Месье Жан, дворецкий, невидящим взглядом окинул холл и неуверенной походкой вышел из дома. Аккуратно прикрыл дверь. Постоял на террасе, ёжась на пронизывающем ветру и поднял воротник пальто.
— Мерзкий климат, мерзкая страна, — пробормотал месье Жан и пошёл в сторону парка.
Как будто в подтверждение его словам, мелкий дождь сменился снегом.
Дворецкий поморщился, отвернулся от летящего в лицо снега. Взгляд упал на фасад Гринвуда, старинного замка с увитыми плющом башнями. Месье Жан покачал головой, стряхнул снежинки с рукава и, спотыкаясь, побрёл к пруду.
Как это могло случиться? Почему он ничего не замечал до сегодняшнего дня?
С леди Камиллой он познакомился несколько лет назад в Париже. Тогда он работал секретарём у мадам Бонне, маленькой и очаровательной дамы, весёлой и жизнерадостной, несмотря на возраст.
— Дорогая мадам Бонне, — грустно сказал месье Жан.
Почти пятнадцать лет проработал он секретарём у мадам. Это были незабываемые годы, полные очарования. Мадам Бонне, поэтесса и писательница, была преисполнена истинным шармом. Рядом с ней не было угрюмых и мрачных лиц. В её обществе было легко и уютно, для каждого были наготове и улыбка, и доброе слово.
Мадам часто устраивала вечера. Попасть к ней в дом считалось большой удачей. Мадам не придерживалась какого-то правила при приглашении гостей. Это были самые разнообразные люди: журналисты и писатели, художники и актёры, а так же просто многочисленные друзья.
В один из таких дней и появилась леди Камилла. Жан не мог сказать о ней ничего плохого. Она была образованна, учтива, в меру оживлена, в меру серьёзна. Никогда ни с кем не ссорилась. Всегда хорошо и уместно одета, с безупречной причёской.
Месье Жан при встрече с Камиллой частенько ловил себя на мысли, что ему хочется растрепать эту причёску, схватить леди на руки, закружить её, чтобы услышать весёлый смех. Но, посмотрев в безупречное лицо с учтиво- ледяным выражением, склонял голову и проскальзывал мимо.
Но внезапно всё изменилось. Мадам стала часто болеть, суаре проходили очень редко. Но даже болея, не теряла своего оптимизма, разъезжая на коляске среди гостей.
В один из дней мадам Бонне сказала:
— Жан, у меня есть новости. Помнишь леди Камиллу? Ну так вот. Она вышла замуж за сэра Эдварда. У них свадебное путешествие и они сейчас в Париже. Я пригласила леди Камиллу и сэра Эдварда на ближайшую вечеринку.
Оставив Жана потрясённым этой вестью, мадам Бонне удовлетворённо хмыкнула и укатила в кабинет.
Секретарю не терпелось посмотреть на избранника леди. К счастью, многочисленные заботы в доме мадам полностью занимали всё внимание месье Жана и время пролетело незаметно.
Но вот, наконец, наступил этот день. Несмотря на болезнь мадам, всё было изысканно как всегда. Так же звучала музыка, сверкал хрусталь. Так же были многочисленны гости, а среди них мелькали официанты. Мадам, оживлённая и доброжелательная, разъезжала на своей колясочке, как обычно шутила с гостями, останавливаясь возле одних, чтобы обменяться парой фраз или возле других, чтобы побеседовать.
Вечеринка была в разгаре, когда появились леди Камилла и сэр Эдвард. Чтобы их не пропустить, месье Жан заблаговременно занял удобное для наблюдения место.
И вот, наконец, супружеская чета вошла. Жан с огромным интересом их рассматривал. Леди Камилла была так же прекрасна. Так же по ледяному лицу скользила улыбка, как отблеск солнца на заснеженном склоне. Сэр Эдвард был ей под стать: высокий, хорошо, со вкусом одетый, отстранённо- любезный. Хозяин Гринвуда был похож на свой замок — такой же основательный и величественный.
Жан оторопело продолжал рассматривать. И вдруг неожиданно для себя хохотнул. Он представил их в супружеской спальне, в объятиях друг друга. Каждый из супругов по величию и холодности напоминал айсберг. Каким образом им удавалось сблизиться без риска столкнуться и не погибнуть в этой катастрофе, Жан даже не представлял. Но, судя по тому, что и семейство леди Камиллы, и сэра Эдварда были довольно древними, то этим аристократам удавалось всё- таки, несмотря ни на что, с завидным постоянством оставлять наследников.
