ГЛАВА 1.
АВАРИЯ.
Она опять уходила. От него. Бежала.
– Лен… – Стёпа, не успевая за ней на «трёх» ногах, с трудом переставлял трость, – постой! Имей совесть…
С дочкой на руках уже вышла на лестничную площадку. Говорить было не о чем.
– Скажи хоть, что в этот раз не так! – задохнувшись, оперся рукой о притолоку двери, попытался отдышаться.
Остановилась на краю лестничного марша, перехватила сумку иначе. Дочь тихо сидела на правой руке, доверчиво прижимаясь к плечу матери. Постояв, обернулась, через плечо зыркнула на мужа.
– Предел.
– Дело не во мне, да? И даже не в той аварии, – оттолкнулся от проёма, вышел на площадку, оперся рукой о железные перила. – В нём. Ты так его и не забыла.
– Оставь покойника в покое. Три года как нет.
– Не обманешь, – покачал головой, внимательно посмотрел в красивое, но какое-то трагическое лицо. – Живёшь памятью, дышишь ею, цепляешься за прошлое, как за единственно возможный спасательный круг. Я давно это знаю. Простил и смирился, принял ситуацию, как есть, любя тебя. Так что же теперь сорвало? Терпелка закончилась? Всего пять лет была гарантия? – горько хмыкнул, не пытаясь приблизиться – кинется вниз, ему не догнать. – Поговори со мной, прошу!
– Не сейчас.
Выпалив, ринулась вниз, загрохотав колёсиками сумки.
Степан с грустью смотрел на этот побег от самой себя, следил, пока не выскочила из подъезда, хлопнув дверью.
Тут же внизу в просвете перил показалась седая голова Георгича – консьержа и смотрящего.
– Стёпка, мать твою Катерину за ногу, опять?!
– Снова, дядь Юр.
– Что вытворил, Чудо-Юдо трёхногое? Колись!
– Сон плохой увидела.
– Ёксель-моксель… Эт сколько она горевать-то будет? Дела. Знает ведь, что не твоя вина была…
– Вернётся. Ей нужно время.
– Ладно. Понял. Заделаюсь опять кавалером её матушки Ольги. Совмещу, так сказать, приятное с полезным…
– Не балуй там с тёщей! Она славная. Обе славные. Несчастные только. Вдовы и есть.
Махнув рукой, Степан вернулся в осиротевшую квартиру. Медленно обошёл комнаты, наводя порядок – Ленка разбушевалась нынче.
Вечером пил невыносимо горький чай без сахара, шепча в тишине кухни любимые стихи: «В самой крайней поре одиночества Ты не так одинок ещё днём, Тяжелее всего – это “ночество”, Заключённое в слове самом…»* Дочитал со слезами на глазах, отгоняя всеми силами видение той аварии, что разорвала их с Леной мир в клочья!
…11 марта после обеда они уже выезжали из Москвы, предвкушая выходные в милой деревеньке Волково под Звенигородом, переглядываясь жаркими взглядами…
Дикий удар слева в сторону водительской двери, звон стекла, скрежет металла, громкий хлопок – подушки безопасности сработали, вскрик Стёпы, стон Лены и… тишина – оглохли от контузии.
Оказалось, их ударила фура, в которую влетел безбашенный стритрейсер! Болид – в крошево, фуру резко развернуло, в неё тут же врезалась вторая… Водитель первой при смерти, второму повезло – лёгкие травмы. А машину супругов фура зацепила хвостом; перевернуло несколько раз, опять поставило на колёса. Спасибо, не вспыхнуло сразу.
Набежали люди, вскрыли искорёженные двери, извлекли Лену.
– Не трогайте мужа! Там кость!.. – вопила непрестанно в беспамятстве.
«Скорая» пришла быстро, парня зафиксировали, вынули из салона – к её приезду мужики раскурочили крышу и двери; увезли в больницу вместе с женой. Вторая занялась другими пострадавшими и… телами. Вокруг съехались спецслужбы и полиция, начался опрос свидетелей.
Придя в себя, оправившись от шока, Лена осталась в больнице возле Стёпы.
Ему досталось: множественные переломы рёбер и конечностей, повреждённые внутренние органы. Самая тяжёлая травма – на левой ноге, которую едва сохранили! Теперь лежал весь загипсованный, забинтованный, а жена неотступно ухаживала и выхаживала, оказывая неоценимую помощь врачам и персоналу.
Но была ещё одна причина оставаться в больнице – Лёня. Тот самый водитель фуры, что получил несовместимые с жизнью травмы.
Когда прочитала имя и фамилию пострадавшего, едва сама не умерла! Это был её Лёнька Летов – первая и негасимая любовь! Вот и осталась рядом, надеясь на чудо.
Оно почти случилось: на сутки пришёл в себя, узнал её, слёзы потекли из глаз… Увы. Вскоре впал в кому и уже не вышел из неё.
Лена была рядом, когда на мониторе волнистые линии превратились в упрямые бездушные прямые, запищав криком ада.
– Примите наши соболезнования, Елена Михайловна, – врач сочувствующе пожал ей плечи.
Подошёл к аппарату и выключил, прервав навсегда звук и жизнь. Обратился к медсестре:
– Время смерти…
Лене разрешили быть рядом, когда сказала, что она – первая жена пострадавшего. Вторую не могли найти ни по одному адресу и телефону. То ли была в отъезде, то ли супруги поссорились. Поручили розыски местным органам полиции.
Так она и проходила два месяца из отделения травматологии в реанимацию.
