Пэтээрки
Каждый военный человек знает, что такое ПТР. Когда мне было лет тринадцать-четырнадцать, каждый мальчишка в моём окружении тоже знал, что такое ПТР. Конечно же, противотанковое ружьё!
Мы жили в городе, через который дважды прокатился фронт большой войны, оставив после себя множество следов. И не только на полях сражений. В окрестностях города оставалось множество складов боеприпасов и прочего военного имущества, причём не только наших, но и немецких. Часть складов успели разобрать и вывезти, а часть – не успели даже найти, поскольку они были секретными, и мало кто знал их расположение. Иногда на такие склады наталкивались совершенно случайно, при строительстве домов или прокладке трубопроводов. Помню, об одной такой опасной находке написали в газете под заголовком «Эхо войны», а потом по этой статье сняли художественный фильм. Интересно было смотреть фильм про то, что ты видел и так, вживую…
Несмотря на такие «случайности», работу по поиску и обезвреживанию боеприпасов военные вели в те годы практически ежедневно. Ведь с конца войны едва минуло пятнадцать лет.
Все опасные находки тогда свозили в одно место за городом. Конечно, бывали случаи, когда неразорвавшуюся бомбу, мину или снаряд нельзя было вывезти. Их и трогать-то было опасно. Тогда из окрестных домов выводили людей, опасное место огораживали и обкладывали мешками с песком, а потом, после сирены – взрывали на месте. Надо ли говорить, что у ограждения первыми были мы – мальчишки. Отогнать нас от этого места было просто невозможно.
Но такие случаи были, конечно, исключением. А вот сбор найденных по всей области боеприпасов был рутиной. Как я уже сказал, свозили эти находки в одно место на окраине города. Это было довольно большое пространство, огороженное в два ряда каменной стеной и колючей проволокой. Представьте себе два-три стадиона, только не ровных, а холмистых, заросших по пояс бурьяном, за колючей проволокой и с деревянными вышками по углам. Рассказывали, что на каждой вышке под грибком имелось по два прожектора и часовому с автоматом. А по всему полю размещались склады боеприпасов – подземные, в виде больших блиндажей, и открытые, под деревянными крышами.
Так вот, это пространство в народе называлось «мёртвое поле». Почему так – мы не знали. Среди нас пацанов ходили самые разные слухи. Одни говорили, что на этом поле часовым разрешается стрелять без предупреждения, и нескольких любопытных уже застрелили. И убирать не стали в назидание другим, так они там и лежат – мёртвые! Другие утверждали, что всё поле заминировано, и часовым приказано только отгонять тех, кто залез за колючую проволоку, но всё равно там чуть не каждую неделю подрываются местные пацаны. А после мины, мол, и хоронить нечего. Потому и «мёртвое». Ходили в народе и другие подобные нелепицы, но что там на самом деле – не знал никто. Вернее, почти никто…
Иногда среди мальчишек шёпотом передавались истории, что кое-кто из «знакомых» побывал на «мёртвом поле» и благополучно вернулся. (Если бы родители знали тогда, какие темы мы обсуждаем!) Но таким россказням никто, разумеется, не верил. Как же, побывал...! А часовые, а колючка, а прожектора? Пристрелят и фамилии не спросят!
Так и жили мы рядом с такими интересными местами, передавая друг другу устное творчество дворовых фантазёров, пока к нам однажды не заглянул знакомый парнишка с нижней улицы. Его так все и звали: Петька с нижней улицы. Его улица, в отличие от нашей, проходила внизу косогора, на котором стояли наши дома, и потому считалась нижней. За ней располагалась густая роща, а за ней – река. И каждую весну рощу и частично нижнюю улицу заливало во время половодья. Интересно всё-таки было жить в нашем городе!
Так вот, жили мы – не тужили, но однажды, как я сказал, наш знакомый с нижней улицы наше спокойствие нарушил. Как-то раз, ближе к вечеру он заглянул к кому-то из нас и принёс с собой небольшой мешочек. Вроде, как от посылки. А мы сидели в это время за сараями и болтали о том, о сём. Петька присел рядом с нами и спросил, обращаясь сразу ко всем: «Пороху надо?»