Неизвестно, сколько времени месье Жан продолжал бы разглядывать эту необыкновенную чету, но его подозвала мадам Бонне и отправила с каким- то поручением.
Вечеринка подходила к концу, когда леди Камилла подошла к Жану:
— Месье, у меня и сэра Эдварда есть к Вам предложение. После путешествия мы вернёмся в Гринвуд. К нашему возвращению закончится ремонт и переоборудование замка. Нам понадобится штат прислуги. Мы уже нашли всех, кто нам понадобится. Всех, кроме дворецкого. Я давно за Вами наблюдаю. Хотя Вы и француз, но Вы аккуратны, вежливы и хорошо справляетесь со своими обязанностями. Вы тщательно и ответственно ведёте дела мадам Бонне. У Вас достаточно знаний и опыта, чтобы занять должность дворецкого. Соглашайтесь, месье Жан. Всё равно Вам скоро придётся придётся искать новое место. Учитывая возраст мадам и то, какой стадии достигла её болезнь, немыслимо, что она проживёт больше нескольких месяцев.
Месье Жан невольно передёрнулся. Он знал о болезни мадам, знал о неутешительных прогнозах. Но ему не верилось и не хотелось думать, что может прийти такое время, когда мадам Бонне не станет. Просто не укладывалось в голове, что такая жизнерадостная дама, как мадам, скоро станет только воспоминанием.
Жан поклонился:
— Леди, благодарю Вас за предложение. Мне нужно подумать.
По лицу леди неожиданно мелькнула кривая ухмылка:
— Думайте, месье Жан, думайте. После смерти мадам мы ждём Вас в Гринвуде. Кстати, — леди Камилла пронзительно посмотрела в глаза месье Жану, — Ваше жалованье у нас будет выше, чем у мадам Бонне.
Леди Камилла улыбнулась своей учтиво- ледяной улыбкой и, походкой полной достоинства, вернулась к гостям.
Дальнейшие события Жан запомнил не очень хорошо. Через несколько дней мадам Бонне почувствовала себя настолько плохо, что не встала утром с постели. Потом мадам становилось то лучше, то хуже, а дней через десять сказала своему секретарю:
— Жан, дорогой, у меня есть просьба. Позвони редактору и скажи, что я прошу прощения. Я не смогу в этот раз перепроверить текст, но черновики готовы. Отвези их, Жан.
Увидев слёзы на глазах своего помощника, мадам похлопала его по руке:
— Ну, ну, не надо. Все мы смертны. Не надо грустить. Я прожила хорошую жизнь и мне не в чем упрекать судьбу.
Потом события стали развиваться с ужасающей скоростью. Визит врача, запах лекарств, "Скорая", врач, опять "Скорая", использованные ампулы, шприцы на полу... И снова "Скорая", и опустивший глаза доктор:
— Извините, месье. Мы больше ничем не можем помочь, мадам умерла.
Дом, внезапно заполнившийся огромным количеством букетов. Одуряющий запах цветов. Без остановки звонящий телефон. Гроб. Лицо мадам, с которого даже смерть не смогла стереть лёгкой улыбки. Толпы народу. И всё...
После похорон уже бывший секретарь вернулся в опустевший дом, который неожиданно показался маленьким и тёмным. Сел в кресло в кабинете и поразился звенящей тишине. Месье Жан закрыл ладонями уши и закричал.
Дворецкий несколько раз обошёл пруд.
Снегопад усиливался. Снег засыпал дорожки, газоны, деревья. Падал на поверхность пруда, таял, но на смену растаявшим легионам снежинок летели новые с низкого серого неба, исчёрканного ветками деревьев.
Месье Жан подошёл к каменной скамье, смахнул снег и сел. Достал носовой платок, вытер мокрое лицо. Глядя на белеющий парк продолжил вспоминать, пытаясь понять что привело к катастрофе, какой момент он упустил.
...Неделю после похорон провёл месье Жан в доме мадам Бонне. Ходил из комнаты в комнату бессмысленно переставляя с места на место многочисленные безделушки, продолжал отвечал на телефонные звонки и письма с соболезнованиями.
