Человечьи страдания пса Жорки

 
Наверное, едва ли кого удивишь, сказав, что прирученные животные способны тосковать по хозяину при вынужденной разлуке так же неизбывно, как и дети, вдруг оставленные по какой-либо причине родителями. Таких историй бесчисленное множество, и каждый, кто является обладателем одомашненного зверья, может поведать свою пронзительную историю об умении братьев наших меньших печалиться или радоваться почти по-человечьи.

В нашей семье есть пес. По породе – грифон. Он еще, в сущности, щенок, хоть ему и уже и три года. Настоящее дитя. К каждому члену семьи грифон относится с нежностью и всегда лезет лобызаться.

Но более всего привязался щенок к своей хозяйке, которая ухаживает за ним: кормит, моет его закурчавившуюся шерсть, дает ему различные команды, которые Жорка (так его нарекли) безукоризненно выполняет. Например, Жорка любит «вальсировать». Правда, веселый артист  прекрасно знает, что после каждого «тура» вальса получит вкусное вознаграждение – кусочек свежей брынзы, которую очень любит.

Третье к ряду  лето Жорка вместе со всеми жил в деревенском домике. Это старая деревенская изба, обшитая выкрашенной в бирюзовый цвет доской. Между доской и бревенчатой стеной поселились летучие мыши. Они время от времени шебуршали в своем укрытии. Тогда Жорка смешливо напрягал мордочку с всклоченными усами и односложно ругался: «Ннннгавв!».

В затишливые летние  вечера Жорка любил лежать на высоком крыльце и вместе со всеми наблюдал, как за речкой Свапой занималась во весь закатный окоем заря, как вместе с туманом ложился на ожившие травы сумрак, а над старой верхушкой высоченной дикой груши сверкала яркая, как из хрусталя, Вечерняя звезда. Она отражалась в его сливовых глазах и  гасла, когда он  на мгновение зажмуривался от ослепительного блеска небесной росинки.
 
Жорке  покойно было пребывать среди всех обитателей домика и особенно рядом со своей любимой хозяйкой.

Но однажды перед вечером его хозяйке  случилось срочно выехать в город по неотложным делам. Жорке невыносимо трудно было пережить эту разлуку, и вслед уходящей машине  он скулил и плакал, переходя от щенячьего визга к человеческому всхлипыванию. Мы все поразились, когда услышали в различных полутонах вопрошающе  детский возглас, полный такой обиды, что у каждого из нас ныло под сердцем: «Ммя – мма!». И как мы ни звали Жорку домой, соблазняя самыми вкусными собачьими изысками, он все сидел и сидел у дороги, смотрел за околицу, не появится ли там его любимица, не скажет ли она ему привычное: «Жоржик, милый, ты чего?».
Жорка сидел долго, до взошедшей над селом луны, пока яркий её блеск не осеребрил его курчавой спины.

Всем было жаль щенка. Мы не находили слов, чтобы унять его детскую тоску и боль. Я взял Жорку на руки и отнес домой. Он пригрелся возле меня и уснул.. Но во сне еще всхлипывал и всё дрыгал то одной, то другой лапой, стараясь, вероятно, догнать автомобиль с отъезжающей хозяйкой.