Тут надо сказать, что все мы в это время повально увлекались строительством ракет. Ведь только что в космос полетели Гагарин, а за ним Титов, все вокруг обсуждали наши космические достижения, читали фантастику, ночами высматривали в небе спутники и, надо сказать, искренне верили, что в ближайшее время люди полетят на другие планеты. Кроме того, газеты были полны статей о перевооружении армии, писали, что пушки устарели и их везде заменят ракетами. Вот что происходило вокруг, а тут такой, можно сказать, глупый вопрос! Мы в то время ещё не знали слова «риторический».
Порох! Ещё бы не надо! А ракеты чем начинять? До этого мы перепробовали всякие горючие смеси – от спичечных головок до фотоплёнки, но результаты были весьма скромными. А тут настоящий порох!
Хотя я крикнул «Мне!» одним из первых, но был я, конечно, не один. «Ракетчиков» у нас хватало и без меня.
Самый спокойный из нас сказал: «Покажи!» и наш знакомец развернул свой мешочек. Внутри него оказалось несколько других мешочков и кулёчков, поменьше. Мы подобрали рядом плоскую фанерку, и парниша высыпал на неё несколько маленьких кучек из разных мешочков.
Надо сказать, что я к тому времени практически всю свою сознательную жизнь прожил в военных городках, куда направляли служить моего отца – артиллериста. И пороху на своём коротком веку успел и повидать, и понюхать. Но даже я остолбенел и раскрыл рот от такого разнообразия! На фанерке лежали: жёлто-коричневые «макароны» и короткие шашечки с семью мелкими дырками, толстенькие полые цилиндрики фисташкового цвета и блестящие чёрные зёрна, серебристые тонкие палочки и просто чёрный порошок, серые квадратики и серебристая дробь... Были и большие желтые цилиндры размером в палец. И всё это был порох!
На неосторожные вопросы типа «откуда?» парень не отвечал, а только хмыкал. Но мы продолжали наседать, и через пару минут он не выдержал и раскололся. «С мертвого поля!» - сказал он. Мы не поверили.
- Врёшь, туда не пройти!
- А я вот прошёл!
- А как дорогу узнал?
- Пацаны показали.
- А часовые?
- А мы вечером, они и не видели.
Ёлки-палки! Мы тут сидим, ничего не знаем, а там какие-то пацаны тащат порох мешками! И откуда? С «мёртвого поля»!
Тут же были устроены испытания. На обрывок газеты или просто на фанерку насыпался или укладывался образец, потом бумагу поджигали и наблюдали восхитительную картину горения пороха. В воздухе плотно повис не менее восхитительный запах, настоящий военный!
Порох горел превосходно, и порошок, и «макароны», а одна маленькая шашечка, подожжённая сбоку, даже завертелась, соскочила с фанерки и догорела на земле, подпрыгивая, словно намекая на готовность служить ракетным топливом. На наших глазах сказка становилась былью. Ракету можно было строить хоть сейчас…
Мы тут же выторговали себе весь драгоценный мешок, сменяв его на чей-то сломанный перочинный ножик. Мешок отдали на хранение мне, поскольку у нашего семейства был пустой сарай, который я использовал как свою мастерскую, и у меня был свой ключ.
Отвлекаясь на минутку от этой истории, скажу лишь, что спрятанный мною порох нам пригодился, и не только для ракет. Но об этом я расскажу в другой раз.
А здесь, после успешных огневых испытаний стихийно образовалась, как бы сейчас сказали, инициативная группа, готовая хоть сейчас отправляться на «мёртвое поле» за порохом. Надо ли говорить, что я был в числе первых желающих. Воображение рисовало ночь, косые лучи прожекторов, грозные сторожевые вышки и нас, лежащих в густой траве между куч патронов, снарядов и насыпанного прямо на землю пороха. Мы переползаем по-пластунски от кучи к куче и набиваем мешки вожделенным веществом. А с вышек периодически постреливают часовые – исключительно в небо и исключительно трассирующими… Вот какая романтическая картина!
Группа желающих оказалась слишком большой, с нами хотели пойти даже те, кого снисходительно называли малышнёй. Петька с нижней улицы тут же разогнал их всех, заодно выгнал и пацана в толстых очках. «Из-за вас всех заловят!» - авторитетно заявил он. Чувствовалось, что он знает дело, поэтому роптание было совсем недолгим. В итоге осталось четверо наших мальчишек, я в том числе, плюс Петька.