В один из вечеров он, наконец, решился и написал в Гринвуд.
Ответ пришёл на удивление быстро. Леди Камилла подтвердила своё предложение и пригласила месье Жана приехать как можно быстрее.
Вскоре прибыли дальние родственники мадам. Секретарь быстро ввёл их в курс дел, отдал бумаги и ключи от сейфов.
Купил билеты. Вернувшись домой, последний раз обошёл комнаты, погладил, смахивая пыль, печатную машинку. В прихожей набросил плащ, взял в руки чемодан. Неожиданно опять поставил его на пол, решительным шагом вошёл в кабинет и схватил со стола небольшую фотографию мадам в рамке. Вернулся в прихожую, засунул фотографию в чемодан, положил ключи на полочку и захлопнул за собой входную дверь.
Жан почти не запомнил ни то, как ехал по Франции, ни как пересёк Ла Манш. Пришёл в себя, когда, нанимая такси, сказал: "В Гринвуд".
К замку новый дворецкий подъехал к вечеру. Летний день подходил к концу и Гринвуд предстал перед месье Жаном в розовеющей дымке. Такси миновало ограду, проехало через парк, мимо пруда с утками и остановилось перед огромной старинной входной дверью. Водитель выгрузил чемодан, получил плату и уехал, а Жан, стоя на гравийной дорожке, вдруг осознал, что прошлая жизнь безвозвратно закончилась, а будущее туманно, как дымка над прудом.
Размышления месье Жана прервал звук открывшейся двери. На пороге стояла молоденькая девушка высокого роста с невыразительными чертами лица, смущённо теребившая передник. Увидев, что не неё обратили внимание, покраснела и неуклюже присела.
— Вы месье Жан?
Дворецкий молча кивнул.
— Я Мэри, горничная. Хозяев сейчас нет дома. Леди Камилла поручила мне встретить Вас и показать замок. А ещё мы приготовили Вам комнаты.
Наскоро поев с дороги, месье Жан приступил к осмотру замка. Место, где ему теперь предстояло жить, представляло из себя среднего размера старинный замок из камня со значительно более новыми пристройками из кирпича, куда из основного здания перенесли кухню, подсобные помещения и комнаты прислуги. Однако Жану выделили комнаты в замковой части, там, где испокон веков жили дворецкие семейства сэра Эдварда.
У месье Жана буквально мутилось в голове от лестниц и лестничек, переходов, комнат и комнатушек, кладовых и подвалов. Он думал, что никогда не закончится этот осмотр, что нет конца и края этим ступеням и коридорам.
Наконец, Мэри произнесла: "Это всё, сэр" и предложила посмотреть парк.
Когда Мэри и Жан вышли на улицу, то было ещё светло. Солнце уже касалось верхушек деревьев, тени удлинились и в массивах кустов начала собираться темнота, предвестница ночи.
Дворецкий бросил взгляд на часы и присвистнул. С того момента, когда он вышел из такси, прошло всего три часа, а казалось, что целая вечность.
Парк оглядели быстро. Он был ни мал, ни велик. Чистый, ухоженный. Ряды аллей со стриженными кустами гармонировали с клумбами и широкими бордюрами из роз. Свободно растущие на газонах деревья летом давали освежающую тень, а осенью, наверняка, выглядели очень живописно и даже зимой были красивы своей строгой графичностью.
Обошли вокруг небольшого пруда с плакучими ивами на берегах. Заглянули в оранжерею с экзотическими растениями.
Рядом с оранжереей, скрытые от глаз кустами, стояли два аккуратных коттеджа, где жили садовники с семьями.
— Ну, эти проблем не доставят, — пробормотал Жан.
Садовники напоминали скорее вассалов, чем наёмных работников. Глядя на парк, можно было сделать вывод, что садовники свою работу знали и справлялись с ней без напоминаний. Как рассказала Мэри, в замок они приходили только за зарплатой, с замковыми обитателями отношений не поддерживали. Им, видимо, вполне хватало общества друг друга. Продукты доставлялись отдельно, а наличие небольших огородов у коттеджей и личного автомобиля в каждом семействе делало их довольно независимыми.