К ней персонал привык, помогли достать соответствующее медицинское облачение, на что отвечала ощутимыми услугами: ухаживала за тяжёлыми и безнадёжными, следила за показателями мониторов, записывала в карточки. И была близко от Лёни. Очень.
Это позволило совершить то, ради чего осталась и впряглась в трудную лямку медсестры – находиться рядом с любимым. Тогда и получилось главное – украла его семя. И не раз. И применила по назначению. Всё получилось!
В тот день, 29-го апреля, когда врачи зафиксировали смерть Леонида, Лена поняла, что ждёт от него ребёнка. Его трагедия подарила ей дитя! Уходя, породил жизнь!
Спустя три месяца после той роковой аварии, супруги вернулись домой. Втроём.
Девушка ещё в больнице умудрялась дарить благоверному телесную радость, но думала, конечно, не о его чувствах, а о ребёнке. Ни у кого не должно было возникнуть ни малейшего подозрения, чьё это дитя! Даже у самого Стёпы. Ребёнок мужа. И точка. Потому дарила любовь и тело, думая о другом, которому не суждено было стать её суженым и отцом их детям. Не судьба.
– …Да, Ленок… – дождался, когда обернётся от раковины: мыла ягоды, – хотел спросить, да всё отвлекался на что-то…
Вытерла руки о полотенце, поставила вазочку со смородиной на стол, подала взбитые сливки.
– Я там, в больнице, странную вещь краем уха услышал…
С вожделением смешал в чашке ягоды с пеной сливок, пригубил, закрыл от наслаждения глаза. Опомнился, поймал терпеливый ожидающий взгляд жены.
– Что это за история с твоим «первым мужем»? Я у тебя первый! И мужчина тоже! – когда не отвела спокойного взора, но и не ответила, задумался, попытался найти объяснение сам. – Тебе не хотелось от меня отрываться – боялась потерять. Стала тому несчастному дальнобойщику помогать под видом жены – он-то безнадёжный, это разрешено. Я прав?
Тепло улыбнулась, подала горячий крепкий чёрный чай, положив три куска рафинада. Помешав своей ложкой, придвинула, так и не проронив ни слова. Хмыкнул довольно, ещё добавил себе ягод и сливок, ел с аппетитом и радостью: «Угадал!» Оценил подвиг и глубину милосердия.
– Ясно. Твоя мечта стать врачом не умерла. Понимаю. Ты у меня умница, и стала бы толковым медиком, – сник, погрустнел. – Чёртова нищета! Сколько надежд съела людских… Вот и ты не смогла поступить – денег таких отродясь не водилось.
– Больных заменили дети, – легко пожала плечами, отпила яблочный сок из высокого стеклянного стакана, наблюдая за игрой света в желтоватом прозрачном напитке. – Та же помощь и осознание, что растишь и спасаешь. Будущее для будущего.
– Согласен, Леночка. Только вот, тому бедолаге оно уже не светит. Судьба какая, а!.. Какие-то отморозки на дорогущей тачке оборвали разом и жизнь, и надежды, и само будущее. Кто знает, что у него дома? И кто? Может, там деток пяток?..
– Не успел. Жена где-то в командировке. Не нашли. Полиция будет выяснять, искать, заниматься вопросами погребения. Пока в нашем морге тело, – вскинула голову. – Стёпа, я оплатила три месяца холодильника и ванну с формалином. Ты не против?..
– Это меньшее, что мы могли сделать. Он же прикрыл своей фурой! Спас в буквальном смысле!
– Не знаю. Спросить бы у ДПСников… Есть связи?
– Нет. Попытаюсь у Вованыча выяснить… – не договорил, заметив, как резко побледнела жена. – Что?..
Кинулась в ванную, вскоре донеслись звуки нездоровья.
Когда вернулась донельзя позеленевшая и ослабевшая, замер от ужаса.
– Сотрясение сказывается? Врача?..
– Нет, родной. Это не от сотрясения, и не его последствия.
Рухнула на стул, запила мерзость во рту кипячёной водой. Выдохнула, прямо посмотрела в глаза.
– Я беременна.
– Срок?
– Больница.
Супруги замерли, воззрившись друг на друга.
Стёпа с трудом опомнился и… протянул руки. Подошла, опустилась на колени возле инвалидной коляски. Обнял с любовью, отдавая тепло сердца и души, любя безгранично!
– Спасибо, любимая! Ты не только тогда не позволила ни на миг усомниться, что остался прежним, в мужской силе, но и доказала это физически – наше дитя. Значит, мы оба здоровы! А беда лишь встряхнула наши организмы, что и дало возможность зачать.
– Может, встряхнуло лишь меня. Ты же отказался это проверить на других женщинах, – усмехнулась лукаво, погладила его смущённое лицо. – Мог бы уже иметь детей без врачебной помощи. Наверное, ты и не был болен.
– Коль никто до сего дня не заявил о моём отцовстве, значит, были проблемы с этим, – осёкся, прикусил язык, уткнулся в её плечо, пряча бурое лицо и грешные глаза. – Прости меня, Леночка.
– На здоровье! Но если ты прав, теперь не забывай о контрацептивах. Не принеси в подоле! – расхохоталась звонко, встала.
Стёпа поймал её щедрые руки и поцеловал в признательности. Ответила материнским поцелуем в макушку.
– Выздоравливай поскорее, муж мой. Теперь у нас полноценная семья.
. * Из стихотворения О. Поскрёбышева «Одиночество».
Март, 2017 г. Продолжение следует.
Фото из Интернета.
http://www.proza.ru/2017/03/27/2465