Протальник

Михаил Мороз
 
В начале весны за окнами моей городской квартиры, упрямо краснея, свежеет вишенник. От него, когда пригревает солнце, через открытую форточку веет  чуть заметным ароматом вишневой коры, молодыми почками на живых молодых ветках. Этот запах свеж, он только что зародился, но его не пересилить тяжелым духом городских улиц,  солярным смрадом грязных ручейков на асфальте. Свежая, едва внятная вишневая пахучесть пробивает себе дорогу и зовет встречать первый день весны – март.

Мы привыкли к латинскому наименованию первого месяца весны. Это название нам дорого уже потому, что в начальные его дни вместе с 8 Марта к нам завозится чужой, но очень милый и густой запах мимозы. Он заполняет все цветочные уличные углы, где многолюдье, где идет весёлая, бойкая торговля благовониями Крыма, южных морей и Африки.

По традиции я встречаю март в лесу, рядом с дендрарием – чудесным рукотворным лесом.

Однако в лесу, где диким самосевом взросли тонконогие красавицы березы, я нарочно забываю прижившуюся у нас латиницу, и уже март с полным на то основанием называю «березнем», «березозолом».
 
День синий. Видно, что эта синь от чистого синего неба. И яркая белизна молодых берез бьёт в глаза, ослепляет. Я подхожу к стволу одной из них. Она, словно  юная девушка, чиста и целомудренна. Несмело, застенчиво касаюсь её коры. Мне кажется, несмотря на утренний морозец, стан её тепел и дрожит: готовится принять корневую живительную влагу. Скоро, скоро по оставленным ранкам засочится сладковатая влага. Я вспоминаю, как пахнет березовым соком, но не нахожу слов для определения этого едва внятного духа березовых кореньев, бересты,  взбухающих почек, просыпающейся талой земли.

За березой, внизу, где начинается склон оврага, молодой ивняк тянется к свету. И верхушки молодых побегов чуть пушком подернулись. Несмотря на добрый утренний морозец, на не изгнанную из этих мест зиму,  март готовит своё воинство к противоборству с надоевшей зимой. Потому его в народе славянском и звали «зимобором». А еще и «протальником» кличут: солнышку дает дорогу март. А лучи его крепко согревают с полдня холмы да взгорки. И образуются проталинки - отвоеванные зимобором у зимы  тихие, не тенистые места в лесу.

Проталинки живо напоминают мне босоногое детство: наперегонки, не без ссор и обид  отвоёвывали друг у друга ватаги деревенских ребятишек сухие  взгорки-проталинки, чтобы играть в азартную игру под названием «клёп». И непременно чтобы босиком – конечно, в глубокой тайне от родителей. Иначе –  законная выволочка!
Протальник, то есть март, старается, и от освобожденной земли исходит освежающий, но древний и могучий дух. Едва заметными струйками он вьётся кверху и исчезает в зеве еще царствующей зимы.

А в диком самосевном лесу, в зеленом царстве веселой хвои, неумолчная птичья звень: то синички встречают милый их сердцу березень – март. А  где-то вверху время от времени раздается дробная очередь: «Тыырррр! Тыырррр!» То дятел «лечит» подсохшие верхушки старой березы.

Только к вечеру, когда морозец возьмется за привычную свою силу, со стороны заречья, где на пустырях  полеглая с осени трава, ветер принесет  к городскому лесу тончайшее дыхание  глубоких, ещё не талых снегов. Темная ночь с востока накроет  и городской лес, и глухие заросли оврагов, и свободные белые поля. Заглохнут вдруг дневные запахи и звуки.

Но даже ночью, несмотря на временную победу зимы, зимобор продолжит свою незаметную весеннюю работу. На небе не холодным осколком, а полным  потеплевшим блинчиком обозначит зимобор луну, распушит к утру живым инеем  ивы, омолодит, освежит иссушенные долгой зимой веточки березок, навеет тончайшего вишневого аромата.

Живая жизнь, которую принесет «пролетье» (еще одно русское название марта), снова воцарится вокруг