— Сэр, здесь мы тоже всё осмотрели. Если не возражаете, можем вернуться в замок, — сказала Мэри. — Вы ещё не познакомились с остальной прислугой. К тому же скоро должны вернуться леди Камилла и сэр Эдвард и обязательно захотят с Вами побеседовать.
Вернувшись в замок, Жан попросил собраться всех в холле, а сам присел на банкетку. Мэри торопливо присела и убежала.
Не прошло и пяти минут, как в холле стали собираться люди. Они толпились в углу и настороженно рассматривали дворецкого.
Жан, в свою очередь, разглядывал своих подчинённых, пытаясь угадать кто из них кто.
Вот эта недовольная рослая толстуха с закатанными рукавами скорее всего повариха.
А эта девушка с глуповатым испуганным лицом, — ещё одна горничная.
Кем являлась сухопарая женщина неопределённого возраста в строгом костюме с привычно кислым выражением, нарочито державшаяся отдельно от всех, Жан не мог представить.
Вернулась запыхавшаяся Мэри и сказала, опять неловко присев в поклоне:
— Здесь все, сэр, кроме водителя и садовников, сэр.
Затем слуги подходили по очереди и приседая, кто как умел, называли своё имя и должность.
— Это какое- то сборище коров и скелетов. Ни одной приятной физиономии, — ужаснулся Жан.
Как он и предполагал, толстуха с красными щеками действительно оказалась поварихой.
— Энджи, сэр, кухарка, — произнесла она тихо, но от её шёпота колыхнулась портьера.
— Боже мой, она Энджи, — ошарашенно подумал дворецкий, разглядывая эту даму гренадёрского роста. — Интересно, как у них выглядит демон?
Но, представив кухарку с вертелом в руке, решил считать её грозным, карающим ангелом.
Испуганная девушка представилась горничной.
— Ханна, сэр, — дрожащим голосом произнесла она.
Сухопарая дама с лошадиной внешностью и уксусным выражением лица оказалась камеристкой леди Камиллы.
"Берта, камеристка", — записал Жан в блокнот.
Увалень с лицом деревенского простофили по имени Кевин работал камердинером сэра Эдварда.
Затем подошёл меланхоличный молодой человек:
— Николас, лакей, сэр, — пробасил он и отступил к стене.
Две девушки, одинаково блеклые и некрасивые, с одинаковым выражением страха, Кэти и Бесси, представились ещё одними горничными.
Мужеподобная женщина с лицом и фигурой будто вырубленными топором, работала посудомойкой.
Самой приятной оказалась невысокого роста старушка в старомодных очках. Она подошла самой последней.
— Миссис Тереза Патерсон, экономка, сэр. Я работала ещё у родителей сэра Эдварда.
— Это не прислуга, это какой- то зоопарк, — с тоской подумал месье Жан. — И что мне с ними делать? Вот эти двое, — дворецкий заглянул в блокнот, — Бесси и Кэти, они же одинаковые на вид, как две сардины. А эта Энджи, ангел из преисподней, она же зашибёт одним звуком своего голоса.
Дворецкий в душе поморщился, но сумел выдавить из себя любезность:
— Мне было очень приятно с вами познакомиться. Можете идти и продолжать заниматься своими делами.
Раздалось нестройное шарканье и шорох одежды. Прислуга поклонилась и в абсолютном молчании вышла.
Жан остался в холле, грустно размышляя над приключившимися с ним метаморфозами. Из задумчивости его вывел звук мотора автомобиля и шелест гравия под колёсами.
В холле появился Николас. Щёлкнув выключателем, включил освещение на террасе и широко распахнул дверь.
Послышались шаги. Сначала вошла леди Камилла, а за ней сэр Эдвард.
Немного замешкавшись, Жан поднялся с банкетки.
— Месье Жан? — любезно произнесла леди Камилла. — Мы рады приветствовать Вас в Гринвуде.
Леди прошла дальше, а сэр Эдвард остановился рядом с дворецким.
— Я рад, что Вы, наконец, приехали. Надеюсь, что Вам у нас понравится. Через десять минут я жду Вас у себя в кабинете, мне нужно дать Вам инструкции.