Идти решили завтра вечером.
Договорившись о встрече, мы расстались. Уже начинало темнеть, и провожатый ушёл к себе на нижнюю улицу, мы же решили ещё посидеть. Все наперебой обсуждали завтрашний поход и планировали, какого именно пороху нужно будет набрать в первую очередь. Решили, что для наших будущих ракет лучше всего подойдут толстые цилиндры и «макароны». Рассыпные сорта мы, конечно, тоже отбрасывать не будем, но шашки наберём в первую очередь. Господи, нам казалось, что мы отправимся в какой-то неведомый волшебный магазин, где будем спокойно и неторопливо ходить из секции в секцию – от шашек к зёрнам, а от них – к порошку… Кривить нос, выбирая лучший товар, менять один на другой… «Надо будет мешки приготовить, – сказал один из нас, – лучше всего посылочные».
Надо сказать, что в то время посылки были двух видов: фанерные ящики и белые матерчатые мешки со швами обязательно внутрь. Мешки использовали по многу раз, перешивая их, выворачивая на чистую сторону и отстирывая старые адреса, написанные химическим карандашом. Когда чистые стороны заканчивались, мешки использовали для хранения круп и других продуктов. Я рассказываю об этих мешках так подробно, потому что в каждой семье они были, и по многу штук. Моя мама тоже хранила такие мешки от старых посылок, и я знал, где. Знал также, что их много, и один можно стащить – пропажу никто не заметит.
Что я и сделал, придя домой после нашего «собрания». Выждал, когда мама начала готовить ужин на кухне, сам залез в кладовку и вытащил первый попавшийся посылочный мешок из стопки других мешков и тряпок. Потом долго поправлял сбившуюся стопку, чтобы она выглядела как прежде.
Весь вечер я вёл себя крайне положительно, «как шёлковый» – сказала бы мама. Она даже несколько раз с подозрением посмотрела на меня, а один раз даже, походя, потрогала мой лоб. Но я был сама невинность, и довольно рано отправился спать, доложив, что уроки сделаны, а я устал.
Следующий день выдался очень длинным. Он бесконечно долго тянулся в школе, потом был очень долгий обед; уроки я вообще делал целую вечность, периодически посматривая на часы. А на них по два-три раза повторялось одно и то же время.
Наконец, дело пошло к вечеру. Я переделал уроки, потом все мелкие поручения и получил «увольнительную». Сказал, что буду кататься на велосипеде и выскочил из дому.
За сараями уже сидел мой школьный товарищ Сашка, член нашей «инициативной» группы. Он был почему-то грустным. Оказалось, что его велосипед мать заперла у соседей в сарае, поскольку своего сарая не было, а соседи уехали в деревню до завтра.
Ну, не бросать же друга! Я предложил поехать на моём велосипеде вдвоём, хотя мы оба понимали, что тогда мы сумеем привезти меньше пороха. Да ладно, ведь первый раз – не последний, лиха беда – начало. Мы резонно рассудили, что когда узнаем это место, то туда не зарастёт наша тропа. В головах снова возник образ «порохового магазина».
Появился наш «разведчик» с велосипедом. Он посмотрел на нас и поинтересовался, где остальные. Мы пожали плечами.
- Всё, ждать не будем! – решительно сказал Петька и добавил, – Втроём даже лучше, убежать будет легче.
Внутри ёкнуло. Как убегать? Мы-то никуда убегать не собирались!
Мы сели на велосипеды. Я в седло, Сашка, подложив под себя три мешка, – на багажник, и тронулись. С начала дорога шла в гору, и я быстро начал уставать. Мы с Сашкой начали меняться местами, и дело пошло. Наш основной путь лежал вдоль трассы по обочине, машин было мало, так что мы большую часть пути катились по асфальту. Не прошло и получаса, как вдали показался угол выбеленного извёсткой каменного забора. Этот забор находился за линией кустов и деревьев и тянулся параллельно дороге. С нашей стороны от угла забор шёл перпендикулярно дороге и уходил в редкий лесок, просто рассекая его как нож. Если приглядеться, то можно было заметить, что это даже не лесок, а подлесок, которым зарастала бывшая луговина.
