"ГЛАВА 4. РАЗМЫШЛЕНИЯ О ЛЮБВИ И НАШЕМ СЛАВЯНСКОМ РАСПУТСТВЕ."
Русский человек, по своей сути, самый большой моралист на свете. Вползая в цивилизацию, он, как никто другой, очень страдает от своих низменных слабостей и прегрешений, которые коренятся в толще его исторического бытия. Карьера, богатства, победы у многочисленных женщин не дают ему подлинного счастья без настоящей любви, а лишь усиливают его тоску по всепоглощающему чувству любить по-настоящему. Посему его любовь зачастую печальна или даже трагична…
В отношениях с женщинами я не строил никаких серьезных расчетов, я увлекался искренне или почти искренне. Мое отношение к любой из женщин, будь она простолюдинка или знатная дама, было естественным, непринужденным и легким. Я не прибегал почти к хитростям - разве, только к тем гордячкам, которые набивали себе цену, крича о своей добродетели, а сами такое проделывали в постели, что даже я удивлялся. Таких я правдами и неправдами соблазнял, а потом пускал по кругу моих друзей и знакомых.
Но, в общем, я всех своих женщин, с которыми спал, по- своему любил, хотя и никогда не подавал надежды. Думаю, что большая и искренняя любовь встречается иногда в жизни, но очень редко. А в большинстве своем, любовь, по моему глубокому убеждению, порождение тщеславия или скуки. Расскажу один презабавный случай.
Это случилось уже в Киеве. Одна знатная особа, звали ее Милана, воспылала страстью ко мне. Она была невесткой одного знатного вельможи при дворе. Красивая, дерзкая и смелая она всегда получала все, что хотела. Ее муж был влюбленный и наивный индюк и потыкал ей во всем. Она его принудила, чтобы он, с помощью своего батюшки свел знакомство со мной. Я сильно не сопротивлялся, так как сам к ней испытывал интерес, как к красивой и неординарной женщине. Она, в действительности, такой и была. Эта прелестница отдалась мне просто, без всяких колебаний и женских уловок, как только мы уединились на миг в саду. Скажу честно, она знала толк в науке страсти и любви. Милана могла часами наслаждаться мужчиной, к которому она испытывала пока маломальскую симпатию, страсть и новизну. Но как только его познавала, и у него ничего нового уже не было, она тотчас к нему теряла интерес. Так произошло и со мной.
Неискушенный в любви с такими умными, неординарными женщинами, я ей признался в том, что к ней неравнодушен. Это была моя первая и грубая ошибка, с такой женщиной, как она. Вторая, моя необузданная ревность и требование клятвы в вечной любви ко мне, в чем она меня легко заверила . И третья, самая глупая и не простительная моя ошибка - восхваление лучшего друга, который , на твой взгляд, лучше, красивее и интереснее тебя. Как–то я ее познакомил с моим лучшим другом Стояном.
Изнурительным жарким июньским днем, я привез княгиню в небольшое поселение близ Киева, где жил мой приятель. В этот день селяне отмечали день Ярилы:
- Любы Земле Ярилины речи, возлюбила она бога светлого и от жарких его поцелуев разукрасилась злаками, цветами, темными лесами, синими морями, голубыми реками, серебристыми озерами. Пила она жаркие поцелуи Ярилины, и из недр ее вылетали поднебесные птицы, из вертепов выбегали лесные и полевые звери, в реках и морях заплывали рыбы, в воздухе затолклись мелкие мушки да мошки.
- И все жило, все любило, и все пело хвалебные песни: отцу – Яриле, матери – Сырой Земле, - глаголил громким голосом волхв, провозглашая здравицу отцу Яриле и матери Сырой Земле.
За околицей села, близ небольшой реки, резвилась молодежь. Девушки водили хороводы. Парни устроили кулачные бои. Стояли уже накрытые столы, которые ломились от браги, пива, медовухи и принесенных яств. Стоян, мой приятель, подвел нас к столу и начал нас угощать деревенскими изысками и медовухой.
Высокий, стройный, с правильными чертами лица он походил больше на девицу, чем на парня. Одень на него девичий сарафан - не отличишь его от пригожей барышни. Молодой сотник из младшей княжеской дружины краснел и бледнел под взглядами княгини. Это не укрылось от моего взгляда. Я от ревности стал потихоньку напиваться, и к вечеру был уже никакой. Княгиня Милана почти не пила, что было на нее не похоже. Я сразу понял, что она что-то замышляет.
