его карабин оказался не заряженным, я не знаю. Когда мы только вошли в тайгу, я напоминал ему об этом.
Он попытался передернуть затвор и медведь тут же обернулся на звук, оставил ягоды  и с ревом бросился на него. Как видно, делиться ягодами он с ним не собирался.
Через несколько секунд выбил карабин из рук Федора  и подмял его под себя. Получилось почти, как в басне Крылова  - «…Солдат и ахнуть не успел, как на него медведь насел…».

Федя  успел выстрелить, правда, в медведя или в воздух, сказать не могу. Я услышал  выстрел, крик,  рёв медведя, треск кустов и побежал в ту сторону. Вижу, что медведь рвет на Федоре  одежду.

Я громко, как когда-то меня учил отец, крикнул:
– У-у-У-Ух-у-у...  с целью отвлечь медведя, но мой крик не подействовал. Почуяв запах крови медведь, с ещё большей злостью рвал телогрейку и ватные  брюки, пытаясь  добраться до головы и тела Федора.

Стрелять я не мог, так как боялся случайно попасть не в медведя, а в Федьку. Попытался ещё раз отпугнуть медведя  выстрелом  в воздух. Но медведь не обратил на выстрел внимания, хотя иногда в таких случаях они бросают свою жертву и спасаются бегством. Возможно, его ранил Федор, а раненный медведь становится вдвое опаснее.

После моего громкого повторного крика медведь на мгновение  оставил Федю, повернулся ко мне и, увидев  направленный на него карабин, встал на задние лапы. Я, к счастью, не промахнулся.

Медведь оказался не очень большим, но  довольно тяжелым. Кое-как оттащил медведя. Освободив Федора, перевязал ему  лицо и шею, остановил кровотечение. Шапка-ушанка у него была сорвана, по коже головы прошлись когти медведя.

«Скальп» медведь снять не успел, но все волосы на голове были в крови, ухо и щека разорваны. Когтями медведь разорвал телогрейку до нижнего белья и верх сапога. В клочья были разорваны теплые ватные брюки. На бедре Федора зияла глубокая рана.

Он был в сознании, но испуган, бледен,  пытался что-то  рассказывать мне о деталях встречи с медведем, и как мог, помогал накладывать повязки. Хорошо, что у у меня и Федьки были перевязочные пакеты.
 
Очевидно, во время борьбы медведь повредил Федьке  коленный сустав. При попытке стать на ногу он закричал от боли. Наступать на правую ногу не мог. Из сустава сочилась сукровица, хотя я и наложил на него тугую повязку.

Я перебирал в голове варианты, как с обездвиженным  Федькой можно быстро добраться  до базы. Можно было никуда не уходить и дождаться утра у костра.  Нас с рассветом, а может быть и ночью, все равно начали бы искать. Но меня волновало состояние коленного сустава Федора.

Из сучьев и толстых веток я соорудил что-то похожее на примитивную шину, для чего использовал лямки  рюкзаков, брючные ремни, остатки бинта. Раны головы и лица у Федора были большие и глубокие. Подумал, что их надо будет зашивать, возможно, надо будет накладывать швы.  Понимал, что надо как-то любой ценой быстрее добраться до базы.

Хотел сделать несколько выстрелов из карабина, чтобы  привлечь внимание базы, но не решился. Подумал, что выстрелы могут и не услышать, а если на запах крови придет ещё, может быть не один медведь. Патронов у нас было не так уж много.

Ругал себя, что не взял ракетницу. Когда уходили с базы командир роты спросил меня: «Ты ракетницу взял?». А я, дурак, промолчал. Тащить лишнюю тяжесть не было никакого желания. А как бы она пригодилась!

На траве стонал, помятый медведем Федька, лежали два карабина,  убитый медведь, а я думал, что делать дальше.

Хотел разжечь большой костер, оставить Федю с карабином, патронами рядом с медведем и быстро идти за помощью. Но эта мысль, как появилась, так и исчезла. Боялся, что Федька потеряет много крови…

А что если, почуявшие запах крови, сюда придут медведи? Отпугнет  их костёр и сумеет ли Федор в таком состоянии  отбиться от них? Сидеть он не мог - нога в коленном суставе не сгибалась из-за боли.

И я понял, что оставлять ночью, даже у костра,  практически обездвиженного Федю, не могу. Оставалось одно -  решил нести  его и оружие  на себе. Потом передумал и один карабин, вынув из него затвор и патроны, повесил на сук дерева.

Осторожно взяв на руки Федора и повесив на плечо свой карабин, потихоньку стал пробираться сквозь кусты в сторону базы. Дорогу я помнил отлично.

Федя, потерявший много крови, обмяк, молчал и тихо стонал. Я периодически задавал ему вопросы, чтобы как-то отвлечь его, не дать провалиться в небытие. Он жаловался: «… колено… сильно болит…».

Стало быстро темнеть. Я понял свою вторую ошибку. Забыл взять фонарик. Через каждые несколько метров приходилось отдыхать. Федька не тяжелый, но необходимость нести его осторожно, как можно меньше трясти по корягам и кочкам заставляла  меня передвигаться мелкими шагами. «Так мы и до утра до базы не дойдем» - думал я.

Трижды выстрелил в воздух. Надеялся, на базе услышат и поймут, что случилась беда, и нам нужна помощь…  Ведь должны же пойти на поиски! Думал, что рано или поздно все равно пойдут. Никто нас в тайге не бросит… Пойдут… Просто так я стрелять не мог –  берег патроны. Боялся, что вдруг по нашему следу идет медведь.

Дышать становилось всё труднее и труднее. Идти ночью по густому кустарнику, продираться сквозь лианы лимонника было невероятно трудно, а база  была где-то совсем рядом. Я постоянно кричал во весь голос, надеясь, что меня услышат там, и придут на помощь. Но вместо громкого крика - горло пересохло, и фляжка уже давно была пустая - только  тихо сказал сам себе: «База… Вы слышите меня…  Помогите… Федор погибнет... Я, кажется, сейчас упаду… Сил больше нет...». Положил Федю на траву и начал стрелять в воздух…
* * *
На базе выстрелы услышали. Охотников нашли ночью на берегу небольшого ручья, у которого упал Смирнов. Федор  был без сознания. Потерял много крови. А Смирнов, увидев друзей, даже пытался улыбаться и дал команду: «Не забудьте забрать карабин и  медведя. Он недалеко на полянке». 

После реанимационных мероприятий, возможных в тех условиях, замены импровизированной шины на стандартную, перевязки ран я отвез  Федора в Хабаровск в 301 окружной военный госпиталь, где после длительного лечения его признали негодным к военной службе в связи с тяжелой травмой коленного сустава. А Смирнов, проспав  сутки, снова командовал отделением. В качестве поощрения командир отряда предоставил ему краткосрочный отпуск с выездом на Родину. Кстати, на охоту, даже с более опытными напарниками,  до конца службы он так больше  и не ходил.

Удэгейцы из поселка, где была наша база, говорили: «медведь – хозяин тайги» и что в образе медведей действительно живут «злые духи».  Смирнов  только смеялся:
– Есть в вашей тайге «злые духи» или нет, я не знаю, но что  здесь медведи совсем другие, чем у нас в Сибири - это точно.

Фото из интернета