«Разведчик», иначе говоря, Петька, приказал спешиться. Нам нужно было направо, вдаль от дороги, но… пешком. На велосипедах нельзя – заметят! Мы безропотно подчинились.
Петька показал заросли густых кустов сирени впереди, и мы двинулись туда. Затащили велосипеды и прикрыли их ветками. Потом забрали мешки, и пошли дальше.
Метров через пятьдесят подлесок превратился в непроходимую чащу, но Петька уверенно вёл нас вперёд по едва заметным извилистым тропинкам. Забор слева уже не был белым, а превратился в древнюю шлакоблочную кладку с пробоинами, заделанными битым кирпичом с цементом. По всему было видно, что эта кладка была довоенной. По верху забора густо шла ржавая колючая проволока.
Внезапно Петька замер и пригнулся. Пригнулись и мы. Оказалось, что мы пришли. В самом низу забора полукругом от земли темнела внушительная дыра. Петька шёпотом сказал:
- Сейчас пролезем по одному! И там лежать и не шуметь!
После чего ползком нырнул в дыру. Повозился на той стороне и шёпотом позвал нас. Мне стало как-то неуютно – не хотелось покидать столь безопасные заросли. Но никуда не деться – надо! И мы полезли в неизвестность.
На той стороне росла густая трава с таким же подлеском, как и с наружной. Петька жестами приказал нам лежать и не подниматься, потом махнул рукой: «мол, за мной!» И мы поползли, абсолютно не ориентируясь, видя перед собой только дрыгающиеся стоптанные каблуки Петьки и его тощий зад в дырявых штанах. Хорошо, что ползти было недолго.
Я немного поднял голову, потому что Петька вдруг остановился. Перед ним лежал разбитый ящик, в котором что-то блестело. Рядом лежало ещё несколько пустых мелких ящичков и ломаных досок. Я осторожно огляделся. Вокруг нас по-прежнему росла густая трава, над головами – мелкие осинки и клёны. Сквозь зелень можно было разглядеть сторожевую вышку метрах в пятидесяти от нас. Может, чуть больше или меньше, «у страха, ведь, глаза велики!» Рядом с вышкой виднелись блиндажи, крытые дёрном. Нечего было и думать подползти к ним – часовой непременно бы нас заметил. Но начинало темнеть, потому мы немного успокоились.
Петька оглянулся и махнул рукой. Мы с Сашкой подползли к ящику.
Там лежали… патроны для противотанкового ружья! Настоящие! Те самые пэтээрки, которыми можно было подбить танк! Я уже видел такие, когда отец брал меня с собой на учения. Поэтому сразу узнал их.
Но там были не только пэтээрки! Рядом с ящиком лежало несколько толстеньких снарядов в позеленевших гильзах, которые были не столь блестящими, но от этого не утратившими своего грозного и притягательного вида.
- Набираем! – коротко бросил Петька и начал набивать мешок. Нам с Сашкой не нужно было повторять.
Мы набрали по десятку патронов, стараясь, не звякать, а Петька потянулся ещё и за снарядами.
- Ты что! – зашипел я на него, – Вдруг взорвётся!
- Не боись, это бронебойные! – отмахнулся Петька.
Я подумал, что он знает, и не стал настаивать. Как сын военного, я знал, что бронебойные снаряды и патроны не взрываются, так как внутри их была просто болванка, опасными были только фугасные и зажигательные. Но почему-то брать эти красивые снаряды не стал. Я вдруг представил себе, как мы потащим наши мешки по городу, и что будет, если нас заловит милиция. В общем, не взял. Сашка, глядя на меня, тоже.
Мы совсем успокоились и начали высказываться погромче, чуть ли не в голос. Тем более, что темнело всё больше, и нас уже точно нельзя было заметить.
И вдруг на вышке вспыхнул прожектор. Одновременно вспыхнули прожектора ещё в нескольких местах.
- Атас! – зашипел Петька.
Мы упали плашмя в траву и замерли.
На наше счастье, ближайший прожектор был направлен не в нашу сторону. Но он медленно вращался!
