Ван Гог как Иисус Христос 12-2 Точка насыщения

Михаил Гольдентул
Джотто  «Тайная Вечеря», фреска в Падуе в капелле семьи Скровени  (Cappella degli Scrovegni), 1305

Часть 12-2   ТОЧКА НАСЫЩЕНИЯ  (продолжение)


Ван Гога не покупали. Он был слишком пугающ. Как писал Орье,  у него «избыток нервозности и страстности выражения».

         Готовясь к встрече Гогена в Арле, он нарисовал несколько полотен с подсолнухами, чтобы украсить ими комнату Гогена. Как  сказал Вольдемар Янушчак,  это равносильно слушанию Пятой Бетховена непрерывно целыми днями. 

  Простым людям нужна была похожесть. То есть то, что покупалось и продавалось в галереях у Гупиля, где Тео и Ван Гог работали, и где Ван Гога и импрессионистов не покупали.
Банальную похожесть и банальный сюжет.  Ван Гог рисовал нечто необычное.

 Но тут странный парадокс. Гениальность Джотто (1266 -1337),  говоря простым языком, состояла в том,  что он сделал гигантский шаг к ПОХОЖЕСТИ.
Вверху  «Тайная Вечеря» Джотто – фреска в Падуе в капелле семьи Скровени.
Это  очень реалистично по сравнению со всем, что было до него.  Представьте себе, это было нарисовано в 1305 году!!!!
Он спустил живопись с Неба на землю.

 Ван Гог последний художник ПОХОЖЕСТИ.
За 200 лет Ренессанса живопись дошла до непревзойденного мастерства Буонаротти, Рафаэля,  Леонардо и Боттичелли, которое (вот парадокс) вернулось от похожести к сублимации,   не просто похожий портрет, но характер личности, ее  суть, символ.
И уже еще через триста лет после блужданий академизма, разрушенного импрессионистами,  появился Ван Гог, как высшая форма этой сублимации.   Все еще похоже,  но с поражающей сутью характеров.
 
К Ван Гогу уже ничего добавить нельзя,  там такая оголенная сущность, что иногда и смотреть страшно.
Ван Гог остался последним художником, творившим в рамках подлинности, реализма  и традиционализма. Он был последней точкой, точкой максимального насыщения.  После него пришло все модернистское искусство, потому что уже дальше  в направлении традиционного искусства идти было некуда.
 
Потому что выше чем распять самого себя на кресте, чтобы убедить всех, что кровь настоящая, невозможно.