Когда Страна бить прикажет - 11

Владимир Марфин
                11.

               ...НОЧЬ прошла как мгновение, но Зинаида Сергеевна не чувствовала усталости. Проводив Валентина, она долго стояла под душем в ванной, запрокинув голову и блаженствуя от ласкающих тело упругих потоков воды. Постепенно увеличивая напор то горячих, то холодных струй, она чувствовала, как ее сосуды и мышцы расслабляются и сжимаются вновь, яростно и животворно гоня кровь по жилам.             Растеревшись досуха массажным жестким полотенцем, она затем целых полчаса лежала у себя в комнате, обнаженная и благоухающая, осторожно оглаживая и ощупывая по-девичьи тугие и гладкие груди, бедра, живот...
               И потом, на работе, мысли ее то и дело возвращались в эту ночь, и  она постоянно прикладывала ладони к горящим щекам, чтобы охладить их и унять неутихающее возбуждение. Несколько раз вынимая из стола небольшое квадратное зеркало, она подолгу рассматривала себя, отмечая приятные изменения. Она вроде бы осунулась и побледнела, но это ей шло, придавая изысканную загадочность и романтичность, как у томных тургеневских девиц. Все это продолжалось уже не час и не два, как вдруг неожиданный телефонный звонок вернул ее к действительности.
              Зинаида Сергеевна сняла трубку и скривилась, как от горькой пилюли, услышав вкрадчиво мурлыкающий голос гладышевского адъютанта Зуйка.
              - Зинаида Сергеевна, вас жду-у-ут...
Адъютант не счел нужным назвать имя  о ж и д а ю щ е  г о, полагая, что она отлично знает, куда и к кому ей идти. Зинаида мысленно представила его сытую рожу, с нагловатой ухмылкой холопа, посвященного в хозяйские тайны, и ее прямо-таки передернуло от отвращения. Несомненно, эта рыжая распутная тварь принимает ее за одну из многочисленных любовниц Гладыша. И действительно, сколько раз отвозил он ее  в «Метрополь» и на дачу, оставляя одних и ничуть не сомневаясь в том, чем они там занимаются…
              - Лейтенант Переверзева. Меня вызывали, - появившись в приемной, сказала Зинаида, равнодушно глядя  м и м о  развалившегося на стуле Зуйка.
              - Ах, да, да, одну минуточку… - Лупоглазый веснушчатый младший лейтенант как всегда ухмыльнулся и включил установленный на столе микрофон. - Товарищ комиссар, лейтенант Переверзева прибыла.
              В маленьком динамике, укрепленном на стене, рядом с отрывным календарем, что-то щелкнуло, и почти неизмененный голос комиссара произнес:
              - Пропусти. Пусть заходит.
              - Будьте любезны… Прошу вас! - театрально заломив руки, выгнулся в полупоклоне Зуек.
              Два офицера-оперативника, изнывающие от скуки в ожидании приема, откровенно рассмеялись.
              Зинаида Сергеевна, презрительно покосившись на них, громко бросила Зуйку: «Изгаляешься , фигляр, пока барин не видит!» - и, не дав ему опомниться, прошла в кабинет.
             Гладыш стоял у окна и  негромко насвистывал что-то «дунаевское», глядя на шумящую внизу площадь Дзержинского.
             - Товарищ комиссар государственной безопасности, лейтенант Переверзева явилась по вашему приказанию! - замерев у двери, по всем правилам доложила Зинаида.
             Он тотчас обернулся и пошел ей навстречу, всем своим видом выражая радушие и радость.
             - Здравствуй, милая. Здравствуй, Зинуля…
             И внезапно его брови густо сошлись на переносице и глаза словно бы заиндевели, разглядев в привычном облике подчиненной нечто совершенно новое и неожиданное. Эти темные, немного ввалившиеся подглазья, эти вспухшие потрескавшиеся от внутреннего жара губы, эти странно мерцающие счастливые глаза говорили о многом. Досконально зная женщин, он все понял и не удивился. Только дрогнули чуть заметно уголки рта, и он сразу отвернулся, чтобы она ничего не заметила.
             «Та-ак... влюбилась бабенка. Интересно, в кого? Это было неизбежно, но я не подумал. Все мудрил, изворачивался, играя доброго дядю, а надо было с первого же дня тащить в постель. Не давая опомниться, приручить, заморочить, чтобы думать не смела о ком-то другом. А теперь ломать придется, начинать все сначала...»