- Ходу! – сказал Петька и змеёй заструился назад. Мы за ним.
Как нас не заметили – я до сих пор не знаю. Возле самой дыры луч прожектора полоснул прямо по нашим спинам. Мы даже испугаться не успели. И не сообразили замереть, а просто чуть ли не бегом, на карачках нырнули в дыру. Причём мы с Сашкой пролезли в неё одновременно. Потом, отдышавшись, каждый из нас заявил, что ждал пулемётную очередь, но всё равно героически убегал, а не пошёл назад с поднятыми руками.
Осмотрелись. Рубахи стали грязно-зелёными, но в темноте это практически не бросалось в глаза. Коленки… так они всегда были у нас драными да грязными. Мешки… все на месте! Уф, можно передохнуть! Но нет! Опытный Петька быстро погнал нас к дороге, сказав, что за нами уже, может быть, выслали патруль. И мы просто побежали к нашим велосипедам.
Обратно доехали без приключений. Никакого патруля, конечно, не было. А может, и был…, но нас уже не было. Сашка перетянул кофту ремнём и сунул оба наших мешка за пазуху. И сел ко мне на раму. А Петька просто привязал скрученный мешок к багажнику. Так и поехали по дороге. А потом через город, лавируя между людьми в вечерней праздной толпе. Да-а, знали бы прохожие, что везут эти три чумазых пацана!
Пока ехали, Петька сбивчиво поведал, откуда взялся ящик. По его словам, накануне поздним вечером группа его знакомых мальчишек залезла в один из «блиндажей» и набрала «всякого добра» столько, что не смогли утащить. Поэтому они расковыряли несколько ящиков, забрали самое «лучшее» и смылись, бросив остальную добычу. А мы за ними слегка «подчистили»!
Во дворе мы подъехали к нашему сараю, где и спрятали наши с Сашкой мешки. А Петька уехал на свою нижнюю улицу.
Я сбегал домой, прямо из коридора сообщил, что есть не хочу, а лучше ещё погуляю. Мы, мол, там играем… Мама сказала, чтобы недолго! И я убежал.
В гараже я достал фонарик и вытащил из мешка один патрон. Сашка предложил сразу разобрать его. А я и сам хотел. Взял плоскогубцы и, прижав гильзу к верстаку, раскачал пулю. Она вышла неожиданно легко. Из гильзы посыпались крупные чёрные зёрна. В луче фонаря они антрацитно блестели и приятно шуршали в руке. Но… было уже совсем темно, и свет фонарика, видимый сквозь щели, легко мог выдать нас.
Мы с сожалением спрятали мешки, и вышли из сарая. Сели на скамейку под старым вязом и начали перебрасываться загадочными полуфразами и намёками. При этом мы непрерывно подмигивали друг другу и прыскали в кулак. Со стороны мы, наверняка, смотрелись, как пара умственно отсталых, которые убежали от докторов и радуются свободе. Но нам было всё равно, как мы выглядели со стороны. Нас связывала общая тайна! Напряжение постепенно покидало нас, а в голове начала формироваться мысль о небывалом богатстве, которым теперь надо было со вкусом распорядиться.
Так и закончился этот необычный день. Мне попало за испачканную одежду, но как-то дежурно, без форсажа. Сашке дома тоже досталось, и тоже несильно. Эх, знали бы наши родители! К слову сказать, так до конца жизни они ничего и не узнали об этом приключении…
Но не кончилась эта история. Продолжение ждало нас на следующий же день.
После уроков мы с Сашкой собрались заняться извлечением и испытанием пороха, но мне поручили прогуляться с собакой. Была у нас в то время прекрасная немецкая овчарка Динка.
Делать нечего, беру поводок, и на улицу. А Сашка уже пришёл и ждёт во дворе.
Побежали вместе. Вниз, в рощу, чтобы пёс мог побегать всласть. А мы – обсудить, как будем испытывать порох. В роще спустили Динку с поводка и двинулись к реке.
Внезапно услышали лай, и Динка выскочила из кустов, приглашая меня куда-то. За ней выскочил… Петька и уставился на нас.
- Здорово, пацаны! – закричал он, – А то я смотрю, Динка носится, а вас нет.