На лужайке зажгли костер – большой и маленький. Было светло, как днем. Полуобнаженные девушки и парни начали прыгать через костер, ищя свою половинку. Отдельные парочки то и дело удалялись в соседний лес или в ржаное поле. Какая-то девушка, с волнистыми темными волосами. в которые была вплетена жимолость, подошла и увела с собой Стояна. Они остановились возле костра и начали пить, что-то из больших кубков. Я видел, как Милана за ними пристально наблюдает. Притворившись совсем пьяным, я хрипло произнес:
-Милана, пойдем займемся любовью? Она покачала головой и раздражительно ответила:
-Нет!
А в это время, Стоян, обнажив большую и круглую грудь девицы, начал ее исступленно ласкать. Это так подействовало на княгиню, что она непроизвольно начала сжимать рукой свою левую грудь. Вскоре Стоян и девушка, взявшись за руки, побежали в сторону леса.
Какое-то время мы сидели молча. Милана встала, подошла к столу и налила себе полный кубок крепкой медовухи и начала ее жадно пить. Осушив сосуд до дна, она, слегка покачиваясь, пошла в сторону леса. Я пошел за ней, но так, чтобы она меня не видела. Но она шла и даже не оглядывалась. Вскоре она остановилась и стала что-то рассматривать. Я подошел к Милане совсем близко и стал за дерево.
И мне при лунном свете открылась картина. Голая белокурая девушка стояла на четвереньках, погрузив свои руки в дорожную пыль. Ноги и грудь ее были облиты виноградным соком. Стоявший за девушкой на коленях незнакомый юноша энергично дергался в экстазе. Милана подошла к ним и села рядом. Она сорвала стебель ковыля и, слегка его покусывая, принялась спокойно наблюдать за парой. Девушка с парнем, не прерывая увлекшего их занятия, обернулись и улыбнулись Милане. Минут через пять или чуть больше у девушки начался оргазм, сопровождаемый короткими, приглушенными вскриками, переросшими постепенно в громкий беспрерывный вой. Юноша задвигался с удвоенной энергией. Милана смотрела, словно завороженная. А они все продолжали и продолжали, без устали, пока девушка, наконец, не выдержала беспрерывных атак и не уткнулась лицом в теплую пыль, как–то сразу обмякнув, всем телом. Парень повернулся к Милане. Он был почти сказочно прекрасен: длинные цвета пшеничного золота волосы и прозрачно-зеленые глаза цвета речной воды. Эрекция у него нисколько не ослабла. Парень с гордостью потряс своим копьем
-Я тебя сейчас взбодрю, если хочешь,- сказал с придыханием он.
Она хотела… Бешено, грязно, больно… Их тела слились и в ее глазах заплясали звезды… Я повернулся и тихо удалился…
Самодовольство, укоренившееся во мне, не допускало вопреки очевидности, чтобы женщина, принадлежавшая мне, могла когда-нибудь, без моего согласия принадлежать другому. Меня кольнуло чувство обиды, и я решил Милану наказать. Когда мы снова встретились, я вел себя, как будто ничего не случилось.
Я сделал все, чтобы снова ее пленить и овладеть ею, но только грубо и грязно. Это было не трудно. И с того момента я непроизвольно принялся всячески ее терзать и унижать. Я бросал ее и вновь привлекал к себе, принуждал ее отдаваться мне в самых неподходящих местах, всегда и во всем обращался с нею так грубо и цинично, что в конце концов, даже привязался к ней. И так длилось до тех пор, пока она в бурном порыве болезненной и вынужденной страсти откровенно воздала хвалу мне за ее порабощение. С того дня я стал от нее отдаляться. А потом и вовсе забыл.
После этого случая я сам себе сказал:
-Женщина! Ты самое лучшее творение Бога на свете! Но ты, страшнее любого животного в мире! Будь проклят тот день солнца, которое озарило твое появление в мире мужчин! Будь проклято нутро той каменной скалы, откуда вышло твое сердце. Но отныне я люблю только себя!
Придя в отчаяние и от любви, и от ее целомудрия, я наконец решил, что мне теперь остается в жизни один разврат - он прекрасно заменит мне любовь. Распутствуя, ты уже не о ком не думаешь, только о себе любимом.
Более того оно избавляет от мук ревности, прекращает насмешки людей, водворяет молчание, а главное – не требует обязательств.
Когда ты еще не совсем пьяный, еще не потеряв ясности ума, лежишь меж двух юных, неопытных тел, испытывая страсть, разве это не любовь, разве не блаженство, от чего не грех и умереть. И так каждый раз: новая женщина и необузданная страсть, новые познания в науке страсти нежной, которую, завистники называют развратом…
Получается, что я с самой ранней юности жил в разврате, мечтая о мужском бессмертии. Это всегда, сколько я себя помню, было свойственно моей натуре и вытекало, наверное, из великой любви к себе на уровне бессознательном. Но только сейчас я открыл для себя эту истину и многие другие вполне осознано. И тут впервые я устыдился себя.