             Гладыш понимал, что с влюбленными женщинами работать и труднее, и легче. Тут уж все зависит от их чувств, настроения, характера, воли. Некоторые, спасая любовь, на все идут, а другие упрутся и - хоть ты их на дыбу! - ни на что не согласятся, ни в чем не уступят. Разве мало встречал он подобных дур, особенно за эти годы, когда они сотнями проходили через его руки. Бабы всех этих тухачевских, крестинских, сокольниковых... Взять хоть Женьку Хаютину-Гладун-Ежову. Ведь меняла мужиков без зазрения совести. Бабель... Чкалов...Урицкий - брат убитого в Ленинграде… Кого только не было! А перед Хозяином ломалась стерва, фасон держала. Наперекор ему шла. «Не стращай, не пугай, не проси, не надейся!» Ну и чем это кончилось? Всеобщим погромом! Только если бы зараза та не застрелилась, её точно  бы  в камере под «хор» пустили. Два десятка «жеребцов» загоняли бы до смерти...
             - Ну, чего же мы стоим, - наконец, опомнился он. - Проходи... садись... Выпить хочешь? Немножко вина...
             Он подвел ее к стоящему в углу низкому овальному столику и почти насильно усадил в глубокое кожаное кресло.
             -Давно не виделись, истосковался... Ну так что будем пить?
             - Ничего, ничего, - торопливо отказалась она. - А не виделись не так уж и долго. Недели не прошло.
             - С четверга. Целых пять дней, - точно подсчитал Гладыш и, как будто убеждая ее в чем-то, добавил? - Видишь, все помню. Да-а... за это время, видно, многое произошло. Так что, рассказывай. Где была? С кем встречалась? Как здоровье? Какие проблемы?
             - Да чего же тут рассказывать, - замялась Зинаида. - Вроде все как обычно. Ничего сверхъестественного...
             - Ой ли, - тонко усмехнулся он. Однако требовать особых признаний не стал, знал, что не сегодня, так завтра все ее секреты будут разгаданы и тотчас же доложены ему. - Ну а как Алексей Александрович? Не устал? Не собирается на отдых?
              - Да как будто бы нет, - совершенно беспечно ответила Зинаида, а в душе словно ветер пронесся и недобро сжалось сердце. Уже не первый раз, как бы между прочим, интересуется дядей комиссар. И это можно было бы принять за обычную любезность, если бы выражалась она не в этих стенах и не из этих уст. - Мы вообще редко видимся. И он мне ничего не рассказывает, - беспокойно добавила она.
Гладыш это беспокойство мгновенно уловил и, как ни в чем не бывало, ловко перевел разговор на другую тему.
              - Да-а, ты, помню, просила о переводе па другую работу... Ну, так я тебе нашел! Великолепно оплачиваемую и, как говорится, непыльную. Часик в сутки поработаешь и - гуляй, отдыхай...
              - Ну? И что же это за синекура? - попыталась улыбнуться она. Но улыбки не получилось, и Гладыш это тоже отметил.
              «Господи, да что же это со мной? - расстроено подумала Зинаида. - Вот опять он меня ублажает… и как будто не требует взамен ничего. А мне от этой его заботы на край света хочется убежать…»
              - Так что же это за работа, Иван Данилович? Вы мне так и не ответили… Ну, не хотите и не надо, - она притворно надула губы и опустила голову.     - Очень нужно…
              - Ну почему же, почему, - ласково беря ее за руку, сказал Гладыш. И, почувствовав, как непроизвольно дернулась эта рука, пытаясь выскользнуть, наклонился, заглядывая в глаза Зинаиды. - Я тебя не обманываю. Прекрасная работа! Очень многие мужчины о ней мечтают… Но рассказывать об этом долго, а лучше просто увидеть. Вот мы вечером с тобой и поглядим. И если понравится…
              - Вечером? - страдальчески глядя на него, прошептала она.
              - Да. А что? Тебе это не устраивает?
              - Нет… почему же… Просто я подумала… А во сколько, примерно?
              «Господи! Мы же договорились с Валькой!..»
              - Ну, часов в десять… одиннадцать… Но ты прямо не в себе. У тебя, наверное, свидание, не так ли?
              - Нет, нет, что вы, - замотала она головой, еще более укрепив подозрения Гладыша.
              «Вот и ты начинаешь мне лгать, - мрачно подумал он. - И это плохо, и совсем не в наших правилах. Значит, будет жесткий прессинг и усиленный контроль. Видит бог, ты меня вынуждаешь…»
              - Ну а если нет… - Он легонько разжал свою руку и поднялся, полагая, что разговор окончен. - Если нет, значит, вечером тут же, у меня… А пока можешь съездить домой, отдохнуть, успокоиться. Доложи майору Бергеру, что я тебя отпустил. И езжай, езжай…
              Выйдя вслед за ней в приемную, он, не глядя на вскочивших и замерших в почтительных позах сотрудников, поманил к себе пальцем Зуйка и, вернувшись с ним в кабинет; сказал:
              - Двух шустрейших «топтунов» ко мне немедленно!.. И не забудь про Казалинского. Ровно в восемь я его жду…