И добавил уже потише:
- Собаку заберите! А то мы там с пацанами…
- Что с пацанами?
- Пэтээрки будем рвать!
- Как рвать? Целиком что ли?
- Да нет! – Петька шмыгнул носом, – Я вчера, понимаешь, ошибся. Те снаряды… то ли от авиапушки, то ли от немецкой пэтээр. Один парнишка точно знает. В общем, надо проверить.
- А как вы проверять собрались?
- Да как! Как обычно! Сунем в костёр, да и всё.
Мы шли и беспечно разговаривали, но последняя фраза словно треснула нас по башке. Мы остановились! Я машинально похлопал себя по левой ноге, Динка тут же подскочила и села рядом. Я прицепил к ошейнику поводок.
Петька огляделся и показал рукой вперёд:
- Вон там! – сказал он.
И свистнул. В ответ раздался такой же свист. Мы сделали ещё пару шагов и увидели метрах в двадцати небольшой костёр. Рядом никого не было. Нам снова свистнули. Слева, из канавы.
- Что, уже заложили? – громко спросил Петька.
- Да!
- Давно?
- Минут пять! – послышалось в ответ.
Мы не стали слушать продолжения и дали дёру. Петька – гад, бежал впереди, а я, хоть и с собакой, отставал. Последним бежал Сашка. Мы увидели впереди канаву и свалились в неё. Последнее, что я сделал – это скомандовал Динке «Лежать!»
Наступила тишина. Только мы тяжело дышали и с ненавистью смотрели на нашего «разведчика» - идиота.
Прошло минут пять. Ничего не происходило. Только чуть пахло дымком от недалёкого костра.
- Пацаны!!! – вдруг заорал Петька, – Что там, горит?
- Горит!
- А сильно?
- Не-ет, так себе! Скоро потухнет!
Петька замолчал. Прошло ещё минут пять. Лежать становилось сыро и холодно. Динка стала заглядывать мне в глаза с немым вопросом «Когда будем бегать?» А я прижимал ей голову к земле.
- Пацаны! – снова заорал Петька, – Горит?
- Нет, погасло! – донеслось из их канавы.
- Я же говорил, пэтээрки! – торжествующе крикнул Петька, – А вы всё – для пушки, для пушки! Пошли, заберём! А то найдут ещё!
- Ты что?! – прокричали оттуда, чуть ли не хором, – Тебе жить надоело?!
- Темнота, это же пэтээрки!
- А вдруг нет!
Петька засопел. В воздухе сильнее запахло дымом. Так бывает всегда, когда пламя гаснет, а угли продолжают тлеть.
- Вот трусы! – презрительно прошипел он, – Я ещё когда их из гильз вынимал, сразу понял, что это пэтээры. У них донце тёмное и носик чёрный.
- Какой носик? Какой чёрный? – я покрутил пальцем у виска, – Это же немецкие, откуда ты можешь знать?
- Да какие немецкие? Наши! Бронебойные! От авиапушки!
- Петька, не дури! – успели сказать мы.
- А ну вас! – Петька встал во весь рост, отряхнулся и со словами «Пойду посмотрю!» пошёл в направлении костра.
Его пацаны что-то крикнули ему из канавы, он что-то ответил и начал бесшабашно насвистывать какую-то песенку. В такт его шагам треснуло несколько сучьев, и тут внезапно дало!!!
Рвануло так, что заложило уши. Тем не менее, я чётко различил чпоканье осколков, впивающихся в деревья. Лицо само ушло в прелую листву в канаве, а Динка как-то жалобно пискнула и застыла неподвижно. Посыпались листья и мелкие ветки, а в воздухе, нарастая по мере возвращения к нам слуха, зависло монотонное звериное: «А-а-а-а-а-а!!!» Это орал Петька.
Мы сначала просто оцепенели. В роще установилась небывалая тишина и дикий крик на её фоне. Что делать? А вдруг ещё рванёт!
Мы осторожно подняли головы из канавы, потом вылезли и, пригнувшись, кинулись к Петьке. К нам подбежали его друзья. Один успел пробежать в сторону костра и заполошно сообщил, что костра нет. «Там воронка! Вот такая!» - всё повторял он и разводил руки в стороны.