Месье Жану было нелегко привыкать просыпаться в шесть утра. У мадам Бонне он редко когда вставал раньше девяти. Мадам работала допоздна и день у неё начинался часов в 10-11. Недоумевал, к чему отправляться в постель в десять вечера. В Париже ночью бурлила жизнь, улицы были ярко освещены, а в Гринвуде после девяти вечера становилось тихо, как в соборе в будний день. Всюду гасился свет, оставляли только подсветку на террасе, в холле и центральной лестнице. Всё вокруг как- будто вымирало и только ветер за окном шумел в деревьях.
Сэр Эдвард и леди Камилла каждое утро просыпались ровно в 7 утра. Зачем? Жан этого тоже не понимал. Если хозяин Гринвуда трижды в неделю уезжал по делам, то леди почти все дни проводила в замке. Она изредка выезжала в ближайший город в магазины, иногда вместе с сэром Эдвардом встречались с друзьями, ещё реже принимали у себя. Два раза в месяц посещали оперу или выставки.
Супруги ночевали отдельно, каждый в своей спальне. И каждое утро в 7.05 сэр Эдвард, и в 7.10 леди Камилла звонили в звонок, к ним заходили Берта с неизменной чашкой чая с бергамотом для леди и Кевин с кофейником для хозяина. Ровно через пятнадцать минут после этого леди завтракала хлопьями, а её супруг яичницей с беконом.
Жан пытался в начале внести разнообразие в этот донельзя печальный рацион. Его учтиво благодарили и продолжали завтракать своими хлопьями и яичницей.
— Ну и чёрт с вами, — раздражённо решил, в итоге, месье Жан. — Мне хлопот меньше.
И всё продолжилось по раз и навсегда заведённому распорядку.
Прошёл год. Жан освоился в Гринвуде. Через месяц он научился отличать Бесси от Кэти. Ещё быстрее перестал называть камеристку леди милочкой. После первой же попытки мисс Берта оскорблённо дёрнула головой, как кобыла и, продолжая сравнивать служанку леди с лошадью, что, учитывая её внешность, было совсем не сложно, злобно скосила выпуклые глаза невнятного водянистого цвета, кажется, всхрапнула, как рысак и с высокомерным видом прошла мимо, возмущённо цокая каблуками. Дольше привыкал к Энжи, шумной, гневливой, громко топающей при ходьбе, но умелой и спорой.
А потом... Когда же это произошло? В июле? Или раньше? Жану стало казаться, что он сходит с ума.
Однажды, около полудня, он услышал тихую музыку, которая неслась неизвестно откуда. Казалось, что вибрировал сам воздух. На Жана нахлынули воспоминания. Париж, милый далёкий Париж. Сердце отозвалось и запело вслед за тихо звучащим аккордеоном. В памяти пронеслись улочки, площади, зелёные бульвары. Жан даже почувствовал аромат кофе и свежей выпечки. Но наваждение так же быстро прошло, как и появилось.
Жан даже не подозревал как он, оказывается, истосковался за этот год. Чтобы никто не заметил его слёз, пришлось выйти в парк.
Наверное, к утру грусть не прошла, так как леди Камилла участливо спросила:
— Как Вы себя чувствуете, месье Жан? Вы очень бледны сегодня. Я и мой супруг рады, что пригласили Вас. Мы очень Вами довольны. Но я заметила, что Вы не занесли почту в кабинет сэра Эдварда.
Дворецкий готов был поклясться, что сегодня он, как обычно, отнёс корреспонденцию в кабинет. Но, проходя мимо стола в прихожей, увидел аккуратную стопку газет и писем.
Через несколько дней прозвенел звонок из красной гостиной. В это время леди Камилла пила кофе. Жан зашёл в комнату и увидел хозяйку, которая спросила с плохо скрываемым раздражением:
— Жан, мне принесут кофе или нет?
Но Жан помнил, как нёс из кухни поднос с кофейником и любимой чашкой леди.
Со всех ног бросился дворецкий на кухню. Там на столе он увидел кофейник с остывшим кофе, а в буфете стояла чашка леди. Жан выплеснул кофе в мойку и дрожащими руками сварил новый. Боясь расплескать, принёс поднос с кофе в красную гостиную и поставил на столик.
Леди невозмутимо налила кофе в чашку и жестом отпустила Жана.
В течение следующей недели дворецкий был грустным и настороженным. Он никогда раньше не был замечен в рассеянности и небрежности и случившееся стало для него шоком. Он перестал доверять себе и всё проверял и перепроверял по многу раз.
