"ГЛАВА 35. ПОСЛЕДНЯЯ ЗАПИСЬ СТАРЦА АВИЛА."
Люди говорят, что мудрость уменьшает жалобы, но не страдания! Я тоже уже давно не на что не жалуюсь, а только молюсь.
- О, мой господь Иисус Христос! О, наши языческие Боги! Если вы есть, то почему такое допустили? Тридцать лет, как я покинул свою родину и плачу кровавыми слезами над судьбою родной страны. Плачу над ее неустроенностью и бедностью, глупостью и дикостью, своей никчемной жизнью. И если вы есть, наши всевидящие, но невидимые Боги, то почему позволяете врагам глумиться над целыми народами, заставляете их прозябать в нищете и бесправии, совершать непотребства и всякие мерзости?
Существует ли абсолютный Бог, единственный и неповторимый? Или над нами довлеет наше бытие, хаос, что они сильнее нас и наших Богов? Над этим я мучаюсь в последние годы. Мне необходимо это знать, иначе жизнь потеряет для меня всякий смысл. Закон или Хаос управляет нашими судьбами?
Человеку бог необходим - твердят все. Но создали ли люди бога или бог – людей? Мы знаем, что наши языческие боги повергнуты, но они живут еще в нас, и мы им поклоняемся, как и Иисусу.
О, земля наша русская, щедрая и благодатная! Ты вскормила меня своими дарами и напоила родниковыми водами, дала кров и радость жить среди твоих красот и благодати. Прими, мать земля, мое тленное тело в свои объятия, когда придет мой час!
Сколько себя помню, мое тело, дух были подобно природной стихии. Я получал радость язычника – жить, страдать и любить. Мое тело всегда жаждало насладиться яствами земными. Оно ненасытно жаждало любить и впитать запахи, звуки, краски, полуденный жар или вечернюю прохладу дорогой моему сердцу Руси. Наслаждаясь всем этим, мое тело и дух совершали торжественный обряд причащения к природе. Пронзительная радость охватывала меня от такой языческой благодати. Между мной и природой, олицетворяющей наших языческих богов, существовало почти мистическое родство, полное слияние тела и стихий. Мне казалось, что толчки крови моего сердца совпадали с излучением солнца над бурным Днепром или ударами волн о берег.
Мое языческое бракосочетание с женщиной, землей, водой, огнем, солнцем, нашим бытием, принуждало меня не мыслить, а подчиняться неведомым силам и красоте природы. Но мой ум и моя разумность обращала мое кровное родство личности и мироздания в великие сомнения и разочарования. Разрыв углублялся еще и тем, что мой разум достоверно знал: тело, где оно обитает, смертно! Возникала пропасть между смертью и вечностью, между человеческой плотью и бесконечной вселенной.
Мой ум был вынужден признать, что после моего пьянящего бракосочетания с природой, как и с нашим Господом, останется лишь истлевшая кучка праха. Он мрачный вестник нашего изгнанничества на земле. И ничего с этим мы поделать не можем! Остается взглянуть в лицо своей неминуемой смерти, и в своем спокойном просветлении принять важное решение в жизни – жить здесь и сейчас, не сетуя на превратности судьбы, но в согласии с совестью.
Наши предки язычники, спаянные родом, племенем, богами, делом смотрели на жизнь сквозь призму бесконечной жизни. И в этом была своя мудрость человеческого бытия.
Христианство, возникшее на почве мышления и просветления умов человеческих, дало нам новое представление о бытийной правде существования и предназначения личности на земле. Сейчас эта правда считается исконной и последней на уровне повсюду и всегда приложенного мифа – правды, заповеди, завета.
На мой взгляд, понять жизнь, ее смысл – значит различить за ее изменчивыми, малодостоверными обликами лик самой Судьбы, и очевидности нашего земного удела. Все остальное – от рутины будничного прозябания, до великих деяний – промежуточное и ошибочное. Одним словом – смысл жизни в самой жизни нашего бытия, несмотря на все ее невзгоды и наши муки, а мораль, религия здесь не причем.
Рано или поздно, старым или молодым, в собственной постели или на поле сражения, богатым или бедным, мусульманином или христианином - каждый умрет в одиночку, разделив участь всех прочих смертных. И перед этой беспощадной устностью и очевидностью тают все иллюзии и миражи, за которыми гонятся люди,пока не пришел их последний час. Тщетны наши лицемерные попытки укрыться от знания своего удела, за уймой дел и никчемных делишек. Суетны и все наши потуги заслониться от жестокой очевидности посвящая себя карьере, оказанию помощи ближнему или заботе о дальнем; гражданскому служению или еще чему-нибудь, в том же духе.
Бог, якобы предписывающий то-то и то-то - сплошная выдумка! Бытие определяет наше счастье и несчастье. Пустые небеса хранят гробовое молчание, свидетельствуют, что в мире нет разумного, рачительного хозяина, и с точки зрения отдельной смертной песчинки, все погружено в хаос бытия: невесть зачем, ты явился на свет, и, невесть зачем исчезаешь без следа – вот и весь сказ о смысле, точнее бессмыслице жизни, который выслушивает от глухого к его запросам мироздания всякий взыскивающий истины.
Открывшаяся мне под конец жизни Вселенская неразумность сделала меня отшельником. Старчески усталая умудренность души, разочарованной сегодняшней жизнью, постижением религии с ее мнимыми святыми, вновь пробудили во мне дух язычества и любовь к природе.
Не ведая скуки, в глубоком одиночестве, я часами слежу за игрой солнечных лучей, распускающимися полевыми цветами, переливами красок в небе, смутными шумами, запахами, колебаниями воздуха. Я вновь счастлив, как когда-то в юности, когда я был язычником и которым, наверное, остался на всю жизнь.
Все написано. Кажется, я ничего не упустил. Мой грешный путь на этой земле заканчивается. Все скоро для меня кончится полным мраком и тленом. Слабо я верую, что увижу все ужасы Ада или Рая, другого, замогильного мира. Не надеюсь и на то, что там, на небесах, встречусь с Господом, который никогда не отвечал на мои молитвы, но в которого я так долго веровал. Нет у меня и никакой надежды попасть в замогильный мир с его бесконечной жизнью, обещанный нам нашими языческими богами. После нас один тлен и полное забвение!
Солнце садится за городищем Белая Калитва. Внизу плещется речка Лихая Красноватые лучи солнечных богов Хорса, Ярилы, Дажь-бога и Сварога пламенеют на крыше храма и домов, озаряя прощальным светом, зеленеющие поля и тихие воды Северского Донца и дарят мне свой прощальный поцелуй…
на этом последний свиток записей старца Авила обрывается)
Конец второй книги.