Петька затихал. Он уже не орал, а просто тянул одну ноту «ы-ы-ы-ы-ы», тянул не умолкая. При этом он смотрел не на нас, а в небо. Он лежал в окровавленных штанах, словно описавшись, и так можно было бы подумать, если бы не ещё одно кровавое пятно в нижней части груди. Стало совсем страшно.
Первым ожил самый старший из его друзей. Он глянул на нас и отрывисто сказал:
- Пацаны, бегом на дрожзавод! Там телефон! Скорую сюда! Срочно!
Я крикнул Динке «Вперед!» и мы с Сашкой рванули к заводу по производству дрожжей, который располагался совсем недалеко на нижней улице, всего в квартале от Петькиного дома.
Как мы бежали! Даже Динка запыхалась. А перед моими глазами всё маячил Петькин взгляд в небо! И нота «ы-ы-ы» в ушах!
Мы добежали до дрожзавода и шумно ввалились на проходную.
- Скорую! Срочно! – заорал я так, что вахтёрша присела.
- Что-о?! – не поняла она.
- Скорую! Человека убило!
- Где? – закричала вахтёрша, а её руки автоматически уже набирали «03».
- Говори! – и сунула мне трубку.
Я сбивчиво ответил на вопросы дежурной, сказал, что в роще что-то взорвалось и покалечило человека. Объяснил, как ехать и сказал, что мы будем ждать их на нижней улице. Потом мы отбились от вопросов вахтёрши и побрели назад, поминутно оглядываясь. Через минут пять с нами поравнялась Волга-универсал с красным крестом.
Я был с собакой, так что Сашка подсел в машину и поехал показывать, где это.
Когда я подошёл к месту поворота на нашу тропинку, оттуда бегом выскочили два Петькиных друга с носилками, на которых лежал сам Петька. Рядом бежали две женщины в белых халатах. Петька был накрыт белой простынёй, но лицо его было открыто, а глаза всё так же глядели в небо. Я приблизился к нему и… не мог поверить – он улыбался! Бледный, чумазый, с кровавым пятном на простыне, но с улыбкой. Так его и загрузили в машину.
Парни рассказали, что ему вкатили два каких-то укола, и тут же сообщили, что, мол, дело было так: пошли гулять, развели костёр, а он как рванёт! Если, вдруг, милиция начнёт спрашивать, то… сами понимаете!
Мы понимающе покивали и стали прощаться. Нас давно уже ждали дома. Что до «легенды», то мы бы и сами так сказали, если б нас спросили. Я уже говорил, что земля в нашем городе и окрестностях была просто нашпигована останками войны.
Обратно мы с Сашкой шли, почти не разговаривая. Оба находились под слишком сильным впечатлением. Только перед тем, как расстаться, оба высказались в том смысле, что Петька, конечно, дурак, но его жалко. Только бы не сильно покалечился! Ладно, завтра у его друзей узнаем. И ни он, ни я не вспомнили о порохе. Как будто никуда не лазили!
Но и на этом история не кончается.
На следующий после взрыва день друзья навестили Петьку и от них мы узнали, что Петьке сказочно повезло: из него вынули только два осколка, да и то из мяса, да из-под кожи. Остальные только оцарапали его. Правда, в шести местах, включая мошонку. Но, ведь, не оторвало же!
Мы успокоились и даже начали шутить на эту тему. Но, к сожалению, мы не могли рассказать об этом в школе и шутить публично. Ума хватило!
Прошла неделя. В детстве неделя – это почти полжизни! За это время мы с Сашкой решили изучать азбуку Морзе и записаться для этого в открывшийся в школе радиокружок. Ракетой решили заняться позже, иначе пропустим запись, и придётся ждать год. А порох… Что порох, он ведь не портится. Пусть себе лежит в пэтээрках в нашем сарае!
В субботу после уроков мы снова сидели за сараями и рассуждали о том, какую ракету строить – одно- или двухступенчатую.
И тут появился… Петька! Он был немного бледнее обычного, в других штанах и рубахе, но в руках он снова держал знакомый мешок.
- Привет, пацаны! – весело сказал он, встряхивая мешок, – Кто со мной, пэтээрки рвать?
Конец