Но, когда дворецкий решил, что всё опять стало нормально, опять произошёл досадный случай.
Вечером его вызвал к себе сэр Эдвард и спросил, заказал ли Жан билеты в оперу. Дворецкому пришлось признаться, что забыл это сделать, хотя мог дать руку на отсечение, что такого поручения ему не давали.
Как только месье ошпаренной мышью выскочил из кабинета, раздался звонок из комнаты леди Камиллы, которая недоумевала по поводу того, почему ей сегодня не доставили букет из лилий как она просила.
Месье Жан готов был рвать волосы от отчаяния.
Дальнейшие события только умножали проступки дворецкого перед приютившим его семейством. Жан чувствовал себя раздавленным и полным ничтожеством.
Жан стал записывать указания и просьбы хозяев. Но всё равно, промахов было много, слишком много. Он отдавал приказ накрыть стол в красной гостиной вместо зелёного салона. Приносил не тот чай, какой было нужно. Забывал проветривать комнаты в жару и забывал закрывать окна в ненастье. Против всех правил на всю ночь оставлял гореть свет в библиотеке и биллиардной.
Несчастный дворецкий решил, что он чем- то серьёзно болен, возможно у него даже психическое расстройство. Он боялся получить подтверждение своим подозрениям, он хотел обратиться к врачу за помощью. Но тогда придётся поставить в известность хозяев. Месье Жан был в отчаянии.
Так в страхах и смятении шли день за днём, а месье Жан всё никак не мог принять решение.
И вот настало сегодня...
Всю ночь шёл частый, нудный дождь, обещавший продолжиться и днём. Порывы ветра сотрясали окна.
Проснувшись в 6 часов утра, Жан прислушался к звукам разбушевавшейся стихии. Привычно оделся, привычно привёл себя в порядок. Прошёл на кухню, чтобы проверить как готовится завтрак для хозяина и хозяйки. За последнее время дворецкий превратился в тень себя прежнего. Он похудел и осунулся. Энджи, глядя на него, огорчённо поджимала губы и старалась шуметь меньше обычного.
После завтрака, сделав немногочисленные дела, месье Жан встал у большого окна галереи и стал смотреть на непогоду. Из напряженной задумчивости, ставшей привычной, вывел звонок из красной гостиной. Леди Камилла в это время традиционно пила кофе. Дворецкий зашёл на кухню, взял поднос с кофейником и чашечкой и аккуратно понёс его в комнату. Поставил на столик и вышел. Нужно было взять внизу почту и отнести в кабинет в другую часть замка. Уже взяв в руки стопку писем, Жан почувствовал сквозняк. Необходимо проверить окна и как можно быстрее.
Проходя мимо небольшого коридорчика, ведущего из замка в пристройку, Жан заметил мелькнувшую тень. Кто бы это мог быть? Энджи? Нет, в это время она обычно отправляется за покупками в соседнюю деревушку. Камеристка тоже не может быть, она в комнатах леди занята бесконечным перетряхиванием и глажкой одежды. Горничные занималась уборкой и их болтовня с другого этажа слышалась даже здесь. Кевин развлекал горничных. Николас спал в холле.
Стараясь ступать как можно тише, Жан отправился вслед за тенью. Хозяин тени тоже старался быть как можно незаметней. Неожиданно в тишине раздалось характерное позвякивание.
Месье Жан, поражённый внезапной догадкой, бросился к крадущейся фигуре. По узкому коридору с подносом в руках, на котором стоял кофейник и чашка, медленно шла леди Камилла. Дворецкий прижал руку к своей груди, в которой гулким молотом билось сердце.
— Леди Камилла, что Вы здесь делаете? — задохнувшись прошептал месье Жан.
Леди повернула к нему своё прекрасное лицо, которое обезобразилось гримасой бесконечной злобы.
Месье Жан развернулся и, не сказав больше ни слова, пошёл прочь.
Метель продолжала заметать парк. Возле ног сидевшего на скамье дворецкого стали образовываться небольшие сугробы. Снег покрыл всю одежду и волосы. Руки с побелевшими от напряжения пальцами сжимали камень. Холодные хлопья летели в лицо, но месье Жан ничего уже